Странные люди (СИ) - Демина Карина Страница 17

Елена кивнула и поинтересовалась:

- Ангелина? С ней всё…

- Спит. И вряд ли завтра вспомнит хоть что-то. Хотя, если бы Вдова победила в схватке, возможно, сожрала бы. Просто для восстановления сил.

Голову Елизар отер платочком.

- Наверное, надо убраться… - Елена огляделась. – Ангелина не поймет… и там, на участке… там тоже… там коконы…

- Я отправлю запрос. Чистильщики займутся… - Елизар встал на одно колено и, протянув голову твари, спросил. – Выйдешь за меня замуж?

- Вот так и сразу? – зарделась Елена, но посмотрев на голову взглядом человека, которого поманили новыми горизонтами, ответила: - Выйду… в перспективе. В конце концов, мы не так хорошо знаем друг друга…

- Узнаем, - пообещал Елизар. – Только… тебе нужно будет немного подучиться. Всё же дар открывшийся требует…

- Я готова…

- Извините, а вы не могли бы посторониться… просто вид… пока воспоминания свежи! – Лялечкин протиснулся мимо Елизара. – Это нужно… наброски сделать… наброски… масло… брать масло. Или всё-таки акварель? Нет. Только масло…

- Что?

- Не обращай внимания, - ответил Елизар, с нежностью глядя на невесту, которая прижимала к груди голову матерой Черной Вдовы. – Творцы все слегка странные…

Эпилог: Высокое искусство

Эпилог: Высокое искусство

Лялечкин волновался.

Две недели после возвращения с практики.

Наброски.

И пара холстов, которые поднес Елизар, а у Лялечкина не хватило сил и гордости, чтобы отказаться… потом, правда, появился Погожин с извинениями и еще парой холстов, но это не имело значения. Потому что… потому что Лялечкин впервые ощутил то, о чем говорили на «Эмоциональном психомоделировании» - сжигающую изнутри жажду творения.

Силу, которая требовала выхода, грозя стереть его.

Она желала выплеснуться вот так, дикой, несформированной. А Лялечкин пытался её направлять. А потом она уже направляла его. И всё это тянулось, тянулось…

А потом закончилось вдруг.

И то, что получилось, Лялечкину, конечно, нравилось, но вместе с тем он давал себе отчёт, что вряд ли комиссия тоже оценит.

Уж больно…

Елизар, которому он показал картину, только и сумел, что выдать:

- Извини, парень, я не думал, что тебя настолько оно… но если решишь продать, скажи. Выкуплю…

Лялечкин кивнул и ещё подумал, что продавать, конечно, не хотелось бы, но, кажется, деньги ему будут нужны… из Академии его точно выставят.

А значит, и стипендии он лишится.

И тогда что?

Он не знал.

И теперь, глядя на однокурсников, восторженных, преисполненных дивным светом творения, он чувствовал себя более иным, чем когда бы то ни было.

- Лялечкин! – Елена Петровна помахала рукой, привлекая внимание.

- А вы… тут?

Значит, дали добро на перемещение… хотя, конечно, кто бы стал некроманту, невесту нашедшему, перечить?

- Тут. Решили тебя поддержать. Елизар позже подойдет, хочет твое творение кое-кому представить… очень впечатлился. Какой ты бледный.

- Это просто силы ушли, - Лялечкин вдруг успокоился. В конце концов… выгонят? Так… ничего, другие и без Академий живут. Займется обычной халтурой… там, рекламные плакаты рисовать или портреты на площади.

А то и вовсе в мастеровые податься. Работать он умеет.

И готовить.

Особенно пельмени.

- Скушай конфетку, - Елена Петровна вытащила из сумочки батончик. – А то сил моих никаких нет на тебя такого смотреть. Тоже мне, умучили студента…

Отказываться Лялечкин не стал. Голод – нормальная составляющая отката.

- Спасибо…

На них косились и обходили стороной, но так даже лучше. Во всяком случае, никто не насмехается… и в целом близко не подходят.

- А картина где?

- Ещё вчера доставил. Там… будет выставка. Сейчас откроют… позовут. Я должен буду защищать… не уверен, правда, что получится.

- Глупости. Вот врач из тебя вышел бы так себе, а художник… Елизар предложил кое-какую работу. И буду рада, если согласишься. Анатомические рисунки твои выше всяких похвал.

