Ясинский Анджей - Воспоминания участника В.О.В. Часть 1 Страница 17

Однажды с моим другом Мишкой Ивановским мы лазали по таким вагонам и нашли совсем целый ящик неповрежденных снарядов от 35мм-противотанковых пушек. Мы были крайней удивлены и даже приятно обрадованы, что нам вот удалось обнаружить, чуть ли не артиллерийский склад. Снаряды были маленькие, аккуратные. На медной поверхности гильз снарядов матово тускнела жировая смазка. Мы подержали снаряды в руках, определили на вес, покрутили в руках остальные снаряды. Потом Мишка сказал:

- Возьмем?!

Я ответил:

- Возьмем!

Для чего они нам были нужны, трудно понять. Однако в тот момент мы себя чувствовали героями и счастливчиками. Снаряды мы спрятали в карманы солдатских галифе. Сверху прикрыли полами шинелей и принесли в вагон. Чтобы на нас не сказали что мы дети, снаряды никому не показали. Мы не знали, что с ними делать и куда их спрятать. Я сказал, что спрячу в вещмешок, Мишка решил носить его в кармане и даже спать с ним вместе. Долго нам не пришлось прятать снаряды в вагоне. Когда я залез под нару и хотел спрятать снаряд в вещмешок, то мне это сразу как-то не удавалось. Снаряд все время выпирал из мешка и мое длительное времяпровождение под нарами кому-то показалось подозрительным. Меня вытащили из-под нар, отобрали снаряд и тоже не знали, что делать с ним, куда девать его. Позвали политрука. Он долго крутил снаряд в руках, потом почесал затылок и сказал:

- Да, ребята, война уже близко.

В тылу за потерянную гильзу получишь наряд вне очереди, а здесь! Целый снаряд валяется где попало и ничего. Нас не наказали. Видя, что никто не ругается, Мишка отдал свой снаряд добровольно. Наше неудачное похищение снарядов сошло нам без последствий, старшему по вагону, приказали следить за нами, 'чтобы эти дураки как-нибудь, весь вагон не взорвали'.

По мере приближения к фронту менялись наши настроения. Наши взгляды на окружающую обстановку становились уже не теоретическим как в тылу, где часто качество солдата определялось политической трескотней на политзанятиях. Теперь же мы стали чаще сталкиваться с настоящей действительностью войны и эта правда войны воспитывала в нас реальное понимание вещей. Мы по-прежнему были уврены в себе, ждали встречи с врагом, чтобы показать себя, но сильно боялись самолетов. Еще больше порождало неуверенность в себе сознание, что мы едем воевать без оружия. В случае десанта или чего-либо подобного, нас могут перебить всех до одного. В других условиях, в условиях частых побед над врагом, мы этого возможно и не заметили бы. Однако теперь, когда немцы захватили полстраны, когда нам известно как силен наш враг, а мы едем воевать в ним совсем безоружными, этот момент незаметно вселял в душу страх, неуверенность, хотя мы ждали встречи с врагом и на что-то надеялись. В душе про себя, боялись, сомневались. На территории, где были немцы, наши солдаты интересовались, какие они эти немцы. Во что одеты, что едят, о чем говорят, как относились к нашему населению. Однако гражданское население, которое было в оккупации, мало чего рассказывало. Отвечали односложно 'да, нет'. В рассуждения не вступали. Мы сами смотрели на них, на этих освобожденных, как на предателей. Мы с ехидством спрашивали их, а почему вы не эвакуировались? Ответы были самые разные. Однако все их ответы нас не удовлетворяли. А сами они нам казались подозрительными. Себя мы считали верными сынами своей родины.

Иногда, нам казалось, что в тылу нас подготовили недостаточно для войны. Как специалисты-воины мы, пожалуй, себя не чувствовали. Мы себя чувствовали большими патриотами. Нам казалось, что мы солдаты хорошо подкованные политически и только. Что мы знаем? За что воюем? Знаем что защищать? А это в то время считалось главным аргументом. Предопределяющим победу над врагом. Как бы враг хорошо не был подготовлен к войне, но если он не знает, за что воюет и что защищает, он не сможет победить. Это мы знали твердо. С другой стороны, представления о войне были весьма приблизительны. Они были на уровне времен Суворова. Командиры нам внушали мысль, что немцы боятся штыкового боя и ночных боев. Что, пуля дура - штык молодец. А против русского солдата в штыковом бою, никто не устоит. В тылу нас много муштровали. Учили ходить строевым шагом, приветствовать начальство, беспрекословно подчиняться начальству. По-видимому, для рядового солдата большего и не требуется. Ибо залог всех побед есть дисциплина. Без дисциплины нет порядка нет армии. Армия тем и сильна, что она дисциплинирована. Даже более слабо вооруженная армия, но с крепкой дисциплиной, добьется победы над врагом более вооруженным. В смысле выполнения приказов наши солдаты отвечали духу времени. Правда если они не выходили из-под контроля. Если же не было контроля или руководства, мы часто превращались в совершенных дикарей. Водка, сквернословие, мародерство было для многих солдат некоторым шиком. Откуда все это бралось трудно объяснимо. Одни говорят, что это пережитки проклятого прошлого. Другие утверждают, что это наше национальное, сугубо славянское качество. По-видимому, наш офицерский корпус также стоял недостаточно высоко. В-основном, будучи выходцами из рабоче-крестьянской среды, они получили в наследство от родителей все те же пороки прошлого, что они наблюдали в своих семьях со дня своего рождения. Все-таки переделать целую нацию в течение короткого срока задача не легкая. Теперь наши дети выгодно отличаются от нас, их родителей, рождения 15-25 годов. Другие времена, другие запросы. После победоносной войны в сорок пятом году наши офицеры привезли домой из Германии огромные материальные ценности. Чем был больше чин, тем больше было возможностей отправить трофеев домой а это все мораль и лицо армии.

Вот это примерно то, с чем мы прибыли на фронт весной сорок второго года под Харьков. Где-то в Ворошиловоградской облости. В Старобелвен.

Однажды в каком-то селе нас решили вымыть в бане. Баня была походная. Состояла из нескольких палаток, куда горячая вода подавалась из специальной авто-машины. Мы благополучно разделись вымылись горячей водой, но к концу нашего мыться, в небе появился немецкий самолет. Послышалась пулеметная стрельба. В кого он стрелял неизвестно. Нам же показалось, что самолет стреляет в нашу баню, в нас. Наши купающиеся воители как по команде выбежали из бани и бросились прятаться. Схватив свое белье в охапку выбежал из бани и я.

Смешно было смотреть как взрослые голые мужчины бегают по снегу, падают и пытаются спрятаться. Бегал и я по огороду. Однако спрятаться не успел самолет пролетел мимо села и скрылся. В кого он стрелял также не известно. Посрамленные воители вымазанные весенней грязью снова приняли очистительный душ. Мне мыться не было необходимости. Однако когда я бегал по огороду из кармана галифе выпал винтовочный патрон который я возил еще из Ферганы и которым я хотел застрелиться в случае угрозы плена. В плен я боялся попадать. По-видимому, я не столько боялся плена или даже смерти, сколько влияло желание попозировать. О таких вещах как смерть или плен я тогда вообще не думал.