Евгения Лифантьева - Магии не существует, или Криминальный репортер Страница 15

Правда, довольно долго пришлось искать чистый спуск к реке. Внизу берег зарос крапивой, ивняком и еще какой-то вонючей дрянью, сплошь облепленной паутиной. Пару раз я сунулся было к воде, но ноги тонули в илистой жиже, перемешанной с гниющими ветками.

Зато мы со Зверей обнаружили еще одну кунду, спрятанную в ивняке. Вокруг квадратной ямы были разбросаны кости и птичьи перья. Пес покопался в углях, вытащил несгоревшую куриную голову. Начал воодушевленно грызть.

— Слышь, Зверя, а мы с тобой тут ничего не оскверняем? — Задал я псу риторический вопрос. — По-моему, индусы к твоим собратьям не очень-то хорошо относятся.

Пес оторвался от еды и насмешливо фыркнул. Пришлось ждать, пока мой лохматый компаньон расправится с куриной головой.

Лишь метров на пятьсот выше по течению, там, где Тара делает поворот, обнаружилось что-то вроде глинистого пляжика. Здесь-то и стояла большая часть палаток. В такую рань туристы, естественно, спали.

Я разделся, с разбега бросился в реку.

Вода в Таре — коричнево-красная, почти не прозрачная. Она настояна на торфе и мертвых травах таежных болот, на красной глине низких берегов. Но по ощущениям вода эта удивительно чистая. Как так может быть, не знаю. Но коричневатая жидкость воспринимается как нечто свежее, словно первый снег. И пахнет вода так же, как тайга в предзимье: она прелым листом, сосновой корой, горьковатыми ягодами. Может, муть, которую несут воды Тары, на самом деле, — какая-нибудь целебная грязь?

Я плескался в реке, а пес сидел около моих вещей. Сторожил.

— Зверя, иди сюда! — Позвал я.

Он подошел к кромке воды, недоверчиво понюхал ее, ступил одной лапой. Видимо, идея купания ему не понравилась. Он брезгливо отряхнул лапу и вернулся к моим вещам.

Я внезапно вспомнил, что на Омкаре остались рюкзак и спальник. Конечно, в пятом часу утра вряд ли кто из туристов продерет глаза. Но вот деревенские рано встают. Мало ли что случиться…

Выбравшись из воды, я не стал одеваться, затрусил по берегу к своей временной стоянке. Пока добежал — обсох. Правда, сильно запыхался. Кольнула зависть к утреннему визитеру: мне бы так! Я не понял, в какой технике дед работает, некоторые "связки" движений напоминали у-шу, некоторые — айкидо. Хорошо бы с ним поближе познакомиться, о мастерах такого класса я лишь слышал, и то не от очевидцев… Интересно, откуда он?

— Ну, чего, песка, с чем будем кашу варить: с говядиной или со свининой? — Спросил я у моего хвостатого спутника.

Однако сразу заняться готовкой не удалось. Стоило нам подняться на Омкар, как раздался истошный женский визг. Около кунды сидели три тетки лет по тридцать, вооруженные кисточками и банками с краской. Дамы, видимо, собирались с утра пораньше подновить украшения на своем алтаре. Теперь они визжали так, словно каждой из них за пазуху залезла дюжина пауков.

Я удивился: конечно, одежда у меня — не для официального приема, но, что они, никогда мужика в плавках не видели? Однако, оказывается, столь бурная реакция относилась не ко мне, а к псу:

— Молодой человек, это ваша собака? — Спросила одна из теток, раньше других понявшая, что их вопли не заставят нас раствориться в воздухе.

— Наверное, моя. — Попытался успокоить я женщин. — А что?

— Она не кинется?

Пес, чувствуя, что разговор идет о нем, виновато уселся на собственный хвост.

— Зачем ему кидаться? — поинтересовался я у женщин.

— Все-таки уберите его! — Распорядилась тетка. — Здесь не место для собак!

Чего хочет женщина — того хочет Бог. Я оделся, упаковал рюкзак, и мы побрели в палаточный лагерь.

После "изгнания из храма" в душе остался неприятный осадок. По-моему, миролюбивый Зверя по определению не способен ни на кого кидаться. Особенно на совершенно не мешающих ему теток. Конечно, здоровенная псина, я таких раньше не видел. Не знаю, какой породы, смесь какая-нибудь… Я в собачьих породах не очень разбираюсь. Как-то не довелось. В детстве у меня была дворняжка по имени Джек. Прожил он с нами девять лет. Потом умер — что-то с почками у него было.

Воспоминания нахлынули внезапно, словно и не прошли годы с тех пор, как сидел я рядом с умирающим псом.

Джека мы, пацаны, подобрали на помойке. Мама разрешила поселить его в доме. Смешной щенок был: рыжий, как лисичка, веселый, готовый сутки на пролет играть. И потом, повзрослев, Джек оставался таким же приветливым и игручим. Умел подавать лапу, лаять по команде…

Когда он заболел, мы потащили его в ветлечебницу. Врач сказал: можно сделать операцию, но гарантии нет, да и проживет после нее собака лишь год-другой. Мама спросила, сколько стоит операция, услышала цену и побледнела.

Была весна девяносто третьего года. Ей, учительнице, задерживали зарплату, я учился в выпускном классе. Мы ели пшенку на воде и остатки дачных запасов.

Денег хватило только на то, чтобы купить несколько ампул обезболивающего.

Через неделю Джек уже не мог вставать. Гадил под себя. Сделает лужу — и смотрит виновато, из глаз слезы катятся… Ведь аккуратист был, чистюля. Пока был здоров, никогда не позволял себе напрудить в квартире…

Мама подтирала лужу, садилась рядом с ним, гладила его и плакала.

Я договорился в ветлечебнице, мне разрешили усыпить собаку дома. Пока мама была в школе, я сделал Джеку укол. Он уже не боялся шприца, привык, что после укола боль уходит. Даже пытался вилять хвостом, когда я "прицеливался" в исхудавшую ляжку. Под шерстью — одни кости, даже и не знаешь, куда колоть…

Потом я сидел рядом с псом, положив ладонь ему на шею, ощущая, как пробегают по собачьему телу последние судороги, как каменеют мышцы.

Маме сказал, что пес умер сам, что я пришел с уроков и нашел его уже мертвым.

После смерти Джека никого заводить не хотелось. Ни мне, ни маме.

Зверя, почувствовав мое настроение, подпрыгнул, положил мне лапы на плечи, улыбнулся жаркой пастью. Я легонько оттолкнул пса:

— Ладно, фигня все! Тетки — дуры! Пошли Олега искать.

В палаточном лагере я разжег огонь на первом попавшемся кострище и наконец-то приготовил кашу. Когда мы со Зверей, сытые и довольные, согревшись на солнышке, подремывали на спальнике, из соседней палатки вылез Шаман.

— Вау! Макс приехал! Клево! — обрадовался он. — А как ты нас нашел?

— Нормально. — Пожал я плечами

— Слышь, там у тебя заточить чего не осталось? — Поинтересовался Шаман.

— Ну, есть.

— Клево! Счас искупнусь, похаваю, и пойдем на ягию.

— Куда?

— На огненное жертвоприношение. Кто на него ходит — тому просад дают. Похаваем нахаляву. Тут знаешь как клево! Можно вообще жрачкой не заморачиваться. А ты на чем приехал? Вроде автобус вчера был.