Мариан фон Штауфер - Либер Хаотика: Кхорн Страница 16

Выдержка из служебного дневника доктора Лотера Драха (главного врача Алльтдорфского сумасшедшего дома).

(Замечание: доктор Драх окончил свои дни в безумии в стенах собственной лечебницы, попав туда после того, как отрезал себе язык и особый образом срезал разделочным ножом кожу со своих ладоней)

Обожествляемый одними и ненавидимый другими среди своего клана скавенгенитов (Skvengenite), ужасный воин, известный как Гилеллион Распутный, владеет клинком, превращающим его жертв в бессмертных слуг своего хозяина. Этот, как я позже выяснил, чемпион Слаанеша отвергал всякую иную компанию, кроме свиты своих жертв. Гилеллион и его слуги-нежить много лет терроризировали земли скавенгенитов, отчаянно сражавшихся с ними, поскольку они боялись того, что, попав в гилеллионовы слуги, они навсегда лишатся возможности присоединиться к своему истинному божеству. Однако, как только эти нападения прекратились, вместе с ними прекратились и сказания о Гилеллионе среди скавенгениов, ставшие для них отныне не более чем позорным мифом. Тем не менее, позже стали появляться новые истории о Гилеллионе среди племён товонаров и эктаров. Похоже, что Гилеллион решил обуздать весь восток.

В заключительной битве перед поражением Вернера Огненного кулака, пал и его ручной василиск — Скиттер (Понос???). Преемник Вернера использовал останки Скиттера при изготовлении своего нового меча, сделав лезвие из прочного хвоста животного, а головку эфеса украсив его черепом. Тем, кому позже не посчастливилось встретиться в бою с этим мечом, каменели от его ударов, будто бы встретив пред собой настоящего василиска.

Ганц Грюнфельд был одним из имперских офицеров в ходе Вторжения Хаоса 2302 года, и вот что он поведал в своём дневнике об одном эпизоде той войны: «Пред нами стоял тёмный воин, закованный в доспехи, менявшиеся и искажавшиеся прямо на наших глазах. Стоило нам воткнуть наши копья в землю, как он вновь привлёк наше внимание, достав меч прямо из своего бедра. Смахнув с меча остатки жидкости, он поднял его над головой, и клинок с яркой вспышкой света запылал, обратившись пламенем. На мгновение в моё сердце проникла надежда, что это адское пламя низвергли на него с небес наши маги, однако, он лишь смеялся над своим пылающим мечом, и одним ударом рассёк наши копья и сокрушил целый ряд моих людей, опалив их одежды и шеи, более не державшие упавшие на землю головы».

Это оружие я впервые увидел зажатым в Красной руке Колчиса, однако позже я видел похожие мечи во владении, по крайней мере, трёх других воинов и о ещё большем их числе я читал (например, о Рычащей руке Фсака Кумривера). Сам Колчис, одинокий чемпион Кхорна, нашёл свой меч в дебрях восточной земли черепов, вырезав там на своём пути целое племя темнокожих орков. С виду этот меч похож на любой другой, за тем лишь исключением, что по одной из его кромок расположен ряд бритвенно-острых зубцов. По команде хозяина зубцы начинают двигаться вниз по лезвию, разрывая броню или плоть так легко, будто бы те сделаны из пергамента. В подобные моменты рукоятка меча наполняется звериным воем, но после же, так и не насытившись, она начинает скулить. Неудивительно, что подобный образец тайной технологии я обнаружил практически исключительно во владении у воинов Кхорна, ведь это устройство так точно отражает их тягу к насилию и шуму. Кажется, что сам Кхорн поощряет это оружие, настолько оно неистово, что способно, даже отскочив, впиться в кишки своего бывшего хозяина, как это и случилось с самим Красной рукой Колчисом.

Патруль всадников дручии из Хар Ганета уничтожил банду, охранявшую нечестивую адскую кузницу. В этой кузне они нашли наковальню, сделанную из черепов минотавров, и топор, охлаждавшийся в луже крови. Лишь коснувшись лезвия топора, капитан патруля внезапно ощутил страшный голод к плоти павших и немедля накинулся и пожрал трупы. Его люди, испугавшись подобного аппетита, вернулись в кузню лишь тогда, когда их капитан наелся и уснул. Посчитав, что он одержим, они убили его и уничтожили кузню, и, в свойственной лишь дручии безумной манере, второй по старшинству среди них объявил этот зловредный топор своей наградой, с которой отряд позже возвратился в Хар Ганет, дабы преподнести её своему повелителю.

…и тогда я упал сквозь грязные облака и красные туманы, что вились вокруг земли тёмных руин и великого запустения. Я слышал крики невидимых животных, их наполненное страхом мычание заполняло всё вокруг, так что мне казалось, что эти существа должны быть поистине колоссальных размеров. Но они прятались от моего взора, и я падал дальше, оставляя их позади. Я продолжал падать, несомый затхлыми ветрами к стене из багрового и почерневшего железа. Высоко, высоко надо мной, скрытый в облаках, подпоясанный валунами и черепами, покоится её фундамент, похожий для меня сейчас не более чем на песчинку. И величественна была она в своём неумолимом движении. Стена, насколько её было видно, простиралась несокрушимой в своём ужасающем совершенстве от одного пылающего горизонта к другому.

Страх смутил мой рассудок, ведь се есть Внешнее царство Кхорна, Кровавого бога, а эта стена — бастион его крепости, преграждающий путь к его Внутренним пределам. Мне виделось, что смрад смерти прервал моё движение вниз и направил мой полет к новым ликам отчаяния Хаоса. Затем я узрел пред собой Лестницу, обрамленную столпами, колоннами и арками из крови и резной кости, к коим были прикованы демоны, заключённые в чёрном железе, бронзовых ступенях, безобразно вопящих пастях. Всё что могло шептать или кричать, славило Кхорна и пронзительно голосило песни Крови и Смерти. Сама Лестница, чьи ступени не были созданы для ног рождённых-во-плоти, вздымалась в головокружительные высоты, изредка останавливая извивы перед нечестивыми символами и залитыми кровью алтарями. Внутри этого созданного демонами бастиона виднелись малые площадки, каждая из которых могла бы вместить огромное поместье нашего крохотного мира. Лестница перекручивалась и проходила сквозь самое себя, а демоны безумно ухмылялись от её чудовищной геометрии. И все же она шла вверх, всегда вверх, достигая слоя облаков цвета крови, что кружили над головой.

Во всех своих видениях я не видел ни одного живого животного или же человека.