Михаил Бобров - Висенна. Времена надежды Страница 15

Игнат дернулся возразить: если бы по-настоящему хотел свою фирму, так никто не удержал бы. Но вот замечание насчет Иркиной родни — в десятку… Самый серьезный конкурент — тот же Кащей. У него сокровищница побольше Игнатовой будет. Крылов задумчиво опустил руки.

Сергей Павлович вскочил и прошелся по кухне:

— Знаешь, сын, я не буду врать, что тебе одному добра желаю. Мой резон — чтобы ты поскорее на самообеспечение перешел. Чтобы у меня денег не просил. Но ведь тебе в итоге окажется еще выгоднее, чем мне! Вот тот же Петр Кащенко…

— Я к нему ездил! — хмуро вставил Игнат. Папа только руками развел:

— Значит, и говорить ничего не надо!

— Родня у нее… Да… — не слушая, протянул студент. Сергей Павлович сказал с неожиданной злостью:

— Вообще я этих всех пиджачных не терплю. Начальство!

Игнат удивленно на него посмотрел.

— Их нельзя не уважать, — Крылов-старший криво улыбнулся:

— Мало дураков там, наверху. Зря Пелевин их всех тупыми уродами рисует. Уж ты мне поверь, я много с кем пил.

— Ты и Пелевина читал?! — изумился Игнат, забыв даже, с чего начался разговор.

Сергей Павлович пожал плечами:

— А что тут странного, сын? Читал. Не согласен. Очень он начальство примитивное изображает. Это скорее то, что Пелевин думает, чем истинное положение дел. Они народ хваткий и зубастый. Потому и наверху. Твоя будущая жена из этого круга; тебе, волей-неволей, придется соответствовать. Будешь ты опытным строителем, пусть и без диплома — тебе тесть скорее поможет свою фирму раскрутить, или там денег одолжит, чем обычной пустышке «только что из института» — набит общеизвестными истинами; «ум типовой, один килограмм»; зато самомнения выше крыши.

Притихший Игнат молчал за полупустым столом.

— А что, — выдавил он, наконец, — Эта твоя сибирская работа мои проблемы решит? А если Ирка найдется, что я ей скажу? Что не ждал, а за деньгами поехал?

— Если ты ее и правда искал, отец ей об этом расскажет. Он уже наверняка всех кавалеров оценил.

— И пиджаки они все носят классно, — невпопад добавил студент.

Видя его смятение, Крылов-старший придержал лошадей:

— Немедленного ответа никто не требует. Через месяц где-то этот мой друг будет проездом в Москве, там у нас встреча… Вот тогда и надо будет ответ. Насильно мил не будешь, а все же — думай, сын.

— А скажи, папа…

— Да?

— Вот как ты сам думаешь, она найдется?

Отец протянул руку: погладить по голове. Отдернул:

— Еще обидишься, не маленький… У меня как-то было, фундамент треснул. Проектировщики сразу открещиваться, мол у строителей бетон плохой, или они — то есть, мы — металл недоложили. А после расследования выяснилось, что конструктора сами виноваты. Чего-то там недоучли. Ну вот, пока это выяснялось, прошел месяц. И все это время я ходил и думал: посадят — не посадят?

— А потом?

— Как видишь, все хорошо кончилось.

Сергей Павлович опустился на стул и ушел в еду. Банка с огурцами, которую он же и принес, пустела на глазах. Быстро исчезал из плетенки хлеб. Игнат машинально собрал посуду, пустил воду и елозил мочалкой по фарфору. Вроде уж все сказано, обо всем подумано, что же ситуация никак не разрешается? Все слова, слова, все пошел-сказал-посмотрел-поговорил… И так нестерпимо захотелось ему хоть что-нибудь сделать; хоть тарелку разбить, или коня сорвать в галоп — как Люська сегодня.

