Джон Толкиен - Дети Хурина Страница 16

А у Тингола были в Менегроте глубокие оружейни, где хранилось без числа оружия: металл доспехов, сработанный на манер рыбьей чешуи, сиял, точно вода под луной; были там мечи и топоры, щиты и шлемы, откованные самим Тельхаром или его наставником Гамилем Зираком Старым, или эльфийскими кузнецами еще более искусными. Ибо иные сокровища, полученные королем в дар, привезены были из Валинора и вышли из рук искусного Феанора, а мастера более великого не рождалось за всю историю мира. Однако ж Тингол принял Шлем Хадора так почтительно, как если бы сам обладал лишь малою толикой богатств, и повел учтивые речи, говоря:

— Гордое чело венчал этот шлем: носили его отец и дед Хурина.

И тут пришла ему в голову мысль, и призвал он Турина, и поведал ему, что Морвен послала сыну великое сокровище, наследие праотцев его.

— Прими же ныне Драконий Шлем Севера, — промолвил король, — и когда придет срок, носи его с честью.

Но Турин был еще слишком мал, и недостало у него сил поднять шлем, и, скорбя душою, оставил он дар без внимания.

Глава V

ТУРИН В ДОРИАТЕ

Пока рос Турин в королевстве Дориат, за ним приглядывала Мелиан, хотя видел он ее нечасто. Жила там в лесах дева именем Неллас; по велению Мелиан она следовала за Турином, когда блуждал тот по лесу, и часто встречалась ему на пути, словно случайно. Тогда играли они вместе или бродили рука об руку, ибо Турин быстро взрослел, она же казалась его ровесницей, да и была дитя душою, невзирая на свои эльфийские годы. От Неллас Турин узнал многое о тропах, о зверье и птицах Дориата; учила она его изъясняться на языке синдарин так, как принято было в древнем королевстве — то есть речи более старинной, и учтивой, и богатой на красивые слова. В ту пору ненадолго полегчало на душе у Турина, но очень скоро вновь помрачнел он, и дружба эта минула, словно весеннее утро. Неллас не переступала порога Менегрота — тяжко ей было под каменными сводами; так что, когда прошло детство Турина и обратились его помыслы к деяниям мужей, виделись они все реже и реже, и наконец вовсе перестал призывать ее Турин. Однако Неллас по-прежнему приглядывала за ним, но теперь — тайно, не выдавая себя.

Девять лет прожил Турин в чертогах Менегрота. Сердце его и мысли то и дело обращались к родне, и время от времени получал он утешные известия. Тингол слал гонцов к Морвен так часто, как мог, она же передавала послания для сына своего; так Турин узнал, что положение Морвен улучшилось и что сестра его Ниэнор, цветок унылого Севера, хорошеет с каждым днем. Турин же вырос могуч и крепок — высок даже по меркам людей, ростом превзошел он эльфов Дориата, и молва о силе его и мужестве разнеслась по королевству Тингола. В те годы великую мудрость обрел он, жадно внимая сказаниям о Древних Днях и о великих деяниях старины, и сделался задумчив и немногословен. Часто Белег Могучий Лук приходил за ним в Менегрот и уводил его далеко в чащи, и обучал лесной науке, и стрельбе из лука, и владению мечом (что пришлось Турину особенно по душе); а вот ремесла давались ему куда хуже — не сознавал он собственной силы и нередко портил творение рук своих одним неловким ударом. Да и во многом ином судьба, похоже, не благоволила ему, ибо часто замыслы его шли прахом, и не добивался он того, чего желал; и друзей у него было мало: веселым нравом он не отличался и смеялся редко — тень омрачала его юность. Однако ж любовью и уважением дарили Турина те, кто хорошо знал его; и пользовался он почетом как воспитанник короля.

Однако жил в Дориате некто Саэрос, который завидовал Турину, и завидовал тем сильнее, чем старше тот становился. Был Саэрос весьма надменен и заносчиво обходился с теми, кого почитал ниже себя по положению и достоинству. Стал он другом Даэрону-менестрелю, ибо тоже искусен был в песнях; и людей не жаловал, тем более — родню Берена Однорукого. «Не диво ли, что в землю нашу допустили еще одного из сыновей этого злополучного народа? — говорил он. — Или тот, другой, мало зла причинил Дориату?» Потому косо смотрел он на Турина и на все деяния его, пороча их по возможности; однако слова подбирал с умом и скрывал свою злобу. Если никого не случалось рядом, говорил он с Турином свысока и держался оскорбительно; изрядно досаждал он Турину, хотя долгое время Турин отвечал на грубость — молчанием, ибо Саэрос был советником короля и среди народа Дориата пользовался немалой властью. Однако молчание Турина гневило Саэроса не меньше, чем резкий отпор.

В год, когда исполнилось Турину семнадцать лет, вновь постигло его горе: в ту пору перестали приходить вести из дому. Власть Моргота росла год от года, и ныне весь Хитлум пребывал под его тенью. Несомненно, многое знал Враг о том, что происходит в народе Хурина и среди родни его, и до поры оставлял их в покое, дабы вернее исполнился его замысел; но теперь выставил он зоркую стражу на всех перевалах Тенистых гор, так что никто не мог ни покинуть Хитлума, ни войти в Хитлум, не подвергая себя смертельной опасности, а у истоков Нарога и Тейглина и в верховьях Сириона кишмя кишели орки. И вот однажды не вернулись гонцы Тингола, и отказался он послать новых. Весьма неохотно дозволял он своим подданным выходить за огражденные пределы: величайшее благоволение выказал он Хурину и родне его, посылая эльфов опасными дорогами к Морвен в Дор-ломине.

И вот тяжело сделалось на сердце у Турина, ибо не знал он, что за новое зло приключилось, и страшился, что беда постигла Морвен и Ниэнор; и много дней размышлял он молча о гибели Дома Хадора и людей Севера. Затем воспрял он и отправился к Тинголу: король же и Мелиан восседали под великим буком Менегрота именем Хирилорн.

С удивлением воззрился на Турина Тингол, внезапно увидав перед собою вместо своего воспитанника — незнакомого мужа, высокого и темноволосого: молча обратил тот на короля взгляд глубоко посаженных глаз; бледным, суровым и гордым было лицо его.

— Чего желаешь ты, о воспитанник? — спросил Тингол, догадываясь, что попросит он не о мелочи.

— Кольчугу, меч и щит, чтобы были мне по росту, — отвечал Турин. — А еще с дозволения твоего возьму я ныне Драконий Шлем своих предков.

— Все это получишь ты, — промолвил Тингол. — Но что у тебя за нужда в вооружении?

— Нужда мужа и сына, коему должно помнить о родне своей, — ответствовал Турин. — Надобны мне также и соратники, доблестные воины.

— Я назначу тебе место среди моих рыцарей-мечников, ибо меч — твое оружие, — проговорил Тингол. — С ними испытаешь ты себя в войне на границах, ежели таково твое желание.