Синди Пон - Ярость феникса (ЛП) Страница 17

- Большая? – спросил Тянь Ан.

Она смотрела на воду. Море сверкало, словно в нем утонуло солнце. Она моргнула, и бесконечное море стало маленьким озером. Аи Линг видела вдали берег и густые деревья. Она стояла босиком, пальцы зарывались во влажную холодную землю. Ее руки были огрубевшими и в мозолях. Вдруг она что-то поймала. Она ловко взмахнула рукой, как и учила ее сестра. Сом упал на берег, извиваясь в грязи.

- Молодец, Чжун Йе! – старшая сестра погладила его по голове. – Неплохо для восьми лет.

Старший брат смотрел на рыбу, а та выдыхала последние разы.

- Ее даже нам двоим не хватит, - он пнул ее ногой.

- Перестань! – сказал Чжун Йе. Он вытащил изо рта рыбы крюк и спрятал рыбу в самодельную сеть. – Это для мамы, - гордо заявил он, вытирая пот со лба.

- Тащи! – кричал Тянь Ан.

Аи Линг зажмурилась на ярком солнце, растерявшись. Тянь Ан показывал рукой правильное движение. Она, не понимая, уставилась на него.

Чэнь Юн оказался за ее спиной, обхватил ее руки и вытащил рыбу из воды ловким движением, направляя ее руки своими. Она прижалась к нему, а обрывки воспоминаний продолжали наполнять ее: сестра держит ее за плечо, они идут домой, мама жарит кусочки сома с имбирем и чили, проходят дни, и порезы от лески заживают… Нет. Не ее воспоминания.

Огромный морской окунь упал на палубу, мальчики подскочили с лесками в руках. Они танцевали вокруг извивающейся рыбы, как воины после охоты. Их смех призвал нескольких матросов взглянуть на добычу.

Тянь Ан вытащил крючок и бросил рыбу в принесенную Лао Лю корзину.

- Вечером будет пир, ребята!

- Это для мамы, - прошептала Аи Линг.

Чэнь Юн удивленно посмотрел на нее. Она отошла от него, обхватив себя, чтобы согреться, несмотря на жаркое солнце в небе.

Они часами изучали одни и те же строки, пока буквы не начали расплываться перед глазами Чжуна Йе.

- Уверен, что у этого слова нет других значений? – спросил Йокан. – Не похоже на название какой-то провинции?

Чжун Йе поднес лампу ближе к «Книге мертвых» и заставил себя сосредоточиться.

Высоко растет, до луны достает,

Низко гнется, чтобы свет ловить,

Вода скользкая,

Ни тяжела, ни легка,

Отыщешь ее, когда светом станет тьма.

Йокан ударил кулаком по столу, лампа подпрыгнула от силы удара.

- Бред! Бессмыслица!

- Книга полна всякого: детских стишков, историй мудрых монахов, ученых и их исследований, тех, кто практиковал темное искусство. Здесь есть смысл, но его нужно достать.

Чжуну Йе стало интересно, который час. Они обедали уже давно.

- Наверное, в том месте есть холмы и долины. Там идет дождь. Значит, это уже не пустыни и степи, - сказал он.

- Нужно больше зацепок. Мы должны определить место. Иначе ничего не выйдет, - говорил Йокан.

Чжун Йе прочитал стишок дальше:

Лишь во тьме она растет,

Встань на четвереньки, она недалеко,

Раз в несколько лет, ты подожди,

Лишней луны, а за ней тьмы.

Стишок не складывался в единую картинку. А они изучили уже половину книги. Смогут ли они вообще узнать ответ?

Мей Гуи округлилась, ее грудь стала полнее. Чжун Йе критически разглядывал ее. Наложница серьезно смотрела на себя в зеркало в бронзовой раме, положив ладонь на живот.

Серебряный Феникс начала заплетать волосы госпожи, закрепляя их шпильками.

- Когда мы скажем императору? Опасно продолжать их встречи, когда госпожа с ребенком… - сказала она.

Он смотрел, как ее пальцы танцуют, заплетая волосы Мей Гуи, и подавил улыбку. Она разозлится, если поймет, что его это веселит.

- Давно у нее были месячные?

Серебряный Феникс посмотрела на потолок, поджав губы, словно считала в уме. Он хотел поцеловать ее.

- Больше трех месяцев назад, - сказала она.

- Еще пару недель, и я скажу императору, - он провел пальцами по своему шелковому одеянию. – Нельзя, чтобы остальные узнали о беременности сейчас. Ей могут что-нибудь подсыпать в чай, и все рухнет.

Он заметил недовольный взгляд Серебряной Феникс и замолчал. Мей Гуи нахмурилась.

- Я не хотел вас встревожить, леди. Вы защищены мной и теми, кто мне служит. Это лишь предосторожность, ведь вы носите ценный дар, - он поклонился, наложница расслабилась. Серебряный Феникс потирала плечи госпожи, следя за ним темными глазами через зеркало. Он улыбнулся ее отражению, она отвела взгляд. – Мне пора, - сказал он. Приходил он, чтобы своими глазами посмотреть на беременность.

- Господин Чжун, - Серебряный Феникс повернулась к нему плавным движением, оправдывая свое имя в честь мифического существа. – Я могу с вами поговорить?

- Конечно, - он прошел в приемный зал, она последовала за ним, задвинув за собой дверь спальни. Она шагнула к нему, и он впервые заметил маленькую родинку под ее правым глазом, словно она коснулась там тоненькой кисточкой для каллиграфии. В Ксии верили, что такая метка под глазом означает, что жизнь будет полна слез. Он надеялся, что это не так.

- Я хотела извиниться за мои действия и слова в тот вечер, - она стиснула зубы. – Я нарушила этикет и перешла границы.

- Это понятно, ведь ты была певицей, а я…

- Потому я и прошу прощения, - перебила она. И подняла голову, он приблизился, не успевая остановить себя.

- Я прощу, если поужинаешь со мной, - сказал он с улыбкой.

Ее изящная бровь приподнялась.

- Я ухаживаю за госпожой, пока она не уснет. Только тогда я смогу поужинать.

- Скажи когда, и я дождусь, - он прижал ладонь к сердцу. – Иначе я вряд ли смогу тебя простить.

Она покраснела. Чжун Йе держал на лице неприступную маску, хотя глаза его могли выдавать желание и веселье.

- Тогда во время следующего полнолуния, господин Чжун, - она отвернулась, но оглянулась через плечо. Он увидел тень улыбки на ее полных губах.

Он поклонился и вышел в пустой коридор, где уже не было ее запаха.

Следующее полнолуние должно наступить через три дня. Чжун Йе бродил по своей приемной, ударяя манекены в каждом углу, проходя мимо них. Он поставил их, чтобы практиковаться в боевых искусствах, ведь во дворце он себе товарища по тренировкам не нашел.

На ночь можно будет убрать их и забыть о заданиях.

Удар.

Попросить королевского шеф-повара приготовить что-то особенное. Он ведь все еще думал, что обязан Чжуну Йе жизнью.

Удар с разворота.

После того, как отравление испортило празднование сорок первого дня рождения императора, всех в кухне допрашивали часами, и шеф-повар тоже не избежал этой участи.