Слышать подобное было приятно.

Да и… вот и работа.

А некроманты платят хорошо. И значит, жизнь налаживается…

- Вы… со мной? – робко поинтересовался Лялечкин.

- А можно?

- Можно. Это отчётная выставка. И приходят с родственниками часто… с друзьями… а я вот…

Он развёл руками.

- Тогда, конечно, с тобой, - Елена закрыла сумочку. – Веди…

Отчётную выставку устроили в Малом зале, что понятно. Вот будут они выпускниками, тогда и двери Большого откроют, а пока и этого хватит…

- Красиво, - Елена Петровна крутила головой. – Всё такое белое… восторг просто.

- Это… чтобы не мешать восприятию… творений.

Конечно, место Лялечкиной картине отвели в самом дальнем углу, наверняка, чтобы не шокировать посетителей… ну и ладно. Обида тоже отступила.

- И что теперь? – тихо поинтересовалась Елена, разглядывая полотно.

- Ждать… Комиссия будет идти… и смотреть. Комментировать… даст заключение, - Лялечкин вытянулся, разглядывая полотна, что стояли перед ним.

Виды Элизума.

Роскошные.

Яркие.

Буйство красок и великолепие древней архитектуры, сохранившейся лишь там…

- В общем… ругать станут.

- А по-моему, великолепно, - Елена Петровна протянула ещё один батончик. – Ты вообще ел в последние дни?

Лялечкин не помнил. Просто… просто жаль было тратить время на такую ерунду. Хотя на курсе «Стабилизации творческих порывов» говорили о важности еды и сна. А он опять забыл.

Комиссия в лице пятерых уважаемых творцов медленно передвигалась от полотна к полотну. И чем ближе она подходила, тем отчетливей становилось понимание, что эта выставка – для Лялечкина последняя.

И руки дрожать стали.

- Лялечкин! – тихо произнесла Елена Петровна. – Успокойся. Ты высшей нежити не испугался. А тут… старички какие-то…

Ну да, но лучше бы высшая нежить.

Ответить, впрочем, Лялечкин не успел. Комиссия добралась до его полотна, и уважаемый председатель творческого союза нервно шарахнулся в сторону. И не менее уважаемый декан факультета схватился за сердце.

- Это… что такое? – сипло произнес профессор де Валло, дрожащим пальцем указав на полотно. – Что это… это такое?

- Это? – Лялечкин понял, что все заготовленные фразы испарились. – Это… бой некроманта с нежитью.

Картина получилась именно такой, как должно. Лялечкин очень старался. И у него вполне получилось запечатлеть смесь эмоций, которые он испытал: восторг и первобытный глубочайший ужас. Над розовыми кустами и человеком возвышалась тварь одновременно и отвратительная, и притягивающая взгляд. Панцирь её маслянисто поблескивал. Шипастые конечности тянулись то ли к некроманту, который казался совершенно беззащитным, то ли к зрителям, чтобы заключить их в смертельные объятья. На жвалах поблескивали капли яда. И казалось, что ещё мгновенье, и тварь, прорвав полотно, вывалится наружу.

Члены комиссии переглянулись. Кто-то робко покосился на картину и снова вздрогнул. Кто-то…

- Отвратительно, - произнес декан факультета с огромным облегчением. – И тема, и исполнение… где вы такую нежить видели? Вы только посмотрите… и розы… эта благостная пастораль, которая по вашему мнению должна… что? Подчеркнуть ужас?! Избитый скучный приём.

- Но…

- При технической правильности композиции сложно говорить о такой вещи, как достоверность! Ни малейшей достоверности. Такой нежити просто-напросто не бывает!

И комиссия закивала.

- А я говорил, что эти стипендии до добра не доведут… вот скажите, молодой человек, какова первейшая задача творца?

- Н-нести свет творения в мир и спасать его красотой, - чуть заикаясь, произнес Лялечкин.

- Именно! Красотой! А ваша картина вызывает ужас и отвращение. Что это за жуть?

- Вдова, - подала голос Елена Петровна. – Чёрная. В истинном своем обличье… кстати, вы не правы, она очень достоверно получилась…

- Согласен, - Елизар подхватил невесту под руку. – Я бы сказал точно!