Маргит Сандему - Заколдованная луна Страница 16

«Вечный покой они обрели

А глухом лесу на поляне.

На обе могилки лесные цветы

Брат положил, рыдая».

Криста вскочила. Она нетерпеливо протискивалась между скамеек, ей надо было выйти. Выйти и поговорить…

Лишь когда она нашла свое пальто и вышла из молельного дома, в тихий весенний вечер, она поняла, что не стоило так рваться наружу.

Идти ей было некуда, ну и что из того, что она задумала? Ей не с кем было поговорить, да и что она знала?

Несколько молодых парней стояли и болтали в низких можжевеловых кустах вдалеке на лужайке. Молодежи в приходе просто негде было собираться, так что, когда в молельном доме происходили собрания, туда все слетались, как мухи на мед.

Она поспешила зайти за угол дома, не хотела, чтобы они заметили ее. Иначе бы они потащились за ней, а этого ей хотелось меньше всего.

Она задумала что-то другое, она не хотела, чтобы ей мешали.

Криста глубоко вздохнула.

Текст песни подействовал на нее, как удар тока.

Белая прядь волос…

Она никогда не задумывалась над тем, что текст баллады мог быть основан на том, что произошло в действительности – ведь никто же не мог иметь такое имя – Линде-Лу! Это странное, вымышленное имя, думала она.

Но он существовал на самом деле! Парень, над судьбой которого она плакала и с которым ощущала какую-то общность, существовал. И она встретила его!

Что же ей делать? Где ей искать его, кого можно спросить о нем?

Абеля Гарда? Нет, этого она не хотела, отношения с ним и так были довольно напряженными.

Франка?

Нет, мир Франка был очень сужен. Он касался только его самого, его здоровья и хлеба насущного. Другие люди его не интересовали, едва ли он знал, как называется соседний хутор.

Растерянная, она медленно пошла домой.

Куда же ей идти?

Она должна найти его, найти Линде-Лу, это вдруг стало для нее жизненно необходимым. Он выглядел таким одиноким, таким бедным, таким несчастным. Да и ничего удивительного – если то, о чем говорилось в балладе, было правдой. Если он таким ужасным образом лишился своих младших брата и сестры.

И он, должно быть, жил неподалеку, поскольку она видела его у молочной платформы на перекрестке пару месяцев тому назад.

Из чего она могла исходить?

Песня, имя. Линде-Лу. Жестокосердный крестьянин по имени Педер.

И еще маленький хутор: Стурескугсплассен!

Это были важнейшие ориентиры.

Их хутор и усадьба Педера должны были находиться на разных берегах озера. Поскольку Линде-Лу греб туда на лодке каждое утро.

Лес, озеро…

Кто же может знать?

Криста остановилась.

Ингеборг! Бедняжка Ингеборг, она прожила в этом приходе всю свою жизнь! А Криста переехала сюда недавно.

Она же все равно собиралась навестить Ингеборг. Вся община, а, возможно, и весь приход отвернулись сейчас от девушки.

Криста была уже на пути к дому Ингеборг.

А что, если девушку выгнали из дома? Что, если она перебралась в Осло? Вполне вероятно, ведь так неправдоподобно легко выкинуть из дома ставшую бременем дочь, убрать позор с глаз долой самым простым способом. Криста не особенно хорошо знала родителей Ингеборг, не знала, относятся ли они к числу тех многих, которые больше думают о собственной морали, нежели о теплом и доверительном отношении к дочери.

Еще не поздно, можно, наверное, идти в гости?

Конечно, можно.

Кристу охватил доселе неведомый азарт, ей вдруг стало ужасно важно узнать побольше про Линде-Лу. Возможно, тут была тайная мечта утешить, рассказать ему, что он не одинок.

Застенчивая, мягкая улыбка…

Она не могла забыть ее.

Мать Ингеборг едва приоткрыла дверь, подозрительная и оскорбленная. Самая обычная женщина, бедная в бедной Норвегии, где лишь привилегированные одеты хорошо, но и где носить плохую одежду было не стыдом, а почти правилом.

Не без колебаний, она разрешила Кристе войти в убогую кухню с вышитыми полотенцами и пословицами на стенах, с печной трубой в стене и водой в ведре. В доме не было водопровода.

Мать Ингеборг была немногословна, лишь попросила Кристу подождать, пока позовет дочку.

Ингеборг вышла одна. События последнего времени тяжело отразились на прежде такой цветущей девушке. Лицо стало бледным, глаза опухли, немытые волосы непричесаны. Похоже было, что она похудела на несколько килограммов.

– Привет, Ингеборг, – приветливо сказала Криста. – Мы так давно с тобой не виделись, захотелось узнать, как ты тут. Да и сама я теперь редко куда-то хожу, может, знаешь: я работаю?

Сначала в глазах Ингеборг появилось что-то агрессивное, как будто она ожидала, что подруга станет язвительно отзываться о ее состоянии, но потом она отвела глаза и с равнодушным видом опустилась на стул.

– Да, явное дело, ты, конечно же, слышала, как у меня дела, – с горечью произнесла она.

– Услышала сегодня вечером. Поэтому-то и пришла сейчас.

Криста внезапно протянула руку через засыпанный крошками стол.

– Ингеборг, мне так жаль тебя! Ты знаешь, я твой друг, я на твоей стороне, что бы ни случилось.

Ингеборг недоверчиво взглянула на нее исподлобья, она пыталась отыскать в глазах Кристы злорадство, но не увидела его… Тогда она взяла протянутую руку и тихо заплакала.

– Какая же я была глупая, – всхлипывала она. – Я не знаю, что мне делать. Мать и отец больше не разговаривают со мной. Я думала об аборте, но я же никого не знаю.

– Забудь об этом, – сказал Криста. – Ты потом обязательно будешь жалеть. А что говорит парень? Тот, из хора?

– Его здесь уже нет. Я не знаю, где он. Уехал. Ведь он только комнату снимал у Ларсенов. А сейчас его нет. Да и не нужен он мне.

– Понимаю. Но знай, что я твой друг. И если я смогу тебе как-то помочь, то помогу. Но не с абортом.

Ингеборг разрыдалась.

– Ты такая добрая, Криста! Какая же я дура была по отношению к тебе!

– Правда? Я никогда не замечала.

– Да. Ведь у тебя было все, ты такая красивая. Я хотела показать, что и я могу кому-то очень нравиться.

– Но это не значит быть дурой.

– Нет, но иногда я тебя ненавидела, потому что ты такая красивая. И я говорила про тебя глупости. Ничего серьезного, просто, что ты задавака и все такое. Но ты никогда такой не была. Ты такая добрая!

Криста подождала, пока Ингеборг выплачется.

Наконец та распрямилась.

– А мне что делать, Криста?

– Мне кажется, тебе надо расправить плечи и не бояться выходить днем на улицу. Не бояться встретить сплетников и гордиться ребенком, которого ты ждешь. Когда он у тебя появится, ты увидишь, что полюбишь его, и потом тебя уже никто не сможет презирать.

Сейчас она говорила не совсем то, что думала. Она знала, как могут травить матерей-одиночек. Не говоря уже о детях! Но и Ингеборг ничего не выигрывала от того, что запиралась в доме и плакала над своей несчастной судьбой.