Жорж Сименон - Вор комиссара Мегрэ Страница 17

Глава 5

Нужно было пережить неприятные минуты. Почти во всех расследованиях у Мегрэ наступал более или менее длительный период неопределенности. Он становился похож на мыслителя. На первом этапе, когда он неожиданно попал в новую для себя среду, сталкивался с совершенно незнакомыми людьми, можно было сказать, что он бессознательно впитывал в себя окружающую жизнь и разбухал, как губка.Так было и накануне «У старого виноградаря». В памяти запечатлелись малейшие детали обстановки, жесты, лица посетителей. Если бы он не чувствовал себя таким усталым, то обязательно заглянул бы потом в клуб «Зеро», где бывал кое-кто из этой маленькой компании.Теперь он вобрал в себя массу новых впечатлений, фразы и слова, полные тайного смысла, или брошенные мимоходом удивленные взгляды, но еще не знал, как всем этим воспользоваться.Те, кто давно работал с ним бок о бок, уже усвоили, что сейчас лучше не задавать комиссару вопросов, не смотреть на него выжидательно, потому что он сразу начинал недовольно ворчать.Как Мегрэ и предполагал, у него на столе уже лежала записка: следователь Камю просит ему позвонить.– Алло… Говорит Мегрэ.Ему редко приходилось сталкиваться с Камю, которого нельзя было отнести ни к дотошным исполнителям, ни к представителям правосудия, дающим полиции спокойно заниматься своим делом.– Я просил вас позвонить, потому что меня вызывал прокурор. Его интересует, в какой стадии расследование.Комиссар едва не сказал: «В начальной…»И это не было бы преувеличением. Преступление — не математическая задача. В нем участвуют живые люди, о существовании которых ты не знал еще накануне. Они были для тебя просто прохожими, и вдруг каждый их жест, каждое слово обретают особый смысл, а их прежняя жизнь подвергается тщательному изучению.– Следствие продолжается, — предпочел ответить Мегрэ. — Возможно, через час-другой мы получим оружие, из которого стреляли. На Сене работают водолазы.– Как вы поступили с мужем?– Он здесь, в «холодильнике».Мегрэ спохватился, что употребил слово, которое было в ходу только среди инспекторов его бригады. Когда не знали, что делать со свидетелем, но хотели, чтобы он находился под рукой, когда кого-нибудь подозревали, не имея достаточных улик для ареста, его помещали в «холодильник».Человека проводили в застекленный зал, выходивший в длинный коридор.– Подождите меня минутку.Тут всегда сидели какие-то люди, взволнованные женщины, кто-то плакал, кто-то старался сохранить спокойствие.После часа или двух, проведенных в «холодильнике», люди обычно становились разговорчивее. Свидетели, пришедшие сюда с твердым намерением молчать, становились покладистыми.Случалось, их оставляли здесь на полдня, и они не спускали глаз с двери, всякий раз вставали, когда входил судебный исполнитель, надеясь, что на сей раз очередь дошла до них. Они видели как в двенадцать часов расходятся инспектора, и, собрав все свое мужество, обращались к Жозефу:– Как вы думаете, комиссар знает, что я здесь?– Он все еще на совещании.За неимением другого выхода, Мегрэ поместил Рикена в «холодильник».А следователю пояснил:– Он в приемной. Как только получу новые данные, снова его допрошу.– Ну, а как, по-вашему, он виновен?Следователь Камю не задал бы такого вопроса, если бы работал с Мегрэ дольше.– У меня еще нет мнения на этот счет.Это была правда. Обычно он не торопился делать выводы и не принимал решений до тех пор, пока в его сознании не вырисовывалась истина или противник не сдавался.– Долгая история?– Надеюсь, нет.– Гипотеза об убийстве из корыстных побуждений отпала?А разве не все убийства совершались из корыстных побуждений? Поистине во Дворце правосудия и в уголовной полиции говорили на разных языках.Трудно предположить, что какой-то неизвестный после десяти часов вечера появился на улице Сен-Шарль, собираясь поживиться, и Софи Рикен спокойно впустила его в квартиру.Либо у преступника был ключ, либо это был кто-то из знакомых, кому она доверяла. Скорее всего — последнее. Ведь убийца открыл при ней ящик комода, чтобы достать пистолет.– Держите, пожалуйста, меня в курсе. Прокуратура в нетерпении.Ну разумеется! Прокуратура всегда в нетерпении. Телефонный звонок из кабинета министра заставляет трепетать чиновников, которые удобно устроились в своих креслах и представляют себе преступление только по юридическим отчетам и статистическим сводкам.