Вероника Иванова - Звенья одной цепи Страница 17

Лодия не выдержала и провела кончиками пальцев по гладкой полировке грифа. Следовало бы еще хоть раз повторить ту пьесу, ведь завтра у хозяйки ожидается какой-то важный гость, как говорят, ценитель хорошей музыки и музыкантов. Если бы только удалось завладеть его вниманием! Но играть уже поздно, к тому же, не ровен час, муж все же вернется, а он ничего не смыслит в музицировании и только морщится, когда слышит звуки лютни.

Семь лет назад Лодия не выбирала – выбирали ее, но, можно сказать, и тут ей повезло. Мужчина, пожелавший назвать южанку аленной, тогда еще совсем молодой, но удивительно бесстрастный для своего возраста, оказался не таким уж плохим супругом. По крайней мере, не поколотил ни разу, как поколачивали многих ее подруг. Она даже могла бы его полюбить… Если бы он хоть чуточку больше минут смотрел в ее сторону. Но нет, для Ханнера Мори со-Веента временная жена была чем-то вроде коровы или лошади, без которых в хозяйстве не обойтись, но которые не заслуживают лишнего теплого слова. Впрочем, Лодия не осуждала супруга, ведь она и сама видела в нем только возможность оставаться в столице. Видела поначалу. А когда вдруг решила, что временный брак вполне мог бы стать и постоянным, сразу же поняла: опоздала. Ханнер, и до того не особенно разговорчивый, вовсе замкнулся в себе, на любой вопрос лишь рассеянно или недовольно приподнимая брови.

Очень скоро ее нехитрое счастье закончится, и надо будет что-то предпринимать. Если бы только завтра утром все получилось! Но сможет ли она? Наберется ли достаточной смелости и страсти, чтобы родные напевы обожгли души слушателей тем самым степным жаром, что приходит в Кейхану каждую осень?

Жар… Здесь тоже бывает тепло, но совсем не такое. Уже наступила весна, а по утрам мостовая и стены домов все еще покрываются инеем. Сверкающим, прекрасным, но обжигающе холодным и колким. Да и прямо сейчас что-то серебрится на подоконнике. Словно капля воды упала откуда-то с крыши и застыла драгоценным камнем.

Лодия подошла к окну и вгляделась в мерцающее пятнышко. При близком рассмотрении у искорки не нашлось граней, как у бриллианта, наоборот, края странного светлячка казались пушистыми и манили не хуже грифа…

Пальцы наткнулись на оконное стекло, и женщина зябко отдернула руку.

Холодно. Слишком тут холодно. И люди холодные как лед. Они не желают слышать музыку, которая звучит в душе южанки, и с каждым днем звуки из далекого детства становятся все тише. Скоро я и сама не услышу себя, вдруг подумала Лодия. Так, может быть, чем скорее, тем лучше? Не будет больше бессонных ночей и безотчетной тяги к лоснящемуся грифу. Не будет стремлений, но не будет и терзаний. Останется один лишь холодный морозный узор, в центре которого пульсирует синеватый огонек. Раньше Лодия не замечала этого странного оттенка. Он словно бы стал сильнее? Быть того не может.

Пальцы сами потянули щеколду вниз.

За окном не чувствовалось ни дуновения, словно воздух остановился, чем-то напуганный, а может быть, восхищенный. Молчаливая ночь, самая верная подружка из всех, сколько раз они были вместе! Сколько раз слушали тихое дыхание друг друга, надеясь найти в нем упокоение, чтобы забыться сном…

Лодия вдохнула морозную сырость так глубоко, как только смогла, и сразу же ощутила то, что сначала полагала подарком судьбы, а потом нарекла проклятием.

Музыка. Она снова раскрывала свой бутон где-то в костяной клетке ребер. Протяжная, гулкая, еле слышная, а потом неуклонно набирающая силу. Можно было взять в руки лютню и попробовать сыграть то, что рвется наружу, но Лодия знала наверняка: не получится. Все звуки, извлекаемые ее пальцами, всегда появлялись на свет уже лишенными жизни. Как будто она боялась отпустить на свободу дитя своей души и собственноручно раз за разом… убивала.

