Александр Прозоров - Северный круг Страница 17

Он понимал, что алтарь из земли и камней не вечен. Что через несколько лет здесь вырастут кусты, деревья. Что расползающиеся корни, лесные обитатели, ветра и дожди постепенно сровняют его. Но прежде пройдет много веков. Лабиринт еще очень, очень долго сохранит свой рисунок – пусть даже высота валов будет в полпальца, в четверть – он все равно будет работать. А когда окончательно сровняется – сама земля сохранит память о том, как впитывать силу Амон-Ра.

К тому же Мудрые оставят после себя сорок алтарей – хоть один из них должен простоять все шестьдесят веков![15]

Рассвет подступил на удивление быстро. Строго следуя рисунку лабиринта, до Черного Пса добрались женщины, остановились за спиной.

– Небо светлеет, Мудрый Хентиаменти, – советник узнал голос Нехбед, – кто будет освящать алтарь?

– Я, – коротко сообщил Черный Пес. – Я хочу, чтобы это сделала ты, Уаджет.

Советник выпрямился, обнажил ритуальный нож, протянул его чернокожей помощнице. Затем полностью разделся и отдал одежду Нехбед. Встал на колени, хорошо зная, что вокруг, во всех сторонах света, в это самое время точно так же встают на колени еще сорок Мудрых – сорок хранителей знаний, что передал Нефелим смертным.

– Ты дашь знать, когда будешь готов, господин. – Уаджет поднесла нож к горлу Хентиаменти.

Сейчас, когда первые лучи упадут на землю, сорок Мудрых так же покинут мир, унося с собой знания, подаренные Сошедшим с Небес. В этом нет ничего страшного – ведь, проснувшись, Нефелим вернет эти знания людям. Зато теперь единственными обладателями магической силы останутся девственницы, и с этого мига никто и никогда не сможет их подчинить. А значит, они достойно сохранят покой Великого.

Ушедшие в море корабли никогда не доберутся до Кемета. Ни номарх, ни мореплаватели и представить себе не могут, какие холода случаются в здешних местах. Сейчас надвигается зима, а им предстоит долгий путь. Слишком долгий для смертных, не имеющих ни паруса, ни теплой одежды. Не смогут преодолеть широких просторов Гипербореи и слуги мудрых, что после освящения алтаря пойдут на юг своими ногами. Никто и никогда не доберется до Зеленого моря, никто и никогда не расскажет, где спит Великий.

Он, Черный Пес, сделал для Сошедшего с Небес все, что мог. Сохранил тайну усыпальницы, дал ей охрану, смог одарить эту охрану силой, неодолимой для всех прочих. Позаботился о девственницах, подумал о том, чтобы силу Великого никто не присвоил, не использовал для личной корысти.

Получается, выполнено все возможное. Черному Псу нечего больше делать в этом мире.

Мудрый Хентиаменти разрешающе взмахнул левой рукой и почувствовал, как острая грань обсидианового ножа с силой вжалась в горло и заскользила по коже…

Санкт-Петербург, набережная реки Монастырки.

14 сентября 1995 года. 11:55

Алексей пришел в себя от острой боли в затылке. Ему даже показалось, что он лежит на электроплитке – Дикулин дернулся, пытаясь отодвинуться или хотя бы потрогать больное место, и обнаружил, что привязан. Единственное, что он мог сделать, так это открыть глаза.

Над головой у него был высокий свод, выложенный из красного кирпича. Белить или как-то отделывать потолок никому не приходило в голову лет этак триста, а потому многие кирпичи изрядно выкрошились, хотя раствор выглядел еще весьма прочным. Алексей приподнял голову, окинув себя взглядом. Находился он на некоем столе, больше всего похожем на операционный: шириной сантиметров шестьдесят, слегка наклонный, он имел крестообразные отводы для рук и ремешки внизу для ног. Разумеется, конечности оказались надежно закреплены, и Дикулин был фактически распят.

Пленник повернул голову налево, увидел кирпичную стену с окошечком под самым потолком, растопленную жаровню с греющимися среди углей двумя железными прутами, какие-то непонятные, но весьма омерзительные с виду клещи, кованую стойку с крюками, длинный кнут, небрежно брошенный на пол. Слева он увидел двух бородатых мужиков в тренировочных костюмах, самозабвенно молящихся перед иконой Георгия Победоносца, огромное, в человеческий рост, распятие и пару плотницких топоров, лежащих на специально вбитых в стену крюках.

– От, блин… – Алексей попробовал прочность ремней, но они не поддались. – Топорники!

Мужики закончили молитву, истово перекрестились, отвесили Георгию Победоносцу земной поклон и поднялись на ноги:

– Ну что, оклемался, касатик?

По виду они больше всего напоминали натуральных отмороженных моджахедов: длинная густая борода, бритые головы. Правда, рожи у обоих были вполне рязанские, да и фигурой они больше походили на работящих крепышей, нежели на тоскливых и худосочных разбойников. Однако внешнее впечатление очень часто оказывается обманчивым.

Различались напарники разве носами: один имел нос картошкой, а другой – боксерский, расплющенный и сдвинутый набок.

– Стало быть, знаешь, к кому попал? – поинтересовался «боксер». – Интересно, откуда?

– А кто же вас не знает? – удивился Дикулин. – Топорники, тайная охранка православной церкви. Мочили всякого рода отступников, еретиков, просто хулителей. Язычников запугивали, староверов ловили. Я, правда, думал, что после восемнадцатого века вы в историю канули, но когда отца Меня зарубили, сразу сообразил: живы еще курилки, топоры не ржавеют.

– Мы отца Меня не убивали, – возразил второй мужик. – Там что-то уголовное случилось…

– Ага, – хмыкнул Алексей. – Папа Римский приехал и на тропинке подкараулил. Вы про свое алиби желтой прессе рассказывайте. Отец Мень Библию хотел перевести, а это грех. В Европе до Наполеона за это вообще котел с кипящим маслом полагался. Зарубили бедолагу топором, а это фирменная визитная карточка вашего ордена. Чего теперь юлите?

– Разговорчивый? Это хорошо… – «Боксер» обошел пленника, поворошил угли в жаровне, и от этого привычного жеста топорника у Дикулина меж лопаток пополз нехороший холодок.

– Меня-то чего сцапали? – уже не так жизнерадостно поинтересовался Алексей. – Я ни к какой церкви отношения не имею.

– А вот это мы сейчас и узнаем… – кивнул «боксер». – Сам расскажешь, или тебя сначала встряхнуть?

– Чего вам надо-то? – Дикулин предпочел отвернуться к иконе.

– Давеча ты, касатик, в Красном Селе в дом один входил. А дом нехороший, мы за ним пару дней как приглядывать начали.

– Так я с милицией входил! Меня консультантом вызвали.

– Консультантом чего?

– Ну, по колдовству.

– Значит, ты все-таки колдун, касатик? – Дикулин услышал, как в жаровне опять зашуршали угли.