Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов Страница 16

— … страшный, зелёный весь… с бородой и хрюкал…

— Я-то думал, что сумрачники должны девицам непристойности нашёптывать, — едва слышно прокомментировал командир, явно намекая, что для такой девицы даже монстр стараться не стал. Каринка понимала, что выглядит плохо, но всё равно обиделась.

— Если бы тебе так морду рассадили, — хохотнул Лоран, пиная что-то сапогом, — ты бы тоже только хрюкал.

— Я… немного устала…

Договорить то, что она ответит позже на все вопросы, Каринка не успела. Девочка просто уснула, несмотря на боли и холод.

…Вы умрёте, вы все умрёте, — Каринка потеряла счёт времени под мерное журчание противного голоса из груди, не дававшего ей потерять сознание окончательно. — Никто не сможет противостоять мне. Примите неизбежное. Никто из вас не имеет той силы, что возродит в земле душу. Земле нужна новая душа, которая сможет противостоять двуногим ничтожествам, распинающим её. Я могу показать тебе эту силу. Хочешь?

— Не-е-ет! — не выдержала девочка, с воплями затыкая себе уши.

Послышался звон падающей миски, тихая брань и сдерживаемое шипение. Сквозь полуприкрытые веки Каринка заметила опасно нависшую над лицом плошку, балансирующую на трёх тонких белых пальцах, показавшихся спросонья ей теми ужасными червями, которыми грозился голос, когда девочка решила, что умирает.

— Почему? — удивился невурлок с глубоким голосом, убрал плошку и украдкой попробовал содержимое. — Вроде не горячее…. Ну, давай не упрямься, ешь. Сегодня моя очередь с тобой сидеть, так что давай без лишних проблем. Хорошо? Если ты сейчас спокойно поешь, то я больше не буду к тебе приближаться до смены повязок. Договорились, барышня?

Девочка плохо понимала, о чём говорит гроллин с проникновенным голосом, но поспешила согласиться, почувствовав себя ужасно голодной. Мужчина осторожно, как фарфоровую куклу, приподнял Карину за плечи и подложил под спину опекаемой какую-то сумку.

Если Лоран с задорной улыбкой и почтительной небрежностью постепенно отвоёвывал в сердце юной Корсач свою долю признания, то его суровый и резкий собрат одним взглядом пронзительных красных глаз мог пригвоздить девочку к земле. Только смотрел на неё в основном украдкой, стараясь не встречаться глазами и никак не выдавать своего внимания. Мужчина вообще нарушал молчание, если других гроллинов не было поблизости. Казалось, он боится своей подопечной едва ли не больше, чем она его. Отношения не складывались совершенно.

За неделю вынужденной задержки лагерь разительно переменился. Из еловых веток, покрывал и шкурок был сооружён навес для больной, надёжно защищающий от дождя и ветров. Рядом мостились лежаки гроллинов, на камнях сохли выделенные кожи. Флагами на ветру трепетали мужские рубахи и сменные повязки, переброшенные через натянутые меж стволов верёвки. В выдолбленной коряге поплёскивали стратегические запасы пресной воды из родничка. На разложенной холщёвой тряпке в теньке вальяжно сохли редкие травы подгорного человека со смешным и гордым именем Люпин. Имя четвёртого гроллина Каринка спросить так и не решилась, а он и не рвался знакомиться с девочкой. Сумеречники оказались не только съедобными, но и вкусными при длительной обработке. Поэтому всё время у мужчин теперь занимала охота, грозящая полным истреблением и без того реликтовому народцу. Даже Владомир наловчился в этом деле, специализируясь на маленьких мохнатых шушах, что служило подспорьем для многочисленных подколок со стороны остальных.

Сама Карина с трудом помнила время, проведённое в лесу. Жар сменялся ознобом, тошнота головокружение, бред потерей сознания. Девочка не могла нормально ходить, едва добредая шагов десять до заветных кустиков, почти ползла обратно, но чаще её с полдороги просто притаскивали уже без чувств. Укусы напрочь отказывались затягиваться и требовали постоянной перевязки. Так что вскорости по бледности Корсач почти не уступала невурлокам. Люпин, хмуро качая головой, всё чаще высказывал сомнения в её выздоровлении и сохранении здравости ума. Поэтому на голоса и видения, услужливо подсовываемые голосом, девочка жаловаться гроллинам не решалась. А видения с каждым разом становились всё отчётливее и противнее, голос рассказывал странные истории, делал пророчества, объяснял строение ужасных и страшных штуковин, но большую часть времени издевался и скрипел об их смерти.

Невурлок закончил кормёжку и поплёлся проверять тряпки. Несмотря на всю свою суровость, он был единственным сочувствующим, кто догадывался оставлять больную в приподнятом положении, чтоб та могла осматривать лагерь, а не стазу погружалась в сон. Карина была очень благодарна ему за эти сеансы, но стеснялась выказывать признательность. Поляна дышала солнечными лучами, утопала в танце позолоченных листьев на лёгком ветру. Тепло разливающееся по телу убаюкивало; вид гроллина, азартно машущего ногами в битве с невидимым противником, возвращал в детство, превращаясь в подобие причудливого гобелена с летающим воином. Вместе с сонливостью прокрадывался и голос.

… хорошо прыгает, — противно зашептал голос. — А если его вот так?

От ствола отслоилось странное существо громадного роста с перекошенной от ярости отвратительной мордой и здоровенными когтями. Видение было таким натуральным и потрясающим, что Каринка не до конца уснувшая вскочила на ноги. Зверь не собирался исчезать, подобно другим картинкам голоса, а подкрадывался к не замечающему его гроллину, капая слюной.

— Берегись, — завизжала не своим от страха голосом девочка, когда когтистый замахнулся.

Невурлок резко метнулся в сторону, уходя из-под удара, врезался в дерево, развернулся в неимоверном прыжке и, упершись обеими руками в грудь монстра, что-то проорал. Его глаза светились сквозь плотно закрытые веки. Противник попытался ещё раз замахнуться, но неожиданно стал раздуваться болотистыми пузырями, пухнуть и с рёвом лопнул, как переспевший арбуз, обрызгав синеватой студенистой массой всю поляну. Каринка с ужасом глянула на покрытые тёмными ошмётками руки и едва не распрощалась с обедом. От пережитого её всю трясло, но сил неожиданно прибавилось. На другом конце поляны, столь же ошарашенный стоял посиневший гроллин с кривоватой улыбкой на измазанном лице. Какое-то время оба просто глупо таращились друг на друга.

— Ну-у-у, думаю, об этом нам лучше не рассказывать, — первым пришёл в себя мужчина и в его взгляде впервые сверкнули человеческие шальные искры, в которых Карина по собственному опыту распознала хулиганский восторг и перспективу грядущей порки от взрослых сразу для двоих. Гроллин показался ей ещё совсем молодым парнишкой.