Вадим Крабов - Заговор богов Страница 17

— Это я, Леон! — крикнул Рус перед входом и вбежал в помещение. Друг, тяжело дыша, зажимал себе глубокую рану на левой руке, нанесенную сквозь прорубленную кольчугу. У его ног лежал убитый тиренец. Точнее, типичный эндогорец с вытянутым щекастым лицом оттенком светлее, чем у тиренцев и тем более месхитинцев. В общем, худой Отиг.

— Где второй? — сразу спросил Рус, впуская в друга Духа жизни.

— Он был один. — Пожал плечами Леон, до этого коротким кивком поблагодарив Русчика за лечение.

— Ладно, больше никто не сунется. — И словно специально противореча ему, в башенку вбежал встревоженный тиренец. Судя по лицу — настоящий.

Пиренгул, до этого занятый подсчетом убитых и организацией помощи раненым, чем заставил заниматься всех, в том числе и здоровых этрусков, наконец-то опомнился. В этом помог неизвестный трубач, заметивший шевеление створки. Более никто не обратил внимание на врата — слишком тихо и плавно они отворялись.

Ближе к полудню, разыскав координаты Западной заставы, в сопровождении двух телохранителей-этрусков прибыла Гелиния, недавно выучившая структуру «зыбучей ямы». Учинила отцу настоящий разнос. Хвала богам, ни при всех, а хватило ума укрыться в штабе. Пиренгул оправдывался, как мальчишка (больше играя, поддерживая в дочери уверенность полновластной княгини) и сердце его пело от счастья — хорошую дочь воспитал, настоящую правительницу! Согласился отселиться из города как только, так сразу: «Обязательно, Гелингин, что я, не понимаю? Два государя — не дело. Отиг построит тоннель и я сразу шатер в Альвадисе поставлю. Непременно мать заберу! Ну, не сердишься, доча?», — разумеется, не сердилась. К мужу из принципа не подошла, и отворачивалась, когда он пытался заговорить. Рус плюнул.

Гелиния поднималась на стену, говорила через «громовую раковину» — панцирь моллюска с простенькой структурой Ревущих — в ответ армия четко, сохраняя ровные ряды, развернулась и неспешным маршем удалилась. Никто из командиров к ней не вышел, словно она была противно жужжащей мошкой, а не княгиней. Сказать, что это обидело Гелинию — оскорбить истину: она рассвирепела. Только отец смог её угомонить, а не Рус: жена упорно «не замечала» мужа.

После отбытия Гелинии, Пиренгул, очнувшийся Отиг, Леон, этрусский полковник Ратмир и Рус собрались на втором ярусе штаба. Пили вино и подводили итоги.

— Ферапонт еще ответит! — горячился подвыпивший князь. — Не выйти к Гелингин, когда она звала — оскорбление! — все понимали, что во втором предложении речь шла о безымянном командующем эндогорским корпусом, а не о вышеназванном царе Эндогории.

— Успокойся, государь, — миролюбиво сказал довольный Отиг. — Признают они и Кальварион и твой Альвадис. Дай время. А Гапону не поздоровилось! — Он, знающий всех магистров Эндогорского ордена Хранящих, догадался, кто стоял за големом. — В Великие выбился, выскочка! Я ему специально такую структуру подобрал, чтобы по мозгам — как молотом! Сам удивляюсь, как вспомнить удалось… спасибо, Величайшая!

— А что за структура, учитель? — заинтересованно пробасил Леон.

Отиг принялся увлеченно объяснять. К нему прислушался, было, Рус, но был отвлечен Пиренгулом.

— Как ты смог догадаться, зять? — с хитринкой поинтересовался он, намекая на Высшее вмешательство. — Или из потоков Силы рассмотрел?

— Нет. Не догадался я по горам пробежаться. Хорошо эндогорцы с армией придумали — молодцы. Все внимание к ней было приковано. — Честно признался пасынок. — Голем уж больно неуклюжим был, на земле людей старался не топтать, а со стены смело скинул. Эндогорцы же в горах живут? Значит, есть у них скалолазы, а скалы, начиная с пару стадий от стены, узорами не украшены.

— Подожди, сынок. — Не согласился Пиренгул. — Какие скалолазы? Отвесная стена и пропасть с милю! А по дну еще и река бурная бежит! — в ответ на ироничный взгляд Руса, поправился. — Теперь-то, конечно, знаю, что есть у них такие умельцы. Хм, и не только воины-маги! Гвозди придумали, веревки. Но раньше ни я, ни даже уважаемый Отиг о них и не слышали!

— На то в армии есть секретность! — многозначительно сказал Рус, а Пиренгул нахмурился. Давно думал вызвать сюда Максада, чтобы устроить настоящую службу безопасности, откладывал, полагал, что в засыхающем Тире он пока нужнее, но сейчас решил — вызовет. — Просто я знавал в жизни одного скалолаза не-мага, который рассказывал о тех веревках. И еще говорил, что ночью и в туман — смерть. Никто в это время и не пробует ходить по скалам, даже обладая ночным зрением и хорошей цепляющей структурой. — Эти сведения он почерпнул из памяти воина-мага; того, который возомнил себя «мореходом». Снял исключительно последний день, глубже не лез. Ему до сих пор становилось плохо: тысячи эльфийских разумов давали о себе знать, не желая укладываться в обычном человеческом мозге.

— Я и забыл о том человеке, давно это было, а тут все сложилось: день, голем, Эндогория. Вот и все. А «отчим» и так называемый «побратим» мне не помогали. — И одной только этой усмешкой, с которой назвал Бога… не назвал, конечно, но всем ясно, кого он имел в виду, укрепил у Пиренгула мысль о «побратимстве». Кто еще так посмеет? — Я что еще подумал, Пиренгул, может не надо о моем участии знать широким народным массам? Этруски будут молчать, обещаю. Мне и так хватает слухов о том «побратимстве». Люди шарахаются или наоборот пристают — надоело.

— Правильно мыслишь, Рус! — поддержал его князь. Без божественной поддержки его победа выглядела гораздо значительней. — Эх, жаль, Эрдоган погиб, я бы ему устроил… — опрос выживших воинов показал чудовищное нарушение — секретную последовательность камней для открытия врат знали половина воинов. Сотник ввел «ротацию постов», которая по его мнению повышала боеспособность. Разведчики наверняка поймали первого попавшегося, тот и выложил им все. Один лазутчик, благодаря Русу, выжил, но пока находился в беспамятстве. Позже Отиг наберется сил и сломает ему блокировку памяти, а пока пусть поспит. — Пришла пора, Рус, приглашать сюда Целителей и… Максада. Сколько еще эндогорских скало…лазов выжило — неизвестно. Говоришь, не можешь снять блок?

— Я не магистр, — поскромничал зять. Он узнал, что кодовая последовательность, по счастью, была известна только двоим: воину-магу убитому Леоном и единственному пленнику. Когда Рус прочувствовал строжайшую эндогорскую дисциплину, секретность, возведенную в абсолют, подозрительность ко всем, в том числе и к товарищам по оружию, презрение к тиренцами и грязным рабам, активно насаждаемое в армии; то ему стало жалко этих умелых воинов. Не повезло им с царем, от него шли эти неоднозначные нововведения — воин-маг Текущий по имени Ниротон постоянно рассуждал об этом. Весь выживший состав тирской сотни посадили под арест — к ним не подобраться, так что с остальными семью диверсантами, среди которых остался только один склонный к Силе, вовремя отставший от напарника, пусть разбирается Максад. Давно ему сюда пора.