Сергей Абрамов - Убей страх: Марафонец Страница 16

Закончил философствование, как непродуктивное занятие. Спросил:

— А как насчёт молока?

Кармель неожиданно засмеялся:

— Иди в любой дом — люди будут счастливы помочь Бегуну.

— А если они бедны? Если молоко для них — ценность великая?

— У нас нет ни бедных, ни богатых. Нас слишком мало, чтобы кто-то захотел и тем более смог выделиться. И потом, мы постоянно ждём возвращения в свой дом, в свой мир, к нашему большому народу. Мы существуем в состоянии похода. Зачем нам разобщаться?

Странно, но Кармель употребил еврейское понятие «хамраа» — не поход, а взлёт, но Чернов явственно понял его именно как поход. Почему? Внушение?.. Но термин «взлёт» куда уместнее в ситуации: взлёт мысли, взлёт силы, взлёт желаний… Действительно странно: Чернов здесь понимает то, что не может понять по определению, и так, как не должен понимать по законам языка. Ещё одна загадка «иных людей»? Или всё это — шалости Силы, взятой (тоже, кстати, странноватый термин!) Черновым?.. Да, ещё: мальчишка сказал, что мать его делает гдэвер. Тогда Чернов не понял слова. Сейчас он точно знал его значение: генеральная уборка перед праздником. Ни в арамейском, ни в древнееврейском, ни тем более в баскском такого слова нет. Мистика становится частью быта и уже не пугает, как ей положено…

— А у вашего народа… Гананского, да?.. есть и богатые и бедные?

— Как и у любого народа на земле. Странные ты задаёшь вопросы, Бегун.

А здесь — коммунизм. Всеобщее равенство, братство, стучись в любую дверь…

— Зачем же вы стремитесь назад, Кармель? Ну, ты Хранитель, представитель особого рода. Полагаю, ты — и вернувшись — останешься Хранителем, Книга-то у тебя. Но разве тебе не горько за будущее твоих людей? Ведь они — наверняка! — вольются в армию бедняков. Если, конечно, ваш Царь сумел победить чудовищ и в земле Гананской всё по-прежнему…

— Ты не понимаешь, Бегун, — в голосе Кармеля звучало огорчение, — у тебя нет ни дома, ни семьи, ни своего народа, ни своей земли. Ты — странник, Бегун, твоя жизнь — переходить с Пути на Путь и ни один не считать своим. Ты не можешь и не сумеешь — не дано тебе! — представить, что значит родной дом и родной край. И какая разница — беден ты или богат!.. Кстати, у народа Гананского никогда не было расслоения по достатку или по знатности. Род Царей и род Хранителей — да, это особенные роды. Но разве я, Хранитель, ставлю себя выше соседа — из рода ткачей или даже рода мусорщиков? Никогда! Да это и невозможно. Потому что у каждого из нас есть сила, которая в минуту необходимости может стать общей. И без силы мусорщика не обретёт полной силы Царь, а без силы ткача я не смогу предсказать урожай винограда или надвигающееся ненастье. Мы сильны нашей силой, Бегун, и ты понял это вчера. Ведь верно?

— Верно, — согласился Чернов. — Но ты говорил, что ваш Царь сам обладает особой силой…

— Как и я. Сила каждого уникальна. Но лишь сложённая с силой всех она станет непобедимой.

— Почему же понадобился Бегун, чтобы увести людей Вефиля сюда, в этот мир? Почему бы людям Вефиля и других городов народа Гананского было не объединить всю силу и победить чудовищ?

— Потому что они разделили нас своей силой, и мы не могли сплотить свою. Потому что им нужна была Книга, и следовало спасти её. Потому что твой приход и спасение Книги в Вефиле даст возможность вновь объединить народ Гананский и вернуть ему былое величие. Потому что ты снова здесь, и это — главное объяснение.

— Но зачем чудовищам Книга Пути?! — Чернов прямо-таки орал уже.

— В ней — вся мудрость мира, — намеренно тихо-тихо, словно упрекая Чернова в ненужной истеричности, ответил Кармель. — Убить мудрость — убить мир.

— Весь мир? Неужели?.. — Чернов снизил тон, но зато добавил издёвки: ну, раздражала его высокопарность Хранителя — во-первых, и полная, на его взгляд, сказочная чушь, которая хороша в легендах и мифах, в той же Книге Пути или в Библии, например, но абсолютно противопоказанная реальному бытию, которое окружало и Чернова, и Кармеля, и мальчишку, который сейчас бегал по домам и сообщал «иным», что Бегун взял Силу.

И опять Кармель остался спокоен, не обратил внимания на тон Бегуна.

— Про весь — не скажу. Откуда-то эти чудовища явились к нам — значит, есть остальной мир. Земля велика… Но я имею в виду Междугорье, где мы жили, и Загорье, где жили — а может, и живут ещё! — люди Ветра, и течение пеки Тал, где обитает народ Гиптов, и землю за Тёплым морем, где живут Парфы… Мы знаем их, мы дружим с ними. А есть и другие, которые тоже путешествуют к нам, хотя и обитают далеко на востоке.

— Книга Пути, как я понял, — Чернов снизил тон, устыдился — рассказывает только об истории народа Гананского…

— Не так, — не согласился Кармель. — Она рассказывает о нашем народе, но мудрость её — общая для всех. Книга Пути хранится у нас, но в каждом народе есть свой Хранитель, который получает знания от наших Хранителей.

— Это понятно, Кармель, свой Путь есть у каждого народа, а законы Путей — едины.

— Едины для тех народов, что и сегодня живут где-то рядом? Может быть, за Красными горами?

Кармель улыбнулся — открыто, радостно.

— Вот видишь, ты начинаешь вспоминать… В Книге сказано: «И когда вокруг Вефиля выросли горы, Бегун сказал: «Это хорошее место. Я здесь был однажды. Красные горы окружают землю, богатую добром. Пусть мальчик выйдет и скажет, не конец ли это Пути?» И вышел мальчик и сказал: «Да, мы останемся здесь». И тогда Бегун подошёл к каждому, кто был с ним в Пути, и обнял каждого, и посмотрел каждому в глаза, возвращая взятую в Путь Силу, и сказал: «Когда придёт срок, я вернусь». И ушёл. А народ остался у подножия Красных гор и стал жить и ждать Бегуна…» Ты оказался прав, Бегун: здесь живут добрые люди. Мы обмениваемся с ними плодами наших трудов. Совсем недалеко от Вефиля, всего на Расстоянии одного и ещё половинки времени пешего хода, есть большой город по имени Панкарбо. В нём обитают горячие по крови, но хорошие и смелые люди. Они нам отдают ткани, крепкое железо для плугов и ножей, а мы научили их сажать виноград и делать вино. И дальше есть другие города, где живут такие же люди, мы тоже туда доходим, хотя и нечасто: дорога трудна, гориста. И они бывают у нас. Здесь можно жить, Бегун. Но мы хотим вернуться домой…

Мелькнула догадка, которую Чернов немедленно попробовал зафиксировать и прояснить.

— А как они называют себя, ваши соседи?

— Бастарос или, иногда, сегурос.

Bastar — «достаточный» с испанского, вероятно, в местном контексте — «самодостаточный», поскольку seguro de si в переводе с испанского означает «уверенный в себе». Испанцы или всё же баски — соседи вефильцев. Вот откуда баскские слова в языке…