Владимир Аренев - Круги на Земле Страница 15

— Разпавядай, што з хворым, — приказал чужак.

— Нешта табе Юра не сказау? — это бабушка.

А вот снова незнакомец:

— Сказау. Але ж ты у нас чарауница, бачыш то, што иншыя не бачаць. Кажы.

— Сурочыли яго. Юра гаворыць, цыганка сурочыла. Я зняць не змагла, тольки на якись час. А цяпер хлопчыку так пахужэла, што баюся нават пачынаць штось рабиць.

— А дзе ж ты ранней была, кали яго да цябе прывезли? Тады б табе баяцца.

— Так вы нам поможете? — вмешался Юрий Николаевич. — Мальчику очень плохо, ему помощь нужна, и срочная.

Пауза. Как будто чужак долго и пристально разглядывает дядю Юру. Макс в это время вспомнил про невидимого наблюдателя, но сейчас, кажется, в комнате рядом с ним никого не было. «Ушел, наверное».

— Пагана, кажаш, хлопчыку? Чаго ж ранней мяне не пакликали? Не атвечай — сам ведаю. Баяцеся! Дарэмна. …А можа быць, што и не дарэмна. Гавары, як плациць збираешся?

— Что? — не понял Юрий Николаевич.

— Гэта у вас у горадзе медицына безкаштовная, — отрезал незнакомец. — Я ж, Карасек, патрэбую атплаты.

— Сколько? — сухо спросил Юрий Николаевич. — Или опять, сыграть?..

Чужак хмыкнул:

— Не грашыма, тольки не грашыма. Навошта мне твое грошы? И граць пакуль што не трэба, не памираю ж яшчэ.

— Что тогда — душу? — насмешливо поинтересовался дядя Юра.

— И не душу. Я прыйду, кали патребаватыму атплаты. И плациць будзе хлапчына.

И тут же, повышая голос, приказывая:

— Мавчы, Насця! Ты ведаешь, и я ведаю, што кроу моцная, магутная. Наследничак. ‚н усе адно не зможа атстараницца. Гэта немажлива. И ты ведаеш гэта. И я — ведаю. А цяпер вядзице да хворага.

Макс рассеянно подумал, что это они к нему собираются идти. И надо бы, наверное, испугаться.

Скрипнули, распахиваясь двери.

— Не запалюйце свитла, — предупредил незнакомец. — И выйдзице. Зачакайце там.

— Нет, — сказал дядя Юра. — Сначала я должен с ним поговорить. Мальчик ведь ничего не знает.

— Знае ен усе, — уверенно произнес незнакомец. — Прауда, хлапчына?

Но Максу было слишком тяжело выговаривать слова — поэтому он просто посмотрел в глаза Юрию Николаевичу и опустил веки, подтверждая: «Знаю». В самом деле, чего тут непонятного: чужака привели, чтобы он вылечил Макса. Ничего непонятно. Вот страшного…

— Хорошо, — произнес дядя Юра. — Тогда мы подождем в соседней комнате. Держись, козаче.

И они с бабушкой ушли, оставив мальчика наедине с незнакомцем.

Прежде всего Макс решил как следует разглядеть чужака. Перед ним стоял высокий худощавый старик, с длинной, до самого пояса, седой бородой, с волнистыми волосами, забранными на затылке в мощную косицу. Нос, похожий на клюв хищной птицы, нависал над тонкими губами, едва проступавшими сквозь густые усы и бороду. Глаза пришельца прятались в тени, так что их мальчик вообще не увидел.

Старик был одет в широкие штаны и обыкновенную тенниску, каковые продаются в любом городском или сельском магазине. Но при этом и тенниска, и штаны казались очень уместными на чужаке, — хотя, на первый взгляд, ему больше подошли бы холщовая рубаха и какие-нибудь серые шаровары.

Старик снял с плеча и положил на столик широкую сумку, похожую на почтальонскую; только Макс почему-то решил, что писем в ней нету, ни единого. Прислонив к изножью кровати высокий посох с крюком на конце, лекарь («Он ведь наверняка лекарь…») стал рыться в сумке, что-то разыскивая. Сухощавые, но могучие руки сновали под материей двумя диковинными тварями; старик неразборчиво бормотал себе под нос какие-то фразы, похоже, рифмованные — уж во всяком случае, ритмические. При этом еще с первых минут появления незнакомца в комнату проник целый букет странных запахов, принесенных, видимо, именно угрюмым посетителем. Прежде всего пахло сушеными травами — полынью, чебрецом, крапивой и даже, кажется, одуванчиками; но кроме этих запахов, был еще один, не такой сильный и не так просто узнаваемый, но не менее живучий. Поначалу Макс никак не мог вспомнить, что же это за дух такой; потом догадался. Подобным образом пахло в зоопарке, у клеток с мелкими хищными зверьми.

Впрочем, и наблюдал, и размышлял мальчик до крайности отстраненно и бесстрастно, как будто к нему происходящее не имело никакого отношения. И даже когда старик, резко повернувшись к кровати, стянул с Макса одеяло, тот ни капельки не испугался. К этому времени лекарь установил на столе и зажег толстую желтую свечу; там же разложил какие-то вещички: пучки разных трав и тому подобное. Теперь, вытащив из-за пазухи и снявши через голову большой деревянный крест, старик начал читать молитву, одновременно крестя мальчика. Завершив эту процедуру, лекарь взял в руки березовый веник и велел Максу раздеться. Когда же оказалось, что тот не в состоянии даже шевельнуться, старик позвал бабушку Настю, и вдвоем они сноровисто раздели мальчика. Свежий воздух охладил его тело; Макс задрожал, хотя в комнате, в общем-то, было тепло. А лекарь уже охаживал его веничком — охаживал от всей души, так что мальчик через пару минут согрелся. Правда, слабость осталась.

Наконец старик унялся — то ли утомился хлестать, то ли решил, что сделано достаточно. Он велел мальчику укладываться обратно в постель и заботливо укутал его одеялом. Но на этом действо не закончилось. Только Макс замер на абсолютно выстывшей за время «лечения» простыне, пытаясь снова нагреть ее, только расслабился, как на лоб ему легла увесистая старческая ладонь. Вторая рука травника, с зажатым в кулаке крестом, вознеслась к небесам (вернее, к дощатому потолку комнаты); и неожиданно ровным громовым голосом старик заговорил, произнося, не молитву, но нечто, очень на нее похожее.

«А вообще, почему не молитву? Он ведь к Богу обращается, — сонно подумал Макс. — Значит, молится».

Лекарь и впрямь взывал к «силам нябесным ды Госпаду нашэму всядзержицелю», заклиная их очистить «хлапчыну гэтага, сына Божага, ад зглазу, ад порчы, ад нядобрай чужой власци, абы згинули яны без залишкау ды николы не павярнулися». Самое удивительное, что Макс и впрямь почувствовал что-то такое — он и сам бы не смог объяснить, что именно. Как будто хлынула в него через ладонь старца огненная река, выжигая в теле те места, где гнездились боль и слабость — а потом ринулась прочь. В следующий момент мальчика затрясло, точно как в тех американских мультиках, где персонаж прикасается к оголенным электрическим проводам. Он пытался унять дрожь, до боли стискивал зубы, но не хватало сил даже на это. Все тело покрылось холодным потом — но — ура! — кажется, снова начало повиноваться (вернее, появилась такая возможность, а вот мочи пока не было).

Старик несколько минут внимательно наблюдал за Максом. Потом кивнул, будто в чем-то убедился, и принялся неторопливо складывать свое добро обратно в почтальонскую сумку.