Евгений Шепельский - Имею топор – готов путешествовать! Страница 16

Еще одна рваная пауза, достойная тухлых яиц и гнилых помидоров. И ведь знает, что в Дольмир я отправлюсь, только когда к моему затылку приставят заряженный арбалет.

Однако, я оказался прав насчет ада. Давнее воспоминание больно кольнуло. Дольмир… Храм… Оракул… Смерть…

– Считаешь, дело чистое, а? Все идут добровольно?

– Еще бы! Все обговорено, – он покачал над столом громадным кулаком. – Они у меня зде-есь! Задумают купить рабынь – бошки им проломлю, это я сразу сказал. Не-е, там подвоха нет.

А ведь у него получится, я уверен. Он был патологически удачлив, удачлив вопреки, удачлив там, где целая сотня фатиков расшибла бы себе лбы. Это выводило меня из себя больше всего.

– Спасибо, Шатци, я завязал с походами навсегда.

Он, хмыкнув, словно и не ждал другого ответа, обдал нас запахом чеснока и осторожно встал.

– Выхожу сегодня вечерком. На обратном пути заеду к дедуле. Что ему передать?

– Скажи, я пришлю ему с оказией шерстяные носки.

Его молчаливая тень с огромной крестовиной меча покачивалась у стола еще какое-то время. В конце концов он отвалил, выдав напутствие:

– Мой тебе совет – измени что-то в своей жизни. Например, заведи вместо гнома кошку.

Я удержал Олника от прыжка и крика, легонько стукнув его в солнечное сплетение.

– Не сегодня и не сейчас.

Мы посидели немного в унылом молчании, хотя после воплей Шатци нам полагалось драпать из харчевни Арти во все лопатки. Свеча прогорела почти до самого дна. Вдруг Олник, подозрительно захлюпав, спросил:

– Фатик, ты думаешь, мы по правде безнадежны, как коммерсанты? Совсем-совсем безнадежны?

Я без раздумий кивнул:

– Сказать откровенно, Олник, да.

В этот самый миг у стола материализовалась новая тень – маленькая и кособокая.

– Это ты Фатик Джарси? – полуутвердительно сказала она. – У меня для тебя письмо.

7

Я пригляделся:

– Здорово, Кривошлеп. К чему официоз? Мы что, с тобой не знакомы?

Тень приосанилась, поглубже натянув блестящую кожаную кепку с длинным козырьком – знаком своего цеха.

– Я при исполнении. Ты Фатик Джарси? У меня для тебя письмо.

– Это я уже слышал, давай.

– Ты Фатик?

– Великая Торба. Да, я – Фатик!

И ведь не отдаст, пока не скажешь.

Кривошлеп был представителем народа коротышек, не карликов, прошу заметить – именно коротышек. На "карликов" этот народец обижался смертельно,[9] предпочитая именовать так гномов, хотя самый зачуханный гном был выше самого рослого карлика на пол головы. При этом коротышки были дальними родственниками гномов, каковой факт обе расы яростно отрицали. По виду они были немного страшней гоблинов (представьте себе вечно взъерошенное, краснолицее и остроухое существо). Свои настоящие имена и самоназвание коротышки держали в тайне по каким-то загадочным религиозным причинам. В Хараште они основали Посыльную Гильдию, короче, бегали на посылках, отличаясь безупречной честностью и тем, что знали в городе все входы и выходы.

С Кривошлепом я был знаком давно, по старым делам, мы, можно сказать, были не приятели, но знакомые.

Он начал копаться в сумке, висевшей на животе. Олника он демонстративно не замечал, мой товарищ платил ему тем же.

– С утра тебя ищу. Велели передать сразу, как отойдешь от мансарды, но тебя увезли Гхашш.

Небеса, я решил, что ослышался.

– Ищешь… с утра?

– Ну да, видел, как тебя закинули в экипаж, увезли.

– Увезли и привезли, как только солнышко взошло. Кто велел передать?

– Мне запретили говорить.

Вот так, и не выбьешь из него. Будь проклята цеховая этика.

– Давай письмо.

– Минуту. – Он подступил ближе к источнику света. – А потом наши сказали, что видели, как ты крадешься по кварталу Рисковых Сводней, и… Долго же я тебя искал, хорошо, что знаю места, где ты любишь бывать.

– Гритт!

Он наверняка перерыл весь город и запросто мог притащить за собой хвост. Я молча переглянулся с Олником. Мой напарник кивнул и сделал двумя пальцами жест убегания.

– Мне доплатить за поиски?

– О нет! – Он протянул конверт вместе с бланком для подписи и карандашиком. – Твои поиски уже оплатил хозяин письма.

Яханный фонарь!

Пока я распечатывал прихваченное сургучом письмо, карлика и след простыл. Внутри конверта лежал прямоугольник дорогой мелованной бумаги, на которой безупречно ровным почерком было выведено всего несколько строк:

"Фатику Мегарону Джарси, также известному как Бешеный Топор.[10]

Приветствия!

Ответы на все вопросы вы получите сегодня, в восемь часов вечера. Приходите в "Кахавную Г-Кренделя" на бульваре Славного Гро. Там вы назовете метрдотелю свое полное имя, и он проводит вас в номер восемь (номер восемь! Во-се-мь. 8). Вас будут ждать в номере восемь.

Пожалуйста, не опаздывайте.

Запомните: номер восемь!"

Вместо подписи красовался зигзагообразный росчерк, похожий на описание приема шпажной атаки.

Номер восемь. Надо же, повторили столько раз, будто я безмозглый идиот. Или варвар. Хорошо, что не изобразили в картинках, куда мне идти.

Сквозь смрад харчевни мой нос учуял исходящий от бумаги тонкий аромат.

Это были ее духи, ее запах. Небеса!

Мои мысли спутались, внезапно окрасившись в пастельные тона заката. Значит, письмо написала она…

– Гритт! – Я встряхнулся. Кажется, последние кружки эля были лишними.

Гм, если вспомнить, какими глазами смотрела на меня эльфийка и что она при этом думала… Ага, тупой варвар. Это она не видела еще моего брата, вот кому надо малевать письмо в картинках. Возможно, сегодня мне представится случай доказать, что голова на моих плечах отнюдь не пустышка.

Итак, западня? Ну нет, к чему громоздить столько несуразностей. Но на всякий случай, я прибуду во всеоружии. Интересно, сколько их там будет, этих эльфов.

Письмо вырвали из моей руки: Олник, склонившись к огрызку свечи, читал недолго, всего минут пять, до того самого момента, как свеча окончательно погасла.

– Мы идем в кахавную? Ура-а! У Г-Кренделя лучшие пирожные с заварным кремом!

А этому мерзавцу лишь бы радоваться.

– Про тебя в письме ни слова.

– А-а-а-апчхии!

– Вот-вот. Там будут эльфы, так что запасись платками или забей в нос пробки.

– А-а-апп… – Он зажал нос пальцами, бросив письмо на стол. – Эйфка? Пам пудет па памая эйфка! Запери псмо! Пся кахава наспарку!

– Ты прозорлив.

Кахава… Мерзкий горький напиток из молотых зерен какого-то богом проклятого северного кустарника. Гномы его обожали. Аристократия Харашты сходила по нему с ума. Он был модным, он дарил вдохновение, он отгонял сон и стоил недешево. Его холодный настой с кардамоном аптекари использовали как рвотное. Впрочем, обычная, заваренная с сахаром кахава действовала на меня так же.