Наталья Резанова - Дети луны Страница 15

— Обыскать все кругом, — произнес Визе устало. Он сказал это скорее по привычке, и пока воины прочесывали ближайшие заросли, продолжал разглядывать стрелу. И младенцу ясно, что ее воткнули в землю не просто так. Визе кое-что слышал о лесных обычаях и о тайном языке здешних обитателей. Сломанная стрела — это он знал точно — означала предложение мира.

Отозвав людей, он приказал располагаться на ночлег. На сей раз — еще более по-походному, чем предыдущей ночью. Шатер не раскладывали, тем паче что жара продолжала держаться. Развели костер. После ужина, проверив стражу, Визе улегся спать. Невдалеке журчал ручей. Постанывали ночные птицы. Обычные разговоры уже иссякли, и ночь склонялась к середине, когда тишину прорезал тоскливый волчий вой. Он прозвучал вдали, но так, что его пронзительные переливы услышали. Кони рванулись с привязи, били копытами, храпя, кое-кто из конюхов бросился их удерживать, остальные вскакивали, пытаясь понять причину замешательства, а вой все звенел, постепенно отдаляясь, и, дойдя до самой высокой ноты, оборвался и смолк.

Визе тоже приподнял голову, стряхивая сон. Один из его телохранителей сидел, все еще прислушиваясь.

— Ни разу, истинный крест, не слыхал, чтоб они летом так выли.

— Он здесь, — сказал Визе.

— Кто? — отец Рональд повернулся в его сторону. Визе не дал себе труда ответить. Он вновь был бодр после краткого отдыха, и голова ясна, как никогда. Человек с волчьей головой? Нет, скорее волк с человечьей. И внятно было его немое обращение. Поверженный штандарт говорил: «Я твой враг», сломанная стрела — «Но я ищу с тобой мира». И вот теперь он напоминал. «Я здесь, я рядом, я жду твоего ответа». И он был один, этот человек, бродящий вокруг стоянки по темному лесу, несомненно, один, иначе ему не удавалось бы так легко скрываться. Одному легче спрятаться, нежели многим. Итак, посланец. Посланец врага. Что ж, врагов и у ордена, и у комтура Визе достаточно. Но кто из них может желать с ним союза? Граф Лонгин? Вельф Аскел? Может быть, сам король? Или принц Филипп — говорят, у него в последнее время нелады с отцом… Короля, пожалуй, следует сразу же исключить — к чему ему эта комедия, хотя, как всем известно, старый негодяй любит посмеяться… Но он сам себе голова, а тот, кто послал этого невидимку, вынужден скрывать свои намерения… И вряд ли это Аскел — тот всегда лезет напролом, полагаясь только на свой меч, переговоры — не его стихия. К тому же давно известна ненависть Аскела к нему, Визе. Однако желание выгоды способно пересилить любую ненависть… Он размышлял, еще кривя душой — вот еще забота разгадывать загадки, неведомо кем заданные, и все-таки ему правилось, как это было задумано: дурные знамения, крест на тропе, волчий вой — то, что устрашило бы глупца, но оказалось понятно умному и знающему, а за этим уже шел по пятам азарт старого охотника.

Он взглянул на небо, начинающее светлеть. «А что, все это — ловушка?» — подумалось ему.

Ловушка?

— Ильмер, — негромко сказал Визе. Телохранитель тут же встрепенулся. — Оседлай коня и следуй за мной.

Вслед им, не мигая, смотрел отец Рональд. Потом вздохнул и улегся.

Они тихо прошли мимо ворочавшихся на земле людей. Ильмер вел коня в поводу. Визе прислушивался, вспоминал. Часовой, узнав их, что-то пробурчал в знак того, что не спит, и не тронулся с места.

