Лякмунт - Терминатор Страница 15

 – А для чего тебе этот проект? И слово какое придумал – «проект». Тоже мне, проектировщик.

 Я произнес эту не слишком умную фразу и тут же испугался. Конечно, у Петрова моя необоснованная агрессивность должна была вызвать, по меньшей мере, недоумение, однако он только пожал плечами:

 – Всего лишь термин, Траутман. Так сейчас принято говорить. Лет сто назад сказали бы «предприятие». Тебе это больше нравится?

 – Ладно, наверное, я неправ, – миролюбиво признал я. – Думаю, что дело, с которым ты заявился ранним утром в субботу и ради которого готов отложить работу по нашим вчерашним приключениям по-настоящему срочное. Не будем отвлекаться на абстрактные темы, можешь сейчас не рассказывать, в чем глубокий смысл твоего «проекта».

 – Почему же? Давай поговорим, времени еще немного есть, – сегодня утром мой друг был удивительно кроток. – По совести говоря, твоё предположение о моих меркантильных интересах слегка удивило. Было бы понятно, если бы ты так рассуждал три года назад, когда бегал с голой задницей по редакциям, предлагая свои халтурные произведения на любые темы. Не трудись перебивать меня, – мой гость предупреждающе поднял ладонь, – я знаю, что зад у тебя был не совсем голым, а некоторые из статей были вполне добросовестны и небесталанны.

 – Начались комплименты, – смекнул я, – теперь, для сохранения мировой гармонии, должна последовать оплеуха, – и не ошибся.

 – А скажи-ка мне, Траутман, как ты представлял себе жизнь богатых людей три года назад? Ночные клубы, шикарные яхты, черная икра ложками, оживленная половая жизнь, портреты на первых полосах – ведь так? – в ответ я лишь слегка улыбнулся. Думаю, что этой улыбкой мне удалось показать чересчур догадливому собеседнику, что ни о чем таком я и не помышлял, а Петров продолжил:

 – Согласись, себя сегодняшнего три года назад ты бы, не задумываясь, причислил к богачам, верно? – я снова иронически улыбнулся и с неудовольствием подумал, что он прав.

 – А ответь мне, Траутман, когда ты в последний раз ел икру ложкой – не помнишь? Почему у тебя на руке не стотысячный «Ролекс», как у любого, даже самого завалящего толстосума, а нечто невзрачно-электронное? А в шикарных клубах почему не тусишь ночами напролет? А еще скажи мне, почему, вместо того чтобы спать с девочками с обложек глянцевых журналов, ты, как идиот, всё время влюбляешься в каких-то экзотических девиц и, вдобавок, ухитряешься при этом страдать, хотя всё, как правило, начинается, протекает и заканчивается у тебя благополучно! – пока Петров переводил дух для продолжения обличительной тирады, я успел строго сказать:

 – Ты, пожалуйста, личную жизнь мою не трогай, – на что мой друг демонически захохотал, то есть, он думал, что хриплое карканье простуженной вороны окружающие воспримут как демонический хохот. Вдоволь накаркавшись, он перешел к заключительной фазе тирады:

 – И еще объясни мне, почему ты по двенадцать часов в сутки занимаешься изучением и разгадыванием секвенций, вместо того чтобы проводить жизнь, извини за выражение, в наслаждениях? – тут он снова обидно закаркал. Я подождал, пока эти неприятные звуки прекратятся и спокойно объяснил:

 – Работа с секвенциями и есть моё главное наслаждение. Возможно, это неочевидно, но по жизни я всего лишь перемещаюсь по пути наибольших удовольствий. Удовольствий – как я их понимаю. Если бы я получал большую радость от коллекционирования океанических яхт, я бы непременно этим занялся, – я немного подумал и самокритично добавил:

– Я преувеличиваю, конечно. Такая коллекция мне не по карману, но «Ролексы» вполне могу собирать.

 Петров вдруг сделался серьезным и сказал:

 – Молодец. Правильно. А я, представь себе, наслаждаюсь, когда изменяю мир. Поверь мне, Траутман, после того, как мой проект успешно завершиться, мир изменится куда сильнее, чем, если бы я сменил президента или приобрел модный футбольный клуб, – он снова обидно засмеялся, но я понял, что оскорбительная составляющая смеха на сей раз относится не ко мне. Наверное, поэтому смех показался мне довольно мелодичным, если только слово «мелодичный» можно применить к вороньему карканью.

 – А теперь – к делу, – сменил тему Петров. – Сегодня состоится сбор рабочей группы по моему проекту. Упомянутый модный сценарист появиться там не сможет, а без него все мои планы накрываются медным тазом, чего я, как тебе известно, очень не люблю. Выручай, Траутман!

 – Как?

 – Поедешь туда вместо него.

 – Почему именно я? Это как-то связано с секвенциями?

 – А вот почему, – Петров, проигнорировав моё предположение, достал из внутреннего кармана пиджака синюю книжечку по размеру и толщине похожую на паспорт, и бросил на стол.

 Что это и в самом деле паспорт я понял, еще не взяв его в руки: в центре обложки был вытеснен американский орел, сверху шла крупная надпись PASSPORT, а под орлом было написано United States of America. Интересно! В Штатах я был два раза, а подержать в руках их паспорт не довелось. По привычке раскрыл его на последней странице, рассчитывая обнаружить там фотографию владельца, как на наших загранпаспортах. Ничего подобного! На страничке, примыкающей к задней обложке, оказалось изображение космического корабля на фоне каких-то двух планет, а слева текст на английском. Сами листки оказались симпатичного голубого цвета с отчетливой сеткой красноватых узоров, как на крупной купюре. Надпись на левой страничке (ее номер был двадцать восемь) предупреждала о том, что паспорт содержит чувствительные электронные элементы, в связи с чем далее следовали рекомендации класса «в рот не брать, на пол не бросать». Текст, набранный мелкими буквами, я читать не стал, вместо этого пролистнул страницу назад. Красота неописуемая! Я немного полюбовался изображением статуи Свободы во всей прелести и каменной плиты с какой-то датой, записанной римскими цифрами, затем немного напрягся и перевел год на родные арабские: 1776. Кажется, год принятия Декларации независимости. Листанул дальше, обнаружил медведя, по-видимому, гризли и индейский тотемный столб. Всё это напоминало очень красивую книжку с картинками. Я сообразил, что фотография владельца расположена на первой странице и открыл сразу ее. Не то. Какая-то овальная картинка слева и текст справа. Перевернул еще страницу, и на меня уставилась голова белого орла, точнее, насколько я понял, белоголового орлана, символа Американских соединенных Штатов. Я постарался понять смысл выражения птичьей физиономии, но безуспешно. Примем к сведению: мимика у белоголовых орланов бедна и невыразительна. Потом мой взгляд скользнул вниз на цветную фотографию владельца паспорта. Определенно, это лицо мне знакомо. Справа от фото прочитал имя и фамилию: Пол Беливук – тот самый сценарист, которого, по мысли Петрова, я должен замещать на собрании участников проекта. Переведя взгляд снова на фото, я подумал, что по фамилии представлял внешность Пола совсем иначе, не худощавым блондином с голубыми глазами навыкате и неприятным тонким ртом, а смуглым брюнетом южного типа.