Только она больше не хотела становиться убийцей. Будь что будет, но этот младенец, самый выстраданный из всех, заслуживает рождения! Нужно лишь набраться смелости для первого удара по струнам. Или не смелости, а… Да. Ощущения холода затянувшейся весны. Пальцы должны быть столь же мерзлыми, как земля, иначе ничего не получится.

Мерзлыми.

Лодия потянулась к мерцающей, уже густо-синей, искорке, не думая, что снег такого цвета никогда не падал с небес этого мира. Потянулась, чтобы набраться холода, а наполнилась огнем. Пальцы словно попали в костер, окутались языками бурно полыхнувшего синего пламени и на мгновение потеряли всякую чувствительность, чтобы тут же ощутить все сразу.

Щербинки подоконника, в которых застыли струйки воды, стекшие с крыши. Шов на запястье, в сотый раз залохматившийся и слегка натирающий кожу. Свист ветра, снова начавшего свой разбег. Горьковатый дым, потянувшийся из камина: должно быть, среди поленьев попало одно сырое. Струны, впервые встретившие пальцы как друзей, а не как врагов. Мир, огромный и тысячеликий. Но главным было совсем другое.

Лодия чувствовала себя.

Заколка лопнула, тяжелые черные локоны рассыпались по узким плечам. Стен темницы больше не существовало, и душа замерла, выбирая, по какой дороге продолжить свой путь.

Женщина улыбнулась, склонилась над лютней, словно над ребенком, и раздался крик.

Первый крик пришедшей в мир музыки.

И сейчас…

Был ли я неудачником? В течение прошедших суток – определенно нет. Ровно столько же раз, сколько меня настигало поражение, вслед за ним снисходило и своего рода вознаграждение, которым мне, правда, не удавалось воспользоваться. По причине собственной же дурости.

Что потянуло мою упрямую голову выяснять личность доносчика? Мне и делить с ним было нечего, да и встретиться, возможно, не пришлось бы больше ни разу в жизни. Тогда зачем? Затем чтобы узнать нечто новое. Еще одну причину старого как мир поступка. Привычка сработала? Она самая. Если тебя много лет подряд учили наблюдать и сопоставлять увиденное со всеми возможными объяснениями, в какой-то миг перестаешь осознавать, что не нужно пытаться понять все на свете. И конечно же забываешь себя вовремя одергивать.

Да и кто мог предположить, что юнец окажется внебрачным отпрыском управителя городской стражи, не без стараний настырной мамочки начавшим карьеру в отцовских владениях? Обвинение прозвучало смехотворно, никаких телесных повреждений, кроме гневного румянца на щеках юноши, осмотру патруля не предстало, зато дама топала ногами, потрясала грудями и медальоном, обеспечивавшим исполнение любых капризов, потому вечер закончился тем, чем и должен был. Безмятежным сном в городской тюрьме.

Пожалуй, мое настроение по сравнению с мыслями и чувствами, посетившими стражников, можно было назвать вполне радужным. Задерживать далее, чем случится разбирательство, меня не станут, более того, как только я не явлюсь к утренней поверке, начальство начнет искать нерадивого сопроводителя, и горе чадолюбивому управителю, если я отыщусь в камере, а не на свободе. Стражники и так расстарались, поместив меня в то крыло, где обычно коротали дни заключения люди, повинные в растратах, а не в кровопролитии: здесь было тихо и скучно, совсем по-домашнему. Камеры слева и справа пустовали, так что моему спокойному сну не мешало ничего, кроме шаркающих шагов ежечасного обхода. Правда, ближе к утру проснуться все-таки пришлось, по причине того что за решеткой, отделяющей мою камеру от соседской, появился постоялец.