Игорь Ковальчук - Скиталец Страница 16

— Я знаю, что это значит.

— Разумеется, принц постарался не оставлять следов, да и не сам он отправился душить несчастного мальчика. Но факт остается фактом — кто-то стремился устранить препятствие с пути Иоанна. Младший сын Генриха настаивает на том, что трон Англии должен принадлежать ему — при том, что его брат еще жив. Так что на Британских островах льется кровь, и лишь потому, что знать решает, кто будет править страной в отсутствие Ричарда — его мать или брат. Представь себе подобную тяжбу…

— Я вижу, ты увлекся политикой, — развеселился Дик.

— Но это же захватывает, совсем как тараканьи бега! Особенно если не тебя при этом топчут боевые кони.

— Смерть как интересно, что в ответ на подобный дележ сказал бы мой король.

— Можно себе представить. Нет, что ни говори, хоть Ричард и дурной король (как сказал мой учитель, со времен Альфреда Великого он припоминает лишь парочку таких же бестолковых королей), все-таки лучше он, чем война за власть. Он драл лишь положенные и оговоренные налоги, а сейчас войска вытаптывают поля, убивают англичан сотнями и тысячами, а у выживших выгребают из амбаров все подчистую.

— Так обычно и бывает, когда знать начинает рядиться, у кого больше прав на престол.

Они поднялись на палубу. Любой, кто смотрел на Трагерна недоумевающе, вопросительно или удивленно, встречался с его безмятежным взглядом и непринужденным жестом — и уходил, твердо помня, что это Джон Форестер, оруженосец графа Герефорда, и плывет на этом корабле от самой Акры, как и все. Магия была такой слабой, что Дик почти не ощущал ее.

То ли после путешествия по Сирии, то ли после посвящения, но Трагерн стал держаться намного увереннее и даже солиднее. Ушли юношеская порывистость, склонность к необдуманным поступкам, подсознательное желание блеснуть обретенным искусством. Друид по-прежнему пользовался магией там, где надо, и там, где, по зрелом размышлении, без нее можно было обойтись, но теперь молодой рыцарь видел, что его спутнику не шестнадцать лет.

Он знал, что другу далеко за пятьдесят.

Все втроем они уселись у мачты торгового корабля и продолжили разговор.

— Так расскажи мне подробнее, — попросил Дик, усевшись на каком-то мягком тюке и притянув к себе шьющую Серпиану.

— О чем?

— О принце Иоанне. О мадам Альенор.

— О, Альенор… Прелестная королева! Я когда-то подумывал ухлестнуть за ней. Даже всерьез собирался.

— Пробрался бы в королевский дворец?

— Нет ничего проще. Или на охоте. Последнее было бы даже удобнее.

— Так что же тебя остановило?

— Уверенность в успехе. Когда знаешь, что обязательно добьешься своего, пропадает азарт.

В ответ Герефорд усмехнулся настоящей светской улыбкой. Для него, бывшего деревенского жителя, женская добродетель значила очень много. Он ценил в женщинах скромность и верность. Но в свете в последнее время на подобные вещи начинали смотреть иначе. Может, потому, что удалившиеся в Святую Землю сеньоры и думать забыли о своих супругах. Они развлекались с мусульманками, и им не было дела до того, с кем развлекались их жены — тем более что подробности оставались в глубокой тайне. При королевском дворе ценилась не христианская добродетель, а доблестная изворотливость.

Рыцарь-маг не любил таких женщин, как Альенор Аквитанская или Альенор Йоркская, но ему не было дела ни до них, ни до их поведения. Потому он был снисходителен.

Он погладил Серпиану по руке. Она хоть и ответила ему улыбкой, выглядела растерянной и смущенной. И задумчивой — с тех самых пор, как вернулась от источника. И когда Трагерн, утомившийся после перехода, отправился в трюм отдыхать, она шепотом спросила жениха:

— Ты подумал о нашей первой встрече? С трудом вспоминаю, но, кажется, я вела себя тогда довольно… вызывающе.

— Родная, я все прекрасно понимаю. Знаю но опыту, что, скажем, после боя человек иной раз ведет себя настолько странно… А уж после воскрешения… — Он поколебался. — Ты знаешь, что именно тогда произошло?

— Откуда же мне знать?

— Я воскресил тебя только наполовину… А наполовину… поднял… как живого мертвеца.

Надо признать, этот удар она перенесла с честью. Лишь на мгновение ее глаза потемнели, словно Серпиану опьянил гнев. Но потом она справилась с собой и опустила взгляд.

— Я понимаю, — сказала она с усилием. — Немудрено совершить ошибку, если плохо представляешь, что именно надо делать.

— Теперь все в порядке, — заверил он. — После купания в источнике.

— Я знаю. В магическом источнике живые мертвецы рассыпаются прахом. Раз этого не случилось со мной, значит, теперь я по-настоящему жива… И, конечно, прекрасно понимаю, почему при нашем первом разговоре вела себя так неприлично. Я всего лишь отвечала твоим внутренним желаниям… — Она помедлила и пояснила: — Как желаниям хозяина.

Он обнял ее и поцеловал, хотя на самом деле ему хотелось залезть в щелку между досками от стыда. Тяжело было говорить, тяжело просить прощения, но мужчина должен отвечать за свои поступки. Может, именно потому, что был слишком занят своими переживаниями, он не заметил ее отчужденности и слабой попытки избегнуть объятий.

— Ты сердишься на меня? Справедливо.

— Нет, не сержусь, — грустно сказала девушка. — Ведь ты все исправил.

Дик целовал ее пальцы, стараясь не обращать внимания на то, как кровь приливает к лицу. Не хотелось, чтобы это кто-нибудь заметил, потому он не поднимал головы.

— А любовь? Родная? Твоя любовь — она тоже… Тоже — след моих желаний?

Серииана отвела глаза:

— Теперь не знаю.

Он закрыл лицо руками. Но ненадолго. Не годится показывать всем, что ты чувствуешь.

— Как бы там ни было, я тебя люблю, — сказал он тихо, но решительно, усилием воли притушив невыносимую тоску в сердце. — А ты, разумеется, вправе делать выбор.

— Я дала тебе слово, — сказала она медленно. — Это я помню.

— Не желаю, чтобы к только что сказанному тебе хотелось добавить «к сожалению». Я буду ждать, пока тебе не захочется опять дать мне это слово. Но уже от всей души.

— А если этот момент не наступит? — подумав, спросила она.

— Тогда я буду ждать вечно.

Он встал и ушел вслед за Трагерном в трюм — у него внезапно разболелась голова.

Несколько торговых кораблей неслись по ласковым лазурным волнам Средиземного моря — в одиночку никто из торговцев не решился бы пересекать эти воды, кишащие пиратами. Солдаты и рыцари свысока смотрели на купцов, но зря. В те времена торговцы прекрасно понимали, что иначе чем силой отстоять свой товар в этом безумном мире невозможно. В большинстве своем торговлей занимались крепкие ребята, знающие, с какой стороны у меча рукоять, решительные, смелые и безжалостные. К себе на службу они нанимали таких же, и потому торговые корабли отличались от боевых только грузоподъемностью и скоростью.