Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов Страница 16

Кажется, понял, куда клонит Натти.

– Там Цепи не имеют здешних возможностей?

– Там их вовсе нет.

– Возможностей?

– Цепей, – коротко ответил рыжий.

Неприятные обстоятельства, не спорю. Но есть великое множество других способов добиваться цели.

– Это что-то меняет?

– А ты как думаешь?

– Я думаю, что «багряным» нужно добраться до беглянки, а заодно и до тех, кто ей помогает.

– Верно.

– И я думаю, что Звеньям не возбраняется на время переставать быть Звеньями.

Натти улыбнулся, цыкнув зубом:

– Не возбраняется. Только есть еще кое-что.

– Здесь или там?

Ответ последовал не мгновенно. Мне даже показалось, что рыжему трудно подбирать для него слова, и это было тем более странно, потому что услышанное мною через несколько минут прозвучало вполне безобидно:

– В Катрале нет Цепей и Звеньев, зато есть бальгерия. С местного наречия это можно перевести как «божьи слуги».

– Тамошние жители настолько верующие?

Натти почему-то сжал пальцы правой руки в кулак, дождался, пока костяшки побелеют, и только потом сказал:

– Истово верующие.

Я все еще не мог уловить причину его тревоги, теперь уже вполне очевидной.

Люди верят в Божа и Боженку? Ну и пусть. Что в этом плохого? Не знаю, как в Блаженном Доле, а в столице тоже многие верят. И с детства ходят в общественные кумирни. Меня такое счастье миновало, потому что отца куда больше волновали дарственные дела, а мать предпочитала заниматься домом, а не душой. Только по большим празднествам мне и моим сверстникам из соседних домовладений удавалось услышать сказки из уст прибоженных. А когда моя жизнь переместилась в казармы Сопроводительного крыла, вера сама собой исчезла. Растворилась в прошлом.

– Ты так говоришь, будто верить – преступление.

– Верить – нет. Но вера часто побуждает к определенным деяниям. – Он словно прислушался к чему-то далекому, а потом, напевно растягивая слова, произнес: – И когда с ночного неба упадут звезды, яркие, как осколки неба дневного, явятся в мир звери, пожирающие людей. Но не плоть и кровь насыщают ненасытные пасти, а свет невинных душ, не умеющих отрешить себя от мирских страстей. Нет защиты от сего врага, кроме праведности, но и та слабеет, не будучи напитанной ежечасными жертвами.

Что-то знакомое почудилось мне в этом однотонном напеве. Кажется, я уже слышал его. И не один раз. Правда, почти без слов…

Память прыгнула назад. На год или два. В те времена, когда я еще старался жить, как заведено предками. Жить семьей вместе со строгой чернокосой южанкой, от месяца к месяцу становящейся все молчаливее. Она всякий раз напевала так перед сном. Тихим шепотом. А потом ложилась в постель, расслабленная и спокойная, словно убаюканная своей странной песней.

– Откуда ты это знаешь?

– Что?

– Слова вечерней молитвы.

Натти переспросил:

– Именно вечерней?

– Ну… да. Наверное.

– Так проповедуют в кумирнях юга. В той же Катрале. А вот в какое время дня, мне не говорили.

– Все еще не понимаю, к чему этот разговор. Есть земли. На землях живут люди. Люди верят, и правильно делают. Что еще?

– Ага, делают. Правильно. – Губы рыжего в очередной раз брезгливо скривились, словно он собирался положить в рот что-то скользкое и омерзительное вроде лягушки. – И тебя ничего не настораживает в тех словах? Ах да, конечно, ты же к ним привык. Небось каждый вечер слышал? А может, и сам повторял, вслед за женой?

– Лодия была вовсе не…

Хотел сказать «не набожна», но понял: в чем-то Натти все же прав. Она твердила так ежедневно. И это только при мне. А в мое отсутствие? Чем она занималась с утра до вечера? Может быть, молилась, наминая колени. Хотя даже со всеми этими странностями…

– Она была хорошей женщиной.

– Хорошей так хорошей, – согласился рыжий. – Да и все остальные южане наверняка неплохи. Пока слова не переходят в дела.

– Ты меня запутал. Что не так с этой несчастной Катралой?

– Как знать, может, она на поверку счастливее прочих краев. А что не так… Сам скоро увидишь.

Вот, значит, ради чего была затеяна эта изматывающая душу беседа?

– Что мне там делать?

– А вот это решишь на месте. Может, и вовсе ничего делать не придется. А может, придется попотеть, да еще как.

– Говори прямо!

Натти улыбнулся, теперь уже во весь рот.

– Поскольку в Катрале Цепей нет и в помине, посылать туда кого-то из Звеньев бессмысленно, потому что никакой поддержки и помощи они не получат. Впрочем, как и любой другой посланник. Тому, кто отправится туда, останется полагаться только на собственные силы.

– Которых у меня, как ты помнишь, нет.

– Это верно, – охотно соглашаясь, кивнул рыжий.

– Тогда какого Божа…

– Думаешь, я сидел бы сейчас здесь и разговаривал с тобой? Если бы все было просто, кто-то вроде того юнца, напичканного да-йинами под завязку, уже возвращался бы с пойманной беглянкой под мышкой.

– Да в чем тут сложность?

– Ты слышал слова молитвы? А теперь представь, что существуют люди, которые восприняли это напутствие как приказ.

– Даже пытаться не буду! Или говори прямо, или…

– Далеко все равно не прогонишь.

– Ты скажешь?

Он глубоко вдохнул, шевеля губами, будто отчитывая меня за что-то.

– Катрала боится демонов. А как поступают люди, когда чего-то боятся?

– Стараются защитить себя.

– Вот. А защита бывает разной. Можно тщательно следить друг за другом. Можно запирать двери и окна. Можно проводить дни в молитвах. Но если не уберегся или не уберег кого-то из близких и дурное семя упало в благодатную почву… С сорняками ведь кто как борется. Кто дожидается, пока растение окрепнет, чтобы выполоть, не оставляя в земле корней, а кто-то попросту пускает пал.

– Хочешь сказать…

– В Катрале демонов корчуют огнем и мечом. При малейшем подозрении. Даже неоправдавшемся, – спокойно закончил Натти.

– Но одержимых демонами ведь еще нужно распознать?

– Конечно. Правда, это совсем нетрудно, если у тебя на службе есть недокровки.

– Недо… кто?

– Плод соития обычного человека и одержимого. Видишь ли, демон не может перейти из тела в тело, если только первое не умрет, а значит, не может оставить себя в потомстве. Зато наделяет своего человеческого наследника… вернее, обделяет одним замечательным свойством. Недокровка неспособен заполучить демона, как бы сильно ни желал. С детства эти несчастные страдают от неисполнимого желания стать такими, как один из родителей. А чем сильнее желание, чем больнее осознание полученного проклятия, тем острее зависть – лучшее средство для утончения природного нюха. Аромат демона живет в их памяти, нужно только легонько подстегнуть, и…