Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда... Страница 15

Я хорошо помнил, что мастер Фродо Бэггинс сумел отрубить умертвию руку. Повторять его подвиг мне не хотелось, но сдаваться просто так, если мертвец вдруг начнёт шевелиться, я тоже не собирался. Меч рыжеволосого скелета явно для меня не годился, я его с места-то едва сдвинул. О секире и говорить не приходилось, её я даже не трогал. Пришлось засунуть страх подальше и залезть под саван. Под саваном обнаружилась длиннющая, скелету до самых пяток, кольчуга, почему-то ржавчиной совсем не тронутая, великое множество золотых безделушек и полуторафутовый клинок в ножнах. Ножны развалились сразу, от одного прикосновения, и в моих руках оказался тяжёлый острый кинжал. Для меня – меч. Он приятно отяжелял руку и бронзовой рукоятью холодил ладонь. При взмахе меч тонко посвистывал, и, казалось, что в затхлом воздухе от него разлетаются крохотные оранжевые искорки.

Просто удивительно, насколько по-другому начинаешь себя чувствовать, когда руки держат тяжёлый боевой клинок. Найдётся ли мужчина, который, прикоснувшись к оружию, не ощутил бы, как иначе стало биться сердце, и по-иному потекла в жилах кровь? Хоббиты – мирный народ. Если и есть у нас какое оружие, так разве что охотничьи луки. Иные, более рослые народы, могут и посмеяться над его «детскими» размерами, коротенькими стрелами и способностью стрелять всего на пятьдесят шагов. Но что нам до того? Хоббит может подкрасться к оленю на длину его прыжка и всадить стрелу точно в выбранное пятнышко на оленьей шкуре. Нам наши луки – в самый раз. Другого же оружия, того, что носят на войну, в наших краях не встретишь. Когда приходит беда, хоббиты берутся за те же луки; лесорубные, на топорищах едва ли не в рост, топоры; вилы; цепы и иное, что есть под рукой.

Меч – совсем другое дело. Мечом не рубят дрова и с ним не ходят на охоту. Смешно и представить, чтобы мечом ковыряли навоз или косили пшеницу с ячменём. Меч не орудие, он оружие. Чистое воплощение войны. Единственное его предназначение – убивать. И каждый, кто взял меч в руки, невольно чувствует это. Когда ладонь касается холодной рукояти, вдруг ощущаешь, как под кожей заиграла, закипела мелкими пузырьками кровь. Как учащённо и гулко стало биться сердце. Как уставшие, отёкшие, еле двигающиеся ноги в одно мгновение перешли на упругий, крадущийся боевой шаг.

У нас дома хранился меч. Такое нечасто встретишь в хоббитских семьях. Наш меч принадлежал дедушке Перегрину. Вместе с чёрной кольчугой и высоким шлемом с маленькими серебряными крылышками он привёз его из своих странствий. Всё это добро было красиво развешено на стене нашей гостиной на потеху и пересуды гостей. Лишь иногда, в особо торжественные дни, дед надевал свои доспехи. Как же я ему тогда завидовал! Но я был совсем несмышлёнышем, мне и другим хоббитятам строго-настрого было запрещено прикасаться к доспехам и, в особенности, к мечу. Один раз я попытался это сделать, и мне так всыпали, что до сих пор становится больно, как вспомню. А потом дедушка навсегда уехал в Гондор и забрал оружие с собой. Помню, я очень сожалел об этом. Зачем дедушке в Гондоре меч? Кого ему бояться при дворе короля Элессара? И разве для него не нашлось бы там другого меча?

Теперь у меня появился собственный клинок. И как-то сразу поверилось, что всё со мной происходящее – Приключение, почти обычное для Туков дело. Вот только меч был очень остро заточен, случайно задев лезвие, я ощутил, как потекла кровь. Палец пришлось сунуть в рот.

В таком положении не очень-то легко заниматься разными делами. Хорошо, что кровь из пальца перестала течь довольно быстро. Похоже, за этот день её во мне немного осталось.

Подумав, я решил, что скелету всё равно, и забрал у него саван. Он не возражал. Тряпка была ветхая, но всё же лучше, чем ничего, и из неё получились неплохие обёртки для моих разбитых ног. Из волосяной тетивы одного лука получился отличный пояс, а из второй тетивы я смастерил перевязь для меча. Правда, с ней пришлось повозиться. На картинках в Алой книге мечи нарисованы то у пояса, то за спиной. Я сначала решил, что за спиной будет удобнее, но оказалось, что из-за плеча клинок очень трудно вынуть: не хватает длины рук, и уж совсем невозможно быстро пристроить его обратно. Пришлось повесить на перевязи через плечо, у пояса. Щита и шлема не нашлось, но среди обломков валялось нечто вроде плоской железной миски с ушками – деталь старого доспеха. На голову она была мне великовата и пошла на нагрудник, лишь пришлось приладить тесёмки к ушкам. Но что-то я, видно, сделал не так. Миска всё время сползала с груди ниже, и, в конце концов, устав с ней бороться, я решил, что у меня будет железный набрюшник, а не нагрудник. Вместо шлема сошло металлическое навершие одного из колчанов. Сам колчан был когда-то кожаной трубой, а теперь развалился, разлохматился, и я отделил его от навершия без всякого труда. То ли медное, то ли бронзовое, оно походило на короткий раструб с крышкой или низкую шляпу без полей и постоянно норовило сползти мне на уши и закрыть глаза. Пришлось укоротить полы моей безрукавки. Свёрнутую ткань я подложил внутрь шлема. Голове сразу стало мягче и удобнее. Вид у меня в этих «доспехах» был, наверное, нелепый, но о красоте ли мне тогда было думать.

Обзаведясь оружием и, какой-никакой, но бронёй, я сразу почувствовал себя бывалым воином. Даже уже напомнивший о себе голод меня более не смущал. Воину положено быть голодным, худым и злым. Иначе, какой же он воин. Пища найдётся. Будет новый день, будет и еда.

Чтобы хоть чем-то занять себя и немного заглушить голод, я поупражнялся с мечом. Помахал им, потыкал на все четыре стороны, постоял в разных положениях, виденных на картинках в Алой книге, и пришёл к выводу, что драться мечом, Должно быть, не очень трудно. Не труднее брызги-дрызги с дубинкой. А то и легче. Дубинка в брызге-дрызге дубовая и тяжеленная. Меч показался мне не таким увесистым.

Трудно найти хоббита, не умеющего плясать брызгу-дрызгу. Думаю, что это вовсе невозможное дело. В каждой хоббитской семье даже самый маленький хоббитёнок знает пару коленец. А уж коленца в каждом роду свои. Кто любит высоте прыжки и длинные скоки, кто предпочитает разные «метёлочки» и подбивки, а иные умеют так вертеться, припав к земле, что не знаешь поперву, как и подойти. Есть такие хитрые ухватки, что не вдруг разберёшься, как она делается, даже если много раз видел. Чтобы сразу повторить, о том и речи нет. Немало пота надо пролить, чтобы научиться особенному коленцу. Да кто же в таком деле жалеет пот? Поплясать в Хоббитоне любят. Но кто пляшет брызгу-дрызгу лучше всех? Спросите любого от Бри до Южной чети, и Вам скажут: Садовники, Туки и Брендибэки. Ну, может, затруднятся, кого из них поставить на первое место.