Урсула Ле Гуин - Голоса Страница 16

Иста любила рассказывать о том, как некогда в большом обеденном зале устраивались пиры человек на сорок, но мы всегда ели не в зале, а в небольшой комнате, которую она называла «буфетной». Там, впрочем, было достаточно просторно, хотя, пожалуй, слишком много всяких полок и шкафчиков. Буфетная находилась между обеденным залом и кухней. Гудит сделал там большой стол из обломков сосновых досок, а мы собрали по всему дому и снесли туда старые стулья и табуретки. Самой длинной прогулкой Лорда-Хранителя в течение дня чаще всего был как раз переход от его покоев до буфетной, чтобы пообедать вместе с нами; впрочем, для этого ему приходилось миновать немало коридоров, лестниц и внутренних двориков. А в тот вечер он вышел к нам, облачившись в тяжелую, накрахмаленную серую котту — единственную приличную вещь, оставшуюся у него от «добрых старых времен». Все мы немного прихорошились и приоделись, кроме Гудита, от которого так и несло лошадьми. Грай надела узкие шелковые штаны, а поверх них — длинную красную рубаху; ее муж был в белоснежной рубашке и черной котте, и килт, какие носят северяне, у него был тоже черный. А из-под килта торчали голые ноги. Черное очень ему шло, и Соста без стеснения пялилась на него, выпучив глаза, как рыба на прилавке.

Но и наш Лорд-Хранитель, несмотря на хромоту и увечья, тоже был очень красив. А когда он приветствовал Оррека Каспро, мне снова вспомнились герои сказаний об Адире и Марре. И держался наш хозяин так же прямо, как Каспро, хотя ему-то, должно быть, это давалось куда труднее.

За столом расселись так: Грай по правую руку от Лорда-Хранителя, Каспро — по левую, дальше Соста и Боми, напротив них — я и Гудит, а место в торце пока оставалось пустым, потому что Иста почти никогда не садилась за стол вместе со всеми, разве что под конец трапезы. «Повариха за столом — это пригоревший обед», — говорила она, хотя это, наверное, было правдой только в те времена, когда за стол садилось куда больше людей, да и на плите было чему подгорать. Иста и на сей раз постояла у стола всего несколько минут, пока Лорд-Хранитель благословлял трапезу от лица мужчин, а я — от лица женщин, и сразу вернулась к плите, а мы с наслаждением принялись за ее великолепный хлеб и рыбное рагу. Хорошо все-таки, что в тот день еда была такой вкусной и чести нашего дома мы не уронили!

— А у вас в Ансуле те же традиции, что и у нас в Верхних Землях, — сказал Каспро. Все-таки самым красивым в нем был, конечно, его голос, звучавший, как старинная виола. — Все, кто живет в доме, едят за одним столом. Наверное, потому я и чувствую здесь себя как дома.

— Расскажи нам немного о Верхних Землях, — попросил Лорд-Хранитель.

Каспро обвел взглядом сидевших за столом и улыбнулся, не зная, с чего начать.

— А вы хоть что-нибудь о наших краях знаете? — спросил он.

— Мы знаем, что это далеко-далеко на севере, — сказала я, поскольку все остальные молчали, — что там много гор и холмов и среди них возвышается самая большая гора, точнее, горный хребет… — и тут название этих гор вдруг вспомнилось само, я словно увидела перед собой карту из книги Эронта. — Эти горы называются Каррантаги, верно? А еще, говорят, тамошние жители занимаются колдовством. Во всяком случае, так у Эронта написано.

Боми и Соста тут же уставились на меня; они так всегда делают, когда оказывается, что я знаю нечто такое, чего не знают они. По-моему, очень глупо так вести себя. А что, если и я начну каждый раз выпучивать от удивления глаза, когда они спорят о том, как лучше вшить ластовицу или подрубить низ? Я ведь не знаю, ни что такое «ластовица», ни что значит «подрубить», и тоже не всегда понимаю их болтовню, но я же не смотрю на них так, словно они спятили или знают нечто страшно важное, что мне и невдомек.

— Каррантаги, — сказал Каспро, обращаясь ко мне одной, — действительно наш самый высокий хребет. Каррантаги для нас — как для вас гора Сул. Верхние Земли — это вообще почти одни скалы да камни, и живут там бедняки-крестьяне, хотя некоторые из них действительно обладают кое-какими волшебными умениями. А вот слово «колдовство» лишний раз произносить не стоит, это опасное слово. Мы называем эти умения «дарами».

— А уж при альдах мы их и вообще никак не называем, мы даже не упоминаем о них, — заметила Грай со свойственной ей суховатой усмешкой. — Поскольку не хотим, чтобы нас насмерть забили камнями за столь великое «прегрешение» — принадлежность к особо одаренному народу.

— А что… — начала было Боми и умолкла. В кои-то веки она стушевалась. Но Грай подбодрила ее улыбкой, и Боми все же спросила: — А у вас есть какие-нибудь дары?

— Я хорошо умею ладить с животными, я понимаю их, а они — меня. Этот дар у нас считается умением призывать, но, по-моему, это скорее умение слушать.

— А у меня никакого дара нет, — с улыбкой сказал Каспро.

— Неужели ты настолько неблагодарен! — воскликнул Лорд-Хранитель, и он явно не шутил.

Каспро понял упрек и согласно кивнул:

— Ты прав, господин мой. Мне, пожалуй, действительно дан великий дар. Вот только он, к сожалению, оказался… Он оказался неправильным. — Оррек нахмурился, почти с отчаянием подыскивая нужные слова, словно для него важнее всего на свете было сейчас ответить честно. — Нет, я-то его таким никогда не считал. Это мои соотечественники считали его неправильным. Поэтому мне и пришлось покинуть Верхние Земли — мой дар увел меня оттуда. Мое искусство доставляет мне огромную радость, но порой… порой я до боли в сердце тоскую о родных скалах и пустошах, о той тишине, что царит у нас в горах…

Лорд-Хранитель смотрел на него ласково, одобряюще, терпеливо, без малейшего осуждения.

— Порой человек тоскует по родине, даже находясь в своем родном городе, в своем родном доме, Оррек Каспро, — медленно промолвил он. — Вокруг тебя здесь такие же изгнанники. — Он поднял свой стакан. С водой. Вина у нас давно уже не было. — Что ж, за наше возвращение домой! — сказал он, и все мы выпили вместе с ним.

— Но если твой дар считался неправильным, то каков должен был быть правильный дар? — снова спросила Боми. Уж если она перестала стесняться, ее ничем нельзя заставить держать рот на замке.

Каспро быстро на нее глянул. Выражение его лица снова переменилось. Он, разумеется, легко мог бы отделаться от настырной девчонки ничего не значащими словами — она ведь задала свой вопрос не подумав, так что ее бы вполне удовлетворил любой ответ, — но это явно было не в его характере.

— Дар моей семьи называется «разрушение связей», — сказал он и вдруг, словно машинально, прикрыл руками глаза. Выглядело это довольно странно, пугающе. — А я вместо этого разрушительного дара получил дар созидательный — дар сочинительства. Случайно, по ошибке. — Он поднял глаза и как-то растерянно посмотрел перед собой, и я заметила, что Грай внимательно следит за ним. Глаза ее были полны сочувствия.