Антон Грановский - Гончие смерти Страница 17

«Только б не напужать», – с волнением подумал Прошка. Он сделал осторожный шажок навстречу зверькам, опасаясь, что они развернутся и удерут в лес. Однако зверьки, похоже, были слишком удивлены, чтобы думать о собственной безопасности.

«Хорошо», – подумал Прошка и сделал еще один маленький шажок. Приближаясь к зверькам, он старался двигаться как можно плавнее и все время улыбался, давая зверькам понять, что он не желает им зла.

Еще шажок… И еще… Зверьки смотрели на него с таким безмерным изумлением, что, казалось, еще чуть-чуть, и их выпученные глазки вывалятся из глазниц.

Так, шажок за шажком, вершок за вершком, он прошел несколько саженей и остановился в двух шагах от сказочных созданий.

И тут один из зверьков открыл свой потешный детский ротик и что-то чирикнул. Другие зверьки закивали головами, будто соглашаясь со своим товарищем, а затем стали пятиться к лесу, не спуская с Прошки настороженных глаз.

Опасаясь, как бы они не развернулись и не скрылись в лесу, Прошка облизнул губы и мягко проговорил:

– Ну-ну-ну… Я не сделаю вам ничего плохого. Я просто хочу с вами поиграть. Вы ведь любите играть? Любите? Кис-кис-кис.

Он протянул руку и осторожно потер указательным пальцем о большой, словно между ними было зажато лакомство. Зверьки уставились на его пальцы.

– Идите ко мне, кошечки, – коварно улыбнувшись, позвал Прошка. – Я дам вам кусочек сыра.

Зверьки переглянулись, а потом резко, как по команде, развернулись и медленно затрусили к лесу.

– Леший! – выругался Прошка и с досадой сплюнул себе под ноги. В то же мгновение из травы высунулся гибкий серебристый усик и сердито хлестнул Прошку по сапогу.

Суховерт испуганно отскочил в сторону, но усик, погрозив ворёнку, как грозят пальцем расшалившемуся ребенку, снова скрылся в высокой траве.

Прошка вытер рукавом рубахи потный лоб. В этом серебристо-голубом лесу было теплее, чем в промозглой Прошкиной избе. Голубое облако, через которое ворёнок прошел в здешний мир, висело на том же месте и приветливо переливалось, будто говорило: «Не бойся. Я все еще здесь и никуда не денусь».

Прошка немного успокоился. Повертев головой по сторонам, он снова увидел лопоухих кошек. На этот раз они не смотрели на Прошку, а, окружив большие чаши красно-голубых цветов, слизывали с лепестков нектар своими длинными, голубоватыми язычками.

Зрелище было настолько умилительное, что Прошка снова улыбнулся. Определенно, хотя бы одного зверька словить стоило. Любая купчиха отвалит за такого милягу горсть меди, а то и больше.

Прошка снова двинулся к зверькам, но на этот раз он сильно пригнулся и зашагал так мягко, как только мог. Благо, наука, преподанная ему когда-то Глебом Первоходом, не прошла даром.

Зверьки, поглощенные трапезой, не обращали на него внимания. Прошка уже примеривал расстояние для прыжка, как вдруг… что-то свистнуло в воздухе, и один из зверьков, подскочив вверх, рухнул на траву, а двое других прыснули в лес.

Из шеи упавшего зверька торчала стрела, а сам он был неподвижен. Прошка быстро спрятался за ближайшее дерево и положил пальцы на рукоять кинжала. Сердце его билось так быстро, что могло выскочить из груди.

Выждав немного, он осторожно выглянул из-за дерева и увидел маленького, худого человечка, склонившегося над убитым зверьком. Из одежды на человечке была только набедренная повязка, а кожа его была покрыта голубоватой, короткой шерсткой. Лук незнакомец уже закинул за спину, а ни меча, ни кинжала у него на поясе не было.

Прошка тоже не спешил доставать кинжал. Человек был один и совсем не походил на душегуба. Вдруг незнакомец напрягся и к чему-то прислушался.

Что-то темное стремительно выскочило из леса, набросилось на человечка, сбило его с ног и повалило на траву. Прошка не собирался ждать, чем закончится эта схватка, он развернулся и со всех ног бросился к голубоватому облаку. И тут Прошка с ужасом понял, что облако уже не серебрилось. Оно бледнело и выцветало, будто собиралось исчезнуть, растворившись в синем воздухе.

– Нет! – закричал Прошка и последним, огромным и судорожным рывком прыгнул в облако.

Он «щучкой» влетел в голубое свечение, пролетел сажень и грохнулся на пол, больно ударившись плечом об ножку стола. Тут же поднял голову и оглянулся. Голубое свечение за спиной почти истаяло, от густого облака осталась лишь легкая, едва заметная дымка. Упырь сидел на лавке, в углу и таращился на Прошку своими собачьими жалостливыми глазами.

– Фу ты, леший! – выдохнул Прошка.

Отдуваясь и кряхтя, ворёнок поднялся на ноги. Потер пальцами ушибленный лоб, поморщился. Взглянул на упыря и сердито проговорил:

– Ну? И как это называется? Хотел оставить меня там?

Живой мертвец виновато поежился и посмотрел на облако. Оно совсем уж было истаяло, но под взглядом упыря стало разгораться снова. До ушей Прошки донесся отдаленный шум – будто бы кто-то тяжело дышал за стеной, царапал бревна и яростно клацал зубами.

– Это еще что? – удивился Прошка.

И вдруг до него дошло.

– Облако! – крикнул он испуганно и сверкнул глазами на упыря. – Убери его! Развей по воздуху! Быстро!

Упырь вздрогнул от крика и отвел взгляд от голубого облака, по которому вновь заходили радужные волны. Как только он это сделал, голубоватое свечение начало гаснуть, а вслед за тем и само облако стало выцветать.

И вдруг – Прошка не поверил собственным глазам – прямо из затухающего облака на него выскочило нечто черное и огромное. Лицо Прошки обдало гнилостным дыханием, на мгновение он увидел перед собой два полыхающих злобой глаза и разверзшуюся пасть, похожую на собачью.

Прошка выхватил из-за пояса кинжал и быстро присел на корточки. Огромная тень перемахнула через него, достигла стены, прыгнула сквозь нее и исчезла. Будто ее и не было.

Прошка не сразу пришел в себя. А как пришел, повернулся к упырю и резко спросил:

– Чего это было?

Урод не ответил. Прошка, сжимая в руке кинжал, шагнул к нему и грозно крикнул:

– Ну! Отвечай!

Мертвец захлопал глазами и попятился. Видно было, что он и рад бы сказать, но не знает, как. Прошка остановился и шумно перевел дух.

– Леший! – угрюмо выругался он. – Кажется, мы с тобой впустили в наш мир какое-то жуткое чудовище.

При слове «чудовище» упырь тихо заскулил. Прошка поморщился.

– Ладно, не скули. Может, мне померещилось, и это была простая тень? Ведь может такое быть, верно?

Упырь молчал. Прошка вздохнул, сдвинул брови и хмуро проговорил:

– Будем считать, что ничего не было, понял? И чтобы никаких мне больше облаков и огромных собак! Еще раз увижу, что ты этим занимаешься, – отрежу уши!

Урод выслушал речь Прошки с покорным, подобострастным лицом. Внезапно ворёнку стало противно.