Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна Страница 17

- Вы вампир или дракон? Магией обольщения владеют и те и другие, да и истории о том, что вампиры не выносят солнечного света не более, чем досужие сплетни.

Паренёк так искренне оскорбился, что будь я менее цинична, даже поверила бы и бросилась молить о прощении:

- Сударыня, я искренен с вами!

- Охотно верю. А магию использовали просто так, по привычке, да?

- Теперь я понимаю, почему некоторые мужчины оскорбляя жён называют их ведьмами, - проворчал мальчуган, обиженно супя брови, словно избалованный карапуз, которому отказали в очередной конфетке.

Я пожала плечами:

- Да, я ведьма. И никогда этого не скрывала.

- Вы посвятили свою жизнь магии и потому избегаете мужчин?

У меня от удивления даже глаза округлились. Нет, конечно, я слышала о таких сподвижницах-чародейках, но даже в самых страшных кошмарах никогда не причисляла себя к ним.

- С чего вы это взяли?

Паренёк пожал плечами, глядя на меня с нарочитой беспечностью.

- Вы не замужем и не стремитесь обзавестись семьёй, вообще избегаете общества мужчин, даже от Тобиаса пять лет назад сбежали.

Интересно, чем же так покорил этот нагловатый мальчуган Тоби, что тот разоткровенничался с ним? Хотя, какая мне, по большому счёту, разница? То, что уже случилось, это всё равно не изменит. А если перестать молчать и рассказать, пусть не всё, но хотя бы часть? Я вскинула голову, дерзко сверкнула глазами:

- А если я избегаю мужчин потому, что не хочу причинять им вред? Если Тобиаса я оставила не из-за прихоти, а чтобы спасти его?

Паренёк нахмурился, глазами захлопал, пролепетал растерянно, явно выбитый из колеи моим заявлением:

- От кого спасти?

Я глубоко вздохнула, сглотнула не без труда:

- Я проклята. Любой мужчина, воспылавший ко мне страстью и посмевший коснуться, обратится в пепел в течение семи дней. Проклятие закреплено кровью, а потому необратимо.

Парнишка звонко присвистнул, проворно отшатываясь подальше:

- Как же это вас так угораздило-то?

Я только молча пожала плечами.

- Значит, вы покинули Тобиаса, спасая ему жизнь?

Я коротко кивнула, крепко стиснув зубы, чтобы щиплющие глаза слёзы не пролились и не побежали позорными ручейками по щекам. Какой резон плакать и сетовать на судьбу, если мужчина, который… которого… если мне суждено оставаться одной до конца моих дней?! Тем более, что дней-то этих осталось всего ничего.

- А почему вы ему ничего не сказали?

- Зачем? – слёзы всё-таки покатились по щекам, прокладывая дорожки в грязи. – Это всё равно ничего не изменит.

Паренёк смущённо почесал в затылке:

- Ну… Тобиас бы знал, что вы его любите…

- И что?! – я и сама не заметила, как заговорила всё громче и громче, постепенно срываясь на крик. – Люблю, ненавижу, какая по сути разница, если я его даже обнять не могу?! Да что там, пока он меня любил, я его даже за руку взять не могла. Ведь тогда он был бы обречён! Как тот кузнец, что напал на меня! Его так проклятием приложило, что он кубарем по земле покатился, а потом пеплом рассыпался и четырёх дней не прошло! Вы хотите, чтобы то же самое произошло и с Тобиасом?!!

Я замолчала, с трудом выравнивая дыхание и облизывая пересохшие губы. Паренёк же, хоть и напуганный вспышкой гнева, молчать долго не мог чисто физически:

- А снять проклятие вы не пробовали?

Вот и пришёл момент ещё одной безнадёжной истины. Что ж, сказав главное, глупо отмалчиваться в мелочах.

- Пробовала. Мы с госпожой травницей много способов перепробовали, вполне возможно из-за наших экспериментов проклятие по всему городу и распространилось. Я не проклинала Лихозвонье, но косвенно всё-таки повинна в произошедшем.

- Кто же это вас так приложил-то?

А вот на этот вопрос, мальчик, я не отвечу тебе даже под самыми страшными пытками. И не потому, что не знаю ответа.

- Уходи, - я отвернулась к стенке, всем своим видом демонстрируя, что разговор закончен, - мне нечего больше сказать.

Паренёк поднялся, небрежно отряхнул колени:

- Может, передать что-нибудь Тобиасу?

Я упрямо молчала, стиснув зубы. Прошлое не вернуть, как бы сильно этого не хотелось, так какой смысл пытаться призывать давно ушедшие тени?

