Татьяна Турве - Если ты индиго Страница 15

— О, вон твоя! — сообщил Эдик, будто Сергей сам не видел.

Тренировка была в самом разгаре. Ребята работали по парам, как обычно после разминки, но всё время косились на сцену — отвлекало это непрошенное женское общество конкретно. Девчонки веселились от души: то и дело перешептывались с глубокомысленным видом, вроде пара экспертов, и задумчиво друг другу кивали, поглядывая на кого-нибудь из парней. Скорей всего, обсуждают мелькающие то там, то сям босые пятки — вон как прыскают от смеха! (Разминающийся неподалеку от сцены Макс всю шею себе свернул, откровенно пялясь на этих балерин.)

Сергей внезапно заметил за собой, что судорожно поджимает пальцы на ногах, точно от холода, — а это еще что за идиотизм? Распрямляемся, плечи шире! По большому счету, ему наплевать, что они там говорят!.. Да только голова словно без его участия упрямо разворачивалась в одном и том же направлении: у Эльфа оказались красивые глаза и капризная ямочка на подбородке. Странно, ему всегда нравились высокие и чтоб с ногами от ушей, а эта маленькая. Сидит себе, улыбается, покачивая носком босоножки, и смотрит только на него… Или это просто кажется?

— Не зевай! — предупредил Эдик и нанес внушительный удар в корпус, прямо под солнечное сплетение. Сергей не успел закрыться и согнулся пополам, чертыхаясь сквозь зубы.

Янка поморщилась, словно от зубной боли: вот поэтому она терпеть не может все эти контактные виды спорта:

— Пошли! Мы на них плохо действуем.

Глава пятая. Мама

Понимание — всего лишь частный случай

непонимания.

(Козьма Прутков)

Кот, как полагается, встречал хозяйку у двери: танцевал на задних лапах, задушевно мяукал и вовсю размахивал хвостом. Соблюдая ежедневный приветственный ритуал, Яна подхватила его на руки:

— Гаврюха, привет!

Мама, судя по всему, давно ее караулила: выскочив из гостиной, даже не поздоровалась, а начала прямо с места в карьер:

— Почему ты не в художке?

— Я с аэробики. Я устала, — Янка с размаху плюхнулась на диван, не выпуская из рук кота, и по старой привычке подобрала ноги. "Значит, нормально переодеться не получится", — с каким-то вымученным олимпийским спокойствием заметила про себя. Только вот надолго ли его, спокойствия, хватит?..

Гаврюха ластился к ней по полной программе: игриво толкал ушастой головой, распушивал роскошный, похожий на трубу хвост, приглушенно мурлыкал и ворчал, напоминая по звучанию хорошо смазанный мотор. Явно выпрашивал свою колбасу. Как-то не укладывалось в голове, что всю эту богатейшую звуковую гамму издает один и — скажем прямо! — не таких уж гигантских габаритов кот. Вот голова у него большая, это да — широкая и лобастая, как у математического гения, этим он сильно отличается от остальных кошачьих сородичей. Но Янку это никогда не смущало, скорей наоборот, она еще с самого начала авторитетно всем заявила: "Широкий лоб — значит, умный, много мозгов."

И в самом деле, их Гаврюха по многим параметрам не вписывался в обычное определение "домашнего животного", аж никак! Уже не раз Яне казалось, что кот исподтишка за ними всеми наблюдает и складывает о каждом свое (причем далеко не всегда благосклонное!) мнение. Не зря ведь она пришла в неописуемый восторг от ловко подсунутой папой новой книжки, которая так и называлась: "Жизненная философия кота Мура". (Кажется, Гоффмана.) Книжный котяра там в строгом секрете от хозяина выучился читать и писать, чтоб на закате жизни накатать свои мемуары и издать их солидным тиражом. С тех пор Янку временами одолевали не очень умные мечты…

Гаврила появился у них прошлой осенью и с тех пор прочно влился в семейный быт (так бы ее мысль озвучила, наверное, мама). Подобрали его вместе с отцом в прямом смысле на помойке — впрочем, об этой пикантной подробности сразу же договорились перед мамой не упоминать. А то результат предвидеть несложно, угадываем с трех раз…

Дело было так: возвращались домой теплым безлунным вечером, над головой сгущались синие сумерки и ветер порывами доносил не слишком благовонное "амбрэ" из соседнего мусорного бака. И вдруг как раз из-за этой мусорки послышался отчаянный писк. Когда подошли поближе, прямо им под ноги выкатился крошечный котенок, больше похожий на комочек серого пуха, взъерошенный и перепуганный. (Яне показалось, что он еще и ходить не умеет, до того неуверенно покачивался на растопыренных для равновесия лапках. И еще стало страшно, что малышонка вот-вот подхватит встречный ураганистый ветер и унесет в неизвестном направлении, как девочку Элли из Канзаса…)

Недолго думая, Янка присела перед ним на корточки и котенок, должно быть, почувствовал, что сейчас решается его сиротская судьбина. С поразительной ловкостью вскарабкался по ней, как по дереву, оставляя следы затяжек на новом свитере, и крепко уселся на плече. Никакими силами не удавалось его отцепить, пищал обиженно с верхотуры, разевая крохотный рот с мелкими острыми зубками. А под конец перебрался на голову и пребольно вцепился в волосы, это вообще было что-то с чем-то!..

На Янкины отчаянные просьбы, не отличавшиеся особой оригинальностью — "Ну па-ап, ну давай заберем себе! Ну пожа-а-луйста!.." — отец не возражал. Только поставил одно-единственное условие, процитировал назидательным тоном из своей любимой "Агни-йоги": "Заводить домашнее животное можно лишь в том случае, если вы полностью уверены, что будете относиться к нему точно так же, как к любому другому члену семьи". Яна без раздумий согласилась: как показало время, это было совсем не трудно.

Зато мама, разумеется, закатила сцену — примерно такую же, как в "Простоквашино": "Ну что ж, выбирайте: или он, или я!" Хотя тогда им с папой было не до смеха: с огромным трудом пришли к мирному соглашению, что котенок останется пока что на неделю, вроде испытательного срока. Ну а там, как любят говорить у них в лицее, "будем посмотреть"… Особое подозрение у мамы вызывали Гаврюхины крупные уши, из-за них котофеус сильно смахивал на симпатичную летучую мышь. Но Янка и в этом усмотрела признак благородного происхождения (которого там и в помине не было, чего уж душой кривить! Как говорится, кот дворовый обыкновенный с элементами полосатости.).

В конце концов всё сложилось как нельзя лучше, даже мама со временем сильно к Гавриле привязалась, вот только звала его упорно Мурчиком. (У нее всегда так: сперва накричит, а потом накормит до отвала самым вкусным — видимо, для компенсации.) Однажды Яна застукала эту сладкую парочку на кухне: ее обычно такая практичная и рациональная мама скармливала Гаврюхе куски дорогущей сухой колбасы и горестно при том приговаривала: "Один ты меня понимаешь!.."