Ну, а министра подстегивал ажиотаж, раздуваемый газетами. Для них настоящим было только то дело, которое заметно увеличивало им тираж. Если читателя томить слишком долго, он забывает о происшедшем. Тогда и броские заголовки на первой полосе ни к чему.Мегрэ подмигнул Жанвье.– Время от времени выходи в коридор и смотри, что он там делает. Чего доброго, с ним случится нервный припадок или, того лучше, взломает дверь моего кабинета.Он внимательно просмотрел всю почту и отправился на летучку, где собрались все коллеги, чтобы спокойно обсудить текущие дела.– Ничего нового, Мегрэ?– Ничего нового, господин начальник.Здесь не брали за горло.Когда комиссар вернулся в кабинет — было около десяти часов, — его ждала речная бригада.– Нашли оружие?– К счастью, сейчас на Сене слабое течение, а прошлой осенью там проводились работы по очистке дна. В сорока метрах вверх от моста и в десяти от левого берега нашли пистолет бельгийского производства калибра шесть тридцать пять. В магазине было пять пуль.– Отнесите его, пожалуйста, к Гастин-Ренепу.И обращаясь к Жанвье:– Займись этим. Пуля уже у них.– Слушаю, шеф.Мегрэ хотел было позвонить на улицу Бассано, но передумал и направился к главной лестнице таким путем, чтобы не проходить мимо приемной.Однако его уход не мог остаться незамеченным для Рикена, который, наверное, недоумевал, куда пошел комиссар. Мегрэ столкнулся с только что приехавшим Лапуэнтом и вместо того, чтобы взять такси, как собирался, попросил довезти его до конторы Карю.Он изучил все медные таблички в подворотне, из которых явствовало, что почти на каждом этаже здания размещалась какая-нибудь кинематографическая организация. Общество, которое интересовало Мегрэ, называлось «Кароссок» и располагалось в бельэтаже.– Пойти с вами?– Идем!Это не только входило в его методу, но и рекомендовалось инструкцией для всех сотрудников уголовной полиции.Подъезд оказался довольно мрачным, поскольку единственное окно выходило во двор, где шофер надраивал «роллс-ройс». Перед телефонным пультом сидела рыжая секретарша.– Мосье Карю у себя?– Не знаю, пришел ли он.Как будто можно незаметно пройти в контору!– Ваше имя? Вам назначено?– Комиссар Мегрэ.Она поднялась и хотела проводить их в приемную, точнее — посадить в «холодильник».– Спасибо. Мы подождем здесь.Ей явно не нравилась такая манера поведения. Вместо того чтобы позвонить патрону, она скрылась за обитой дверью и появилась лишь через три-четыре минуты. Но теперь она шла позади свежевыбритого и благоухающего лавандой Карю, одетого в светло-серый с иголочки костюм. Он, несомненно, только что посетил своего парикмахера, и, наверное, ему даже сделали массаж лица. Карю был из породы людей, которые каждое утро проводят добрых полчаса в кресле косметического салона.– Как поживаете, дорогой друг?Он сердечно протянул руку дорогому другу, с которым познакомился только накануне в шесть часов вечера.– Входите, прошу вас. И вы, пожалуйста, молодой человек. Полагаю, это один из ваших сотрудников?– Инспектор Лапуэнт.– Вы свободны, мадемуазель… Меня ни для кого нет, к телефону я не подхожу. Соедините меня, только если будет звонок из Нью-Йорка.И объяснил улыбаясь:– Не терплю, когда телефонные звонки прерывают разговор.У него на столе стояло три аппарата. Комната была просторной, стены, как и кресла, обтянуты бежевой кожей, ковер на полу — в светло-коричневых тонах.Огромный письменный стол из палисандрового дерева был завален таким количеством папок, что для их разбора потребовалась бы дюжина секретарей.– Садитесь, прошу вас. Чем могу угостить? — Он подошел к низкому шкафу, который оказался баром внушительных размеров.– Может быть, аперитив еще рановато, но я слышал, вы — любитель пива? Я — тоже. У меня есть превосходное… прямо из Мюнхена.Он держался свободнее, чем накануне, наверное, потому, что мог теперь не заботиться о реакции Норы.– Вчера вы застали меня врасплох. Когда я шел ужинать к своему другу Бобу, у которого я частенько бываю, я не думал, что встречу там вас. До этого я выпил две или три рюмки виски да еще добавил шампанского. Я не был пьян. Я никогда не пьянею. И все-таки утром я весьма смутно мог вспомнить наш вчерашний разговор. Жена упрекает меня в излишней болтливости и в чрезмерной горячности. Надеюсь, у вас не сложилось обо мне такого впечатления?