Дмитрий Минаев - Маленькая Миледи (СИ) Страница 15

А ты в церкви когда был последний раз?

Честно говоря — не помню. Давно. Ещё вместе с бабушкой.

О-о-о, тут за Олу остаётся только порадоваться.

Ты лучше продолжай.

Мы встали на колени и возблагодарили господа. Я своим звонким детским голосом, Фрида над ухом вполголоса бубнила то же самое. А патер Фергюс? Трудно сказать. Сначала, прикрыв глаза, он беззвучно шевелил губами, потом и это перестал. Спал он так, стоя, или медитировал? А, может, он своей душой был рядом с Создателем? Ола в это верила, а вот я — не очень.

Как бы то ни было, мы с Фидой честно прочли, почти без запинки, «Благодарствие за выздоровление» и «Славься…». В заключение обе, почти синхронно, осенили себя «кругом жизни», быстро прочертив его направленной к себе ладонью напротив середины груди. Наставница подняла с пола и поставила на алтарь миску, сняв сверху тарелку, что накрывало содержимое вместо крышки. О-о, внутри лежал такой же «цыплёнок табака», каким недавно кормили меня. Вынырнувший из-за наших спин Фергюс быстро разделал его на несколько частей и окропил вином — символической кровью. Раз она пролилась — жертва принесена. Остатки «крови» из глиняного стакана патер тут же употребил вовнутрь. Правильно, не пропадать же добру.

— Всё? — хекнув и вытерев рот тыльной стороной ладони, спросил он.

— А занятия? — нахмурилась Фида.

— Присаживайтесь, — указал он рукой на ближайшую табуретку.

Наставница подвинула её ближе к столу, положила обе подушки, свою — подниз, мою — сверху, и взгромоздила на них меня. И правильно, без этой «пирамиды Хеопса» над столом бы торчал только мой нос, а так можно было хоть локти положить, чтоб не свалиться вбок.

— Занимайтесь, нэдина, а я пойду, — Фида пригладила рукой мои волосы и отправилась по своим делам.

А где же мой учитель? Я оглянулась. Оказывается, патер не терял времени даром, выудив откуда-то две небольшие тарелки. На одну измельчил немного мяса пичуги, на другую бросил остаток крылышка вместе с рёбрами и хребтом. Остальные три четверти тушки оставшиеся в миске поставил на стол. Отрезал кусок хлеба, накрошил и перемешал с мясными кусочками. Почему я раньше не обращала внимания на этот ритуал? Наверно само нахождение в храме, пусть и таком маленьком, навевало некую торжественность и отвлекало от постороннего. К тому же авторитет священника, кто я, чтобы за ним следить. Да и могла ли богобоязненная маленькая девочка заподозрить его в неких мелких хитростях.

— Та-ак, — протянул Фергюс, выставив тарелки за дверь и вернувшись к столу, — начнём, пожалуй.

— А куда это вы унесли жертвенное мясо?

— Тварям божьим, не самому же Создателю за ним приходить, — назидательно сообщил патер, вытирая руки о видавшее виды полотенце, которому давно пора было отдать в стирку.

Частичка Олы порывалась спросить, кому из божьих созданий достанется остаток пичуги, но я приструнила её порыв. Судя по упитанной фигуре священника, это и так было ясно.

— Давайте, нэдина, повторим прошлый урок, — отец Фергюс положил на стол «Деяния Создателя» — местный аналог библии, раскрыв его где-то посередине. Книга была старой, с пожелтевшими страницами, написанными от руки. Каждая глава начиналась с большой заглавной буквы, на фоне иллюстрации, соответствующей ходу повествования. На Земле такой красоты и в старинных летописях нельзя было встретить.

Ты забыла бумагу. Она была плотной, очень хорошего качества. Не то, что её жалкая копия, на которой была накарябана схема каралара.

Но главное, что страницы были убористо испещрены множеством совершенно неизвестных мне значков. Пришлось в спешном темпе мобилизовывать память девочки, которая хоть немного разбиралась в этой клинописи.

Вообще-то это были руны.

Да хоть иероглифы. Легче мне от этого не было. К счастью, Ола оказалась прилежной ученицей, добросовестно их выучившей. Осталось чуть поднапрячься, чтобы распознать текст и сложить отдельные знаки в слова и предложения. Сначала медленно и неуверенно, а потом всё лучше и лучше дело пошло.

— Что? — прервав меня, переспросил Фергюс, — Какой ещё «калам»? Лесной кот? Откуда он там взялся?

Я с трудом развернула толстенную книгу и указала пальцем на руну.

— Хм-м, — хмыкнул священник, почесав рукой затылок. Поскрёб руну ногтем, ничего не изменилось, — Сейчас исправим, — он взялся за нож, аккуратно подчистив ненужную завитушку.

Теперь место «кота» заняло «копыто» — рооб. В результате главный герой смог благополучно уснуть под цокот копыт, а не вой диких котов.

Осталось за него только порадоваться.

— Молодец, нэдина, — похвалил меня патер, — теперь давайте займёмся письмом.

Никаких письменных принадлежностей в наличии не было, так что мы, не мудрствуя лукаво, вышли во двор. Фергюс прихватил с собой табуретку, а я села на небольшой чурбачок, положив на него сверху подушку. «Писчей бумагой» нам служила утоптанная земля, а «стилом» — прут. Что-то он мне смутно напоминал. Тонкий, гибкий, крепкий. Неужели это розга? Что ж, весьма символично.

Ученье — свет, а неучёных — по заднице, чтоб мозги прояснились.

Ну не у всех они там. Хи-хи-хи.

Кто бы говорил.

Отец Фергюс произносил какую-нибудь незатейливую фразу вроде: «Мюсси прибежала есть мясо» или «птички прилетели клевать крошки».

Так патер комментировал пришествие божьих тварей, почуявших бесплатное угощение. Мюсси, например, была вильей — юрким зверьком, наподобие ласки. Ей «по должности» полагалось, не жрать мясо на халяву, а замещать обязанности кошки, гоняя местных шуг — грызунов, чуть поменьше крысы с покрытым короткой шерстью хвостом.

В общем, Фергюс, как акын (что вижу — то пою), слагал предложения, я их старательно записывала, он проверял, не находя ошибок, хвалил, и всё начиналось по-новой. Единственное, что писала я медленно. Тут главное — опыт, а его было маловато.

— Отлично, нэдина, давайте перейдём к счислению. Пишите: к двадцати трём прибавить пятнадцать.

Я старательно вывела все «крестики-нолики», вместе с итогом «тридцать восемь».

— Готово.

— Так быстро?!

Действительно, что-то я тогда раздухарился. Ещё один пример, решённый с такой же скоростью, и Фергюс убедился бы, что я такой же дока в математике, как д'Артаньян, который, если верить Александру Дюма, считал, как Архимед.

Ты меня переби-ил.

Больше не буду. Рассказывай сама.

Пока патер был в ступоре, надо было придумать, как вывернуться из щекотливой ситуации. И возможность нашлась.

— Отец Фергюс, я хотела спросить, — захлопала я невинными глазками, — а вот купцы, они считают как-то по-другому?