День четвёртый. Говорящее молчание

Покинув крепость Эрик, весь преисполненный важности полученных сведений, направился прямо домой, игнорируя многочисленные зовущие взоры, соблазнительные улыбки и даже откровенные приглашения, на которые жительницы Лихозвонья не скупились. Потом, всё потом, сначала нужно рассказать Тобиасу о том, почему медноволосая чародейка (и что он только в ней нашёл?) пять лет назад так безжалостно оставила его. К искреннему огорчению молодого дракона Тоби дома не было. Дородная баба, которую градоправитель приставил помогать господину инквизитору в домашних делах, вынимая из печи одуряюще пахнущие кислые лепёшки, сказала, что господин ещё не возвращался, но если добрый молодец желает, она, Янига, охотно накормит его обедом и напоит свежайшим молочком с горячими лепёшечками. От еды, вина и любви Эрик не отказывался никогда, искренне не понимая тех, кто ограничивал себя (а то и вообще отказывался от соблазнов) в одной из этих сфер, а потому плотно пообедал и покинул дом, решив, что бегать и искать Тобиаса – занятие неподобающее, чай, дракон молодой, а не дворняга подзаборная.

Прогулка Эрика завершилась в одном очень симпатичном домике, молодая хозяйка которого была отличной мастерицей и шила такие тонкие рубахи, что их можно было даже сквозь свадебный браслет пропустить. У талантливой прелестницы молодой дракон пробыл до сумерек, задержался бы и дольше, да к красотке со службы вернулся её супруг и звучно забухал кулаком в дверь, громогласно требуя, чтобы его впустили в родной дом. Пришлось Эрику, сквозь зубы проклиная краткость службы стражников (нет бы сутки город патрулировали, лентяи, всё бы им лавки дома просиживать!), выскальзывать в окошко, крепко прижимая к себе скомканную одежду. На улице нагишом стало зябко, но одеваться времени не было, супруг явно не пришёл в восторг от украшения своего чела рогами и с рёвом укушенного осой быка вылетел на улицу, обещая блудодею такие муки, после которых боги забирают на небеса и звездой новой делают. Эрика подобные почести не прельстили, его и земная жизнь вполне устраивала, а потому он, сверкая в сумерках голым задом, понёсся быстрее ветра прочь от гостеприимного дома и его психованного хозяина. В самом деле, нет поводов для печали, красоток в Лихозвонье немало, чай, найдётся добрая душа, приютит бедного, несчастного молодого дракона, обогреет его. Такая душа нашлась довольно быстро, девица обладала пышной фигурой, а полное отсутствие какой-либо родни делало её ещё неотразимей. Эрик охотно остался у девицы до утра, решив, что блуждать по ночному городу, рискуя нарваться на продолжавшего вопить что-то злобное рогоносца, всё-таки не стоит. Да, ему есть что рассказать Тобиасу, но новости – не молоко, за ночь не прокиснут. Тем более что инквизитор, едва узнав о проклятье своей подружки, наверняка порысит к ней, ещё и дракона с собой может прихватить, чтобы тот помог проклятие изучить да нейтрализовать, а оно, спрашивается, надо, второй раз за день в тюрьму топать? Ничего, потерпит чародейка до утра, чай не развалится, тем более что она и дольше с этим проклятием жила.

Утром выспавшийся, сытно позавтракавший и полностью довольный жизнью Эрик вернулся домой, но Тобиаса не застал. Огорчённая едва ли не до слёз Янига сказала, что господин инквизитор как вчера отбыл, так по сю пору и не возвращался. Молодой дракон от таких новостей встревожился, даже магией своей к инквизитору потянулся, чтобы проверить, всё ли с ним хорошо, но получил сердитую отмашку, не мешай, мол, и успокоился. В самом деле, Тобиас взрослый и благоразумный, никакой беды ему не грозит, ранений или каких-то проклятий у него нет, Эрик бы их непременно почувствовал, так смысл волноваться и доставать глупыми расспросами в духе ревнивой супруги. Домой вернётся – сам всё обязательно расскажет, а пока можно использовать свободное время максимально приятно. Помнится, тут вроде как речка или озерцо какое-то неподалёку есть, искупаться можно, а, если повезёт, то и не одному… Молодой дракон с наслаждением потянулся, взял поданное ему большое полотенце, явно дорогое, специально для инквизитора и его слуги из чьего-то сундука вынутое, и отправился на речку, негромко насвистывая себе под нос.