Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом Страница 15

— А почему я ничего не ощущал, когда она меня…? — договаривать я не стал. Вернее не смог. Голос жалобно задрожал. Как у двоечника перед отцовским ремнем.

— Жрицы употребляют отвар смеси горного мака, корневищ речного плывуна и особой травы, выращиваемой орденом в строжайшем секрете от остального мира. Отвар служит для быстрого восстановления утраченных сил, стимуляции умственной и сердечной деятельности и для повышения выносливости. Одно из побочных действий зелья жриц, снижение болевой чувствительности. Не зря же они пьют его перед дальними походами и перед боем. Очевидно, и вам дали выпить отвара, перед тем как….

— Да, да, да! Припоминаю! — перебил я врачевателя, хотя ничего в действительности не припоминал. Я трусил как последняя каналья и даже не пытался сокрыть этого постыдного факта. Постыдного для героя. А герой хотел одного, что бы грубые руки лекаря, сжимавшие хирургическую снасть, убрались подальше от пожеванной плоти, всякое прикосновение к которой вызывало сердечный спазм.

Должно быть, у меня назревал истерический срыв. Ни с того, ни с сего я мысленно пропел.

Она жует свой Орбит без сахара…! Она жует свой Орбит без сахара*

Мне привиделась оскаленная пасть в алой мазне помады и огромная пачка жевательной резинки в форме джинсов с ремнем в поясе. Волосатая лапища с накрашенными битумом когтями вспарывает молнию гульфика и выковыривает дольку из упаковки и кладет на желтый клык.

Она жует свой Орбит без сахара…! Она ЖУЕТ…!

Странно, но мне полегчало. Как висельнику, которому пришел отказ в прошении о помиловании. Грядущие события представлялись фундаментальной неизменностью. Изменить их не в людской власти. Остается только принять, выступая безмолвным зрителем.

Операция спасения отняла час. По истечению времени, мэтр убрал секатор на место и оценил качество работы. "Гренадер" выглядел не ахти, но гораздо лучше, чем до вмешательства здешней службы,03". Лохмотья кожи убраны, серьезные порывы сшиты шелковинками.

Завершая экзекуцию, мэтр Грико достал темного стекла чекушку.

— И много этих жриц, — выпалил я, извиваясь ужом. Старикан полил на раны голимым йодом пополам с расплавленным оловом.

— Орден достаточно велик и разделен на три составляющих, — лекарь для пущей эффективности лечения сыпанул на "гренадера" соли. — Низшая ступень, Плакальщицы, несут внутреннюю службу при храмах и монастырях, выступают как эскорт у патриархов. Плакальщицами их зовут за татуировку в виде золотистой слезки. Несмотря на прозвание, плаксивостью и жалостью они отнюдь не отличаются. И не моргнув глазом, перережут горло всякому преступившему им путь. Далее идут Скорбящие, самая многочисленная из ступеней ордена. Их отличие — на лбу татуированные морщинки. Они исполняют роль ударной гвардии. Думается, не их бы помощь, варвары из Земель Порока давно бы сожгли и вытоптали империю. Высшей ступенью в ордене считаются — Мстящие. Эдакая тайная сила. Их атрибут, татуировка серебристого клинка на ушной раковине правого уха. Чем занимаются они лучше не допытываться. Ходят слухи о существовании в ордене особой ступени — Судящих, не подвластных даже Верховому патриарху. Но сами понимаете говорить о слухах все равно, что самому их придумывать.

Дослушав лекаря, я глянул на Маршалси. Мой испепеляющий взор, по накалу вложенных чувств не уступал революционному бешенству трибунала В.Ч.К.

— Мог бы и предупредить.

— Я пытался, — парировал "наезд" идальго с уверенностью человека до конца, выполнившего дружеский долг.

Его ответ меня не устроил и я, было, раскрыл рот для дальнейших нападок, но за Маршалси вступился лекарь.

— Вы очевидно не уяснили. Власть жриц всеобъемлюща и непререкаема. А суд за неподчинение скор!

— Точно! — поддакнул Маршалси. — Эти стервы сразу хватаются за мечи. Сам свидетель как одна стервища в мгновение ока отправила к праотцам целый гвардейский караул. Знаете за что? Бравые ребята во время Комплеты собирались пользовать шлюх в портике Соренского аббатства, — идальго сыпанул парочку скромных богохульств и продолжил говорить уже применительно к нашему случаю. — Да только за попытку тебя удержать, жрица могла не полениться вывернуть харчевню наизнанку.

— Молодой человек, — вторил лекарь Маршалси. — Поймите и усвойте, от жриц лучше держатся подальше. А коли судьба столкнет с ними лицом к лицу, беспрекословно выполняйте их поручения. Себе же во благо.

— Как нынче, — не удержавшись, хихикнул Маршалси из-за спины мэтра Грико. Тот утвердительно закивал головой, не находя ничего предосудительного в моей ситуации.

Я скорчил презрительную мину и отвернулся в сторону.

Лекарь, получив причитающуюся мзду, удалился, пообещав заглянуть денька через два. Когда дверь за стариком закрылась, Маршалси прошелся по комнате из угла в угол. Я догадался, его снедает любопытство.

— И какой масти твоя подружка? — спросил идальго, останавливаясь у двери и прислушиваясь к коридорным звукам.

— В смысле? — непонимающе уточнил я.

— Ты же слушал старого умника! Плакальщица, Скорбящая, Мстящая?

Я напряг память, вспоминая указанные лекарем приметы. Наскоком ничего не получилось. В голове, что в демонстрационном зале лишь быстро менялись слайды иллюстраций к мировому бестселлеру Кама Сутра, с моим непосредственным участием. В качестве партнерш травмированная психика подсовывала Клаудию Шифер, Помелу Андерсен, Чочолину и прочих симпатичных представительниц противоположного пола. Калейдоскоп из ляжек, сисек и попок мешал сосредоточиться. Образ жрицы если и прорывался на передний план, то ненадолго и виделся расплывчато, без интересующих подробностей.

— Не припомню, — честно сознался я не в состоянии одолеть наваждение.

— Вот те раз! Как так? Пошевели мозгами, — настаивал Маршалси. В его голосе проскользнула смешинка.

— Не помню, — обиделся я. Человека чуть евнухом не сделали, а ему хи-хи ха-ха!

— Постарайся, — не отставал идальго.

— Какая разница, — отмахнулся я от него. — Было, да прошло.

— Какая разница? — подивился моему непониманию Маршалси. — На моей памяти ты первый еретик, попавший в руки жрицы Кабиры и уцелевший.

— Ничего себе уцелевший, — возмутился я до глубины души. В прочем мое возмущение ему было не понять. За то, каково мне, бывшему герою?