Сергей Чехин - Пламенные Сердца. Испытание Веры Страница 16

— Они сироты? — тихо спросил аскет, не размыкая глаз.

— Нет, просто беспризорники. Родители с утра до ночи на работах, заниматься детьми некому. Вот и шастают по подворотням, пропащие души. Взрослые им не по зубам, а малышей задирают страшно. Но ничего, подрастут, заматереют и всех достанут. Ладно, что воздух попусту трясти. Если понадоблюсь — ищите в подвале.

Андрей до вечера как истукан простоял у кровати, моля Свет о здоровье девочки. За все это время девочка даже не пошевелилась, ее грудь очень медленно вздымалась и опадала, а издалека казалось, будто бедняга уже за чертой.

Близилось ночное бдение, а перед ним следовало закончить все дела, дабы ничто не отвлекало до самого утра. Мужчина покинул больницу, миновал небольшую, но ухоженную лужайку и вошел в храм. Посреди круглой комнаты на возвышении стояла восковая свеча размером с доброе полено. Огонек величиной с яблоко плясал на кончике фитиля, желтые капли катились на постамент. Больше ничего в обители Света не было — ни картин, ни драгоценностей, ни даже мраморных плит — только голый камень.

Свечу сменили совсем недавно, священник в черной сутане с глубоким капюшоном скребком счищал остатки воска с пола. При появлении соратника он поднялся и низко поклонился.

— Здравствуй, брат, — сказал Андрей. — Я пришел исповедаться.

Мужчины встали на колени друг напротив друга, разделенные ярким пламенем. Поздним вечером храм пустовал, и никто не мог помешать таинству.

— Сегодня мной овладел гнев, далекий от праведного, — сказал странник, неотрывно смотря прямо в огонь.

— Кто или что вызвал его? — раздался шелестящий голос с той стороны постамента.

— Близкому мне человеку причинили сильную боль.

— Это сделали смертные?

— Да, иначе я бы разрубил их на мелкие кусочки.

— Успокойся, брат. Твое сердце гремит как набат. Давай повторим строки Пресветлого Писания, где упоминается гнев.

Мужчины сложили ладони перед собой и вместе забормотали:

— Гнев — дверь на Ту Сторону. Гнев — маяк для Тьмы. Гнев, направленный на смертные души, несет только зло, а рядом со злом неотрывно шествует Тьма. Гнев придает каплю сил, а отнимает сторицей. Гнев ослабляет дух, и сквозь него, как через решето, устремляется Тьма.

В храме воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечи. Вскоре священник продолжил:

— Но нельзя отринуть одно чувство, даже самое темное, не заменив иным, светлым. Чем нужно замещать гнев, брат?

— Милостью.

— Что дарует нам милость?

— Спокойствие.

— Зачем нам нужно спокойствие?

— Для постижения беспристрастия.

— Ради чего мы стремимся к нему?

— Чтобы в гневе не покарать невинных.

— Молись, брат, пока свежая капля воска не прольется на пол. Успокой душу, и это убережет от необдуманных поступков. Да озарит Свет тебя и твоих близких.

Бондарь вернулся домой засветло в сопровождении отряда опытных стражников. Жил он в роскошном двухэтажном срубе неподалеку от северных ворот. В отличии от большинства домов, вплотную липших друг к дружке, жилье сотника окружал просторный двор с клумбами полевых цветов, а толстенному забору позавидовал бы и острог.

У мощных бревенчатых ворот дежурила пара крепких парней в кольчугах и остроконечных шлемах. Когда хозяин отослал охрану и миновал калитку, к нему бросилась свора кудлатых волкодавов — целых пять голов, настоящее клыкастое войско, способное за считанные секунды расправиться с шайкой ворья.

Услышав заливистый лай, на крыльцо выглянула красавица жена — полнотелая молодуха с румяными щеками и тугой русой косой. Она носила не сарафан, как местные девушки, а расшитое золотом красное платье с глубокими разрезами на бедрах — подарок знатного турского купца, везшего на север кое-что запрещенное, и потому вынужденный дать солидную взятку.

— Пожрать готово? — вместо приветствия раздраженно бросил бородач.

Жена кивнула и скрылась за дверью. Бондарь велел псам сторожить двор и вошел в светлицу с ворсистым ковром на полу, дорогими картинами на побеленных стенах и мебелью из черного дерева. Стол тут был не длинный, как в любой другой ладинской избе, а круглый, и стоял подле окна, а не рядом с теплым печным боком.

Вместо лавок кругом стола стояли крепкие кресла с подлокотниками, мягкими сиденьями и высокими спинками — настоящие троны. Вместо привычной глиняной посуды жена выставила тонкие, почти прозрачные фарфоровые чашки и миски. В них исходили паром сочные ломти тушеной свинины без единой прожилки сала, от обилия соусов и приправ голова шла кругом, а о фруктах в серебряных вазах большая часть населения княжества и слыхом не слыхивала.

— Нравится? — спросил сотник.

Виверна запихнул в рот кусок банана и удовлетворенно кивнул. До этого наемник в один присест умял две тарелки мяса со свежими овощами, и теперь сыто отдувался, развалившись в кресле.

— Выпить бы, — икнув, сказал он.

— Выпьешь, когда изловишь Душителя. А пока только чай или кофий.

— Гадость твой кофий. Горький, аж скулы сводит.

— Ни черта ты не понимаешь в изысканных напитках! Наташка, ну-ка свининки еще притащи, да побыстрей. А я сейчас вернусь.

Бондарь ушел на кухню и остановился у люка в полу, по крепости вполне сопоставимым с входной дверью. Брусья из молодых дубков сковала толстенная сталь, засов с трудом удержали бы на весу два человека, а хитроумный замок не взломал бы ни один ладинский вор, ибо никто в Ладине таких устройств отродясь не видывал.

Хозяин достал из-за пазухи связку ключей, больше похожих на причудливые ювелирные украшения — столь необычны были изгибы бороздок, и отпер замок. Тяжеленные створки поднялись сами как по волшебству, открыв путь в выложенный камнями подвал. Здесь хранились вовсе не склянки с соленьями или пивные бочки, а огромный стальной сундук с еще более хитрым замком, созданным таинственными южными кузнецами.

Под невообразимо тяжелой крышкой, поднимаемой все теми же неведомыми штуковинами, которые турские алхимики с придыханием называли механизмами, хранилась личная казна сотника. Тысячи, а быть может и десятки тысяч золотых монет до краев наполняли емкость, куда с легкостью бы поместились два таких великана, как Тарас.

В тот вечер к неправедно нажитому богатству добавилось содержимое небольшого кожаного мешочка — плата за провоз контрабанды от одного торговца из Инрока. С любовью погладив звенящее злато, алчный мздоимец тщательно все запер и вернулся в светлицу. Усевшись напротив Виктора, он принялся жадно поглощать мясо, беря куски голыми руками и похрюкивая как свинья. После первой тарелки всю его бороду сплошь покрывали капли жира и кусочки овощей, но Бондарь не обращал на грязь никакого внимания.