Миновав густой орешник, они очутились у ручья. И цепкий глаз Визе сразу приметил то, на что иному понадобился бы час — следы. Они отчетливо выделялись на сыром песке между зарослями и водой. Не просто следы. Ровно посредине песчаной полосы. Начинаются и обрываются неожиданно. И трава не смята. Но Визе, надо отдать ему честь, сразу понял, в чем дело. Он — чужой — спрыгнул вон с того дерева. Сделал несколько шагов, подтянулся на ветку и удалился, перебираясь с дерева на дерево — они здесь одно к одному. Опять какие-то уловки? Или просто хотел показать, что он один? Потому что следы оставлены намеренно.

Следы были рядом — небольшие и темные. Визе перешел ручей, перечеркнув своими сапогами цепочку старых следов. Ильмер ступал за ним. Визе не двигался, ожидая. Но лес молчал. Может быть, чужак стоит там, в чаще, и тоже ждет? Или ушел, потеряв надежду на встречу? Завыл бы он, что ли… Нет — опять всех разбудит. А это ему ни к чему.

Собственно, какой ловушки ждать? Он вооружен. Под одеждой кольчуга. И конь при нем, а у седла — боевой топор. И светает. Даже если он ушел, то следы он в состоянии оставлять. И ступни у него без копыт.

— Коня.

Ильмер помог ему сесть в седло.

— Теперь ступай. Я иду на охоту.

С тем и отправился на поиски. Ехал медленно, но сам он был напряжен до предела. Не замечая ничего достойного внимания, Визе уверился, что неизвестный, не дождавшись его, скрылся, и продолжал искать его отчасти из того же азарта, отчасти из нежелания отступать. И, кроме того, у него нет времени ждать, он хотел разрешить все разом.

Машинально сжимая рукоять меча, он нагибался в седле. Если бы можно было разобрать следы — уж эти-то он хорошо запомнил! Но было еще недостаточно светло, и трава под деревьями не росла, а на палой листве трудно что-либо заметить, когда не было дождя. А его не было. Сильнее, чем когда-либо, Визе пожалел об отосланных собаках, хотя в прошлый раз собаки ему не помогли.

Проклятье! Кажется, он заблудился. Ну, дорогу назад он найдет… Но неужели поворачивать?

В это мгновение ему показалось, что между деревьями что-то мелькнуло. Может быть, просто глаза устали? Нет. Снова. Это явно человек. Но скрылся слишком быстро, чтоб его можно было рассмотреть.

Визе хлестнул коня, понимая, что это бесполезно — чаща была слишком густа. Он спрыгнул на землю, крикнув:

— Эй, ты, остановись! Стой, тебе говорят! — и поскольку тот больше не показывался, зашагал вперед. Зря он, что ли, сюда добирался? Споткнулся. Выругался. Успел почувствовать, как дохнуло свежестью — снова река! И тут он его увидел.

У старого платана, заложив руки за спину, стоял невысокий юноша. Он молча глядел на Визе, и на лице его застыла неподвижная улыбка. И чем ближе комтур подходил к нему, тем сильнее ему казалось, что это лицо он уже когда-то видел. Да! Видел! Он никогда не забывал ни одного встреченного человека, уж такое свойство было у его памяти. А с этим лицом в его памяти связывалось нечто неприятное. Обидное. Солнце стояло уже достаточно высоко, и Визе мог хорошо его рассмотреть. Тогда его смуглое лицо было бледным, и в рыжих волосах не заметно седины, но стоял он так же, глядя на комтура в упор пронзительно карими глазами. Он вспомнил! В ту ночь казнили конокрада, и рыжий парень с ободранными в кровь руками назвался конюхом брата Альбрехта. Горели факелы, галдела солдатня, а из толпы на него смотрели из-под рыжих косм эти самые глаза. Брата Альбрехта Визе увидел только через сутки и, по всегдашней подозрительности, спросил его о рыжем конюхе. Тот ответил, что не помнит такого, верно, комтур ослышался, а впрочем, черт его знает, может, и есть рыжий, станет он себе голову забивать… А потом из-под Вильмана явилась аскеловская конница, и брат Альбрехт был убит. А рыжий — теперь уже сивый — был лазутчиком и стал наемным убийцей. Он хитер — этого у него не отнять, но он не мог предвидеть, что Визе запомнит его в лицо.