Вячеслав Седов - Ловчие удачи Страница 15

Позднее это печально событие помогло выжить нескольким племенам кентавров, когда восемь народов принялись делить меж собой обширные материковые земли. Некоторые хронисты придавали этому извержению невиданной силы даже благостное значение для кентавров. Швигебург покарал их за дикие и жестокие обычаи, но и даровал естественную резервацию, и редкую возможность начать все сначала.

Вулкан принял народы с Островов Восьми и, успокоившись, больше не тревожил новых обитателей, что поселились у его подножия. Вскоре Швигебург принялись обживать гномы, которые и дали ему такое название. Но, словно наперекор этой покорности своего младшего брата, старший, Фойервельт, наоборот показал весь свой необузданный нрав. Отделившись от Материка сильнейшим извержением, он уничтожил под корень всех орков, забрав себе небольшую вотчину, остров Отчаяния, безжизненный клочок земли посреди моря. Там его хозяин продолжал обрушивать гнев на любого, кто смел устроить поблизости свое жилище, не разбирая изгнанник то был, или завоеватель. Смилостивившись лишь для племени человекоящеров, джарров, которые поклонялись ему и по сей день, Фойервельт позволил основать единственный город на побережье своих владений — Тар'Джар.

Скиера слышала много историй о Швигебурге, «Молчаливом Замке» хранителя и прародителя гномов — Основателя, и теперь в восхищении стояла у подножия.

Скала была обработана от ворот вверх на несколько десятков футов, представляя из себя сплошное нагромождение различных геометрических фигур, сходящихся острыми углами и прямыми линиями, без намека на плавный изгиб. Далее подобные элементы встречались все реже. Только если это оказывалась выступающая на большой высоте часть жилища. А так, рядом с небольшими круглыми окошками, в обточенных каменных рамах, и квадратными, торчащими тут и там трубами печных и вентиляционных шахт, на грубых скальных выступах редко, но все же гнездились птицы. В солнечную погоду они выпархивали из гнезд, поднимались к самой вершине и там парили над жерлом вулкана.

Там, высоко-высоко, Швигебург венчала «корона» из башен, равноудаленных друг от друга. То были «Высокие Шпили» — место, где жили главы совета кланов и магистры искусств механики, алхимии и кузнечного дела. Когда-то там же обитал и Бергзальц — единственный гном-архимаг, глава ордена Стихии Земли. Но, с тех пор, как последний из Xenos убил его, появилась единственная башня, что никогда больше не обретет нового хозяина. Гномы отказались от магии в эпоху Сокрушения Идолов, увидев, сколько несчастий способно принести это, по их меркам, весьма сомнительное могущество…

После долгих препирательств со стражами ворот, за время которых Карнаж успел продрогнуть до костей, их пропустили.

Филин, не проронив ни слова, уверенно повел спутников вглубь тоннеля.

— Спустимся к подземным «дорогам» через одно потайное местечко, — наконец сказал дуэргар, когда они приблизились к небольшой двери, являвшейся ни чем иным, как черным ходом из кабака, — Не стоит, судя по тому, как нас сегодня приняли, рассчитывать на особую благосклонность закона.

— Хм, кабак «У сварливой гарпии», как всегда? — уточнил Феникс, уверенный, впрочем, что за время его отсутствия мало что могло измениться.

— Он самый, — кивнул Филин.

Скиера, исходя из сказанного, пребывала теперь в полной уверенности, что оба ее провожатых оказывались даже больше, чем просто коллеги.

Раньше существовало несколько типов «ловцов удачи». Первые — это те, кто рисковал собственной шеей и лез во всякие переделки с целью разжиться за счет поручений различного рода у магов, или просто у тех, кто мог себе подобное позволить. Вторые занимались обеспечением первых всем необходимым, от снаряжения до информации. «Поручениями» являлись заказы на доставку редких реагентов, артефактов и прочего магически-алхимического барахла, которого на Материке скрывалось в тайниках, пряталось в склепах и закапывалось в лесах столько, что это становилось весьма прибыльным и стабильным заработком. После становления магии настолько доступной, многие приступили к ее серьезному изучению, но, без определенного инвентаря, «глубокое погружение» в предмет изысканий считалось невозможным.

С недавних пор «ловцы удачи» предпочитали заниматься своими делами каждый в одиночку, сохраняя лишь положение о взаимовыручке и честности с заказчиками. Поэтому Феникс и Филин являлись двумя, возможно, последними из красочных представителей обоих типов. Первый странствовал и добывал, а второй разгребал и улаживал проблемы вызванные действиями первого. На такую деятельность зачастую косо смотрел закон, не говоря уже об официальных кодексах немногих уцелевших и не популярных нынче школ высокой магии, но бывших от того не менее влиятельными. Пусть и не на столько, как легендарный Совет Восьми?.

Дуэргар вел их туда, где располагалось пристанище для «ловцов удачи» и прочих, кого жизнь поставила перед выбором: жить в риске или сдохнуть в бедности. И многие оказались не робкого десятка: браконьеры, фальшивомонетчики, иллюзионисты, просто мошенники и даже воры из местной гильдии. Ошибочно полагал тот, кто считал, что мастера плаща и кинжала — лишь наемные убийцы и шпионы. В кабаке «У сварливой гарпии» так называли всех, кого укрывал от ненужных взглядов плащ, а жизнь и кошелек стерег верный клинок у пояса, да сточенный нож за голенищем старого сапога.

— Карнаж, ты предупредил свою спутницу, что там, куда мы идем, ей может не понравиться? — бросил через плечо Филин.

— А что такого может быть в простом кабаке, что, вы думаете, мне не понравится?! — не дав красноволосому ответить, спросила полуэльфка, знаменуя тем самым, что способна дельные советы быстро мотать на ус, пусть даже она женщина и усов у нее отродясь не было.

— Скажем так, не сам кабак, а публика в нем, — уточнил Феникс, — Если тебе не понравилось в порту, то здесь не лучше.

Едва он успел это сказать, как до них долетели чьи-то крики, и впереди послышался торопливый топот ног.

— Скорее, тащите его сюда! — голос показался Карнажу знакомым.

Из темноты тоннеля появились несколько фигур, две из которых несли на руках стонущего темного эльфа. Страдальца опустили на мостовую, прислонив спиной к стене.

Карнаж и Филин подошли ближе. У бедняги на животе красовалась приметная рваная рана, явно оставленная одним из тех милых образчиков кузнечного искусства, о которых ходила слава по всему Материку — сильванийским кинжалом.

— Феникс!? — изумился один из приятелей, когда поднял склоненную над раненым голову, — Ты же умер!?