Так ведь нет коня! Не тот мир, где проблемы решались молодецким ударом! Все со всем связано, тут наступи — там колокольчик зазвенит… Мой себе тарелку, мальчик. Найдут твою Иринку… или нет… а что ты можешь сделать? Тысячу тарелок разбей — не поможет. И друзья дело говорят, да и за советами отца стоит вся его жизнь, и ведь не просто так он с работой всплыл именно сегодня…

Домыл Игнат посуду, и одолело его страшное опустошение. Ни двигаться не хотелось, ни говорить. Отец почему-то не вмешивался: наверное, догадывался, что внутри Игната зреет ответ. Может быть, Крылов-старший был прав. Молча и угрюмо мылся Игнат в холодной ржавой ванне. Действительно, сюда жену привести — как? Ирка, пожалуй, привыкла к итальянской плитке, красивым коврикам… Уныло вернулся к кровати, разобрал постель, улегся. Скоро и как-то скучно заснул.

Думал Игнат, снова привидится ему что-нибудь из Иркиного мира. Например, узнает, чем там с военным лагерем кончилось. Но от судьбы не уйдешь: задаст задачу и не смей думать о постороннем. Ни сна, ни намека. Мигом пролетела ночь, а утро встало пустое и тяжелое: на сердце камень, в доме никого. Отец уехал, должно быть, еще вечером. В самом деле, к чему слова?… Студент сгреб сумку, подержал в руках. Отложил на диван — выпал диктофон с сегодняшней флешкой. Игнат вынул сотовик, начал набирать отцовский номер. Обратил внимание на часы: пожалуй, лучше из троллейбуса позвонить. Или вовсе пока не звонить? Время есть… То есть, отцу ответ еще не надо, а вот на учебу уже пора! Игнат прошел в прихожую, оставил сотовик на полочке под телефоном, сунул ноги в кроссовки, завернулся в куртку, схватился за ручку двери. Черт, сумку забыл! Там же и диктофон, и проездной, похоже — если в карманах пусто. Вернулся в зал, пожалел топтаться рифлеными подошвами по ковру, шагнул широко — и, должно быть, ковер скользнул на гладком паркете. Игнат опрокинулся на бок, затем на спину. Успел порадоваться, что сотовик не в кармане, потом грохнулся об пол и даже, кажется, сознание потерял, зарывшись в высокий ворс правым ухом.

Под ухом Игната привычно щекоталось что-то теплое и мягкое. Ковер в зале. Толстый ворс. Игнат вспомнил: он собирался ехать на первую пару, на гидравлику. Был одет и даже обут. Поэтому и не хотел следить по ковру рифлеными подошвами. Шагнул пошире, и, видимо, поскользнулся: ковер поехал по паркету. На ногах не устоял, приложило затылком об пол. И вот теперь он лежит… Глаза открывать Игнат не спешил. Ничего приятного его ждать не могло. Ехать в институт, сидеть на парах, чего-то слушать, ловить сочувственные и просто любопытные взгляды… Дуры вроде Светки, наверное, уже прикидывают, к кому Игнат теперь — после Ирины — клеиться будет… А ему теперь думать, думать, думать…

Крылов подобрал ноги. Всю жизнь под закрытыми веками прятаться не будешь. Выдохнул, оперся руками о землю, выпрямился — и остолбенел.

2. Чужая дорога. (3735, год Г-10)

Игнат сразу узнал это место. Два деревца у дороги, и тропинка от них — вверх по холму. Холм в точности такой, как во сне — округлый, под густой зеленой шапкой. Что-то не так? Да нет же, все совпадает! Даже цветные пятна на зелени те самые: вон справа ярко полыхает клен — они всегда первыми желтеют; а вон памятная береза подернулась золотом; а дубы, как им положено, еще зеленые… Игнат обернулся: так и есть. За спиной, километрах в четырех, исполинский темно-зеленый континент леса. А этот холмик с рощицей — прибрежный островок в необъятном травяном океане.