– Я понял, что вы считаете Фрэнсиса Рикена толковым парнем, у которого есть все возможности стать одним из ведущих режиссеров.– Да, вероятно, я это говорил. Это мой принцип — делать ставку на молодых.– А сейчас вы придерживаетесь иного мнения?– Конечно, нет! Что вы! Однако есть некоторые нюансы. Я нахожу в этом юноше явную склонность к разбросанности, к известной анархии. То он переоценивает себя, то теряет всякую веру в свои силы.– Вы говорили, что считаете эту пару очень дружной. — Карю удобно устроился в кресле, положив ногу на ногу, в одной руке — стакан, в другой — сигара.– Я это говорил?Внезапно он встал, поставил мешавший ему стакан на столик, сделал несколько затяжек и принялся расхаживать взад и вперед по ковру.– Я очень надеялся, комиссар, что вы сегодня придете.– Я так и понял.– Нора — женщина незаурядная. Хоть она никогда не бывает в моей конторе, можно смело сказать, что она моя лучшая сотрудница.– Вы мне говорили, что она наделена даром медиума.– Я это говорю в ее присутствии, потому что ей это льстит. А на самом деле она обладает изрядной долей здравого смысла и редко ошибается в людях. Я часто увлекаюсь… слишком доверяю… А она — нет.– Иначе говоря, она служит вам своего рода стоп-краном?– Пожалуй. Я твердо решил: как только получу развод, женюсь на ней. Да, в общем, мы и сейчас уже как муж и жена.Чувствовалось, что ему стало труднее говорить, что он подыскивает слова, не спуская глаз со столбика пепла на сигаре.– Ну, как бы лучше выразиться? Нора очень ревнива при всей своей незаурядности. Вот почему мне пришлось вам вчера солгать в ее присутствии.– Сцена в спальне?– Конечно. Разумеется, все происходило не так, как я вам рассказал. Софи действительно уединилась в спальне, чтобы выплакаться после того, как Нора зло съязвила в ее адрес — не помню, как именно, все мы тогда прилично выпили. Короче говоря, я стал ее утешать…– Она стала вашей любовницей?– Комиссар полиции, не колеблясь, констатировал бы факт адюльтера.Он улыбнулся с довольным видом.– Скажите, мосье Карю. Вероятно, в вашей конторе ежедневно мелькают хорошенькие девушки. Большинство из них, конечно, готовы на все, чтобы получить хоть самую крохотную роль?– Верно.– Полагаю, вы иногда этим пользуетесь?– Это одна из составляющих нашей профессии. Все мужчины ведут себя одинаково, разве что не у всех одинаковые возможности. Вы сами, комиссар…Мегрэ строго, без улыбки взглянул на него.– Простите, если я вас шокирую. Так о чем я говорил? Я в курсе, что вы беседовали с некоторыми из наших друзей и еще вернетесь к этому. Предпочитаю играть в открытую. Вы слышали, как Нора отзывалась о Софи? Мне не хотелось, чтобы вы составили представление о бедной девочке по ее словам. Она вовсе не была карьеристкой и совсем не походила на женщину, которая ляжет в постель с первым встречным. Какой-то порыв толкнул ее, совсем юную, почти девочку, к Рикену, он обладает фатальной для женщин притягательностью. На них всегда производят впечатление страдальцы, честолюбцы, циники, мужчины с необузданным темпераментом. Словом, она вышла за него замуж. Она поверила в него. Ходила за ним по пятам, как дрессированная собачка, замолкала, если он не желал, чтобы она говорила, почти не занимала места, чтобы ему не мешать, и соглашалась на то неопределенное существование, которое он ей мог предложить.– Она была несчастлива?– Она страдала, но старалась не подавать виду. В общем, если он и нуждался в ней, в ее неназойливом присутствии, то бывали минуты, когда она его раздражала. Тогда он упрекал ее в том, что она для него обуза, мешает его карьере, говорил, что она глупа, как ослица.– Это она вам сказала?– Я об этом догадывался по некоторым репликам, которыми они обменивались.– И вы стали ее доверенным лицом?– Если хотите… Против воли, уверяю вас. Она чувствовала себя очень одиноко в чужой для себя среде, ей не на кого было опереться.– Когда вы стали ее любовником?– До чего не люблю это слово! Я к ней испытывал сострадание и нежность. Мне хотелось ей помочь.– Сделать карьеру в кино?– Да. Но она возражала. Она не обладала яркой красотой, на таких, как она, на улице не оглядываются, как на Нору.– Итак, вы хотели «запустить» ее на орбиту?– Да, я об этом подумывал.– А с ней вы говорили?– Очень осторожно.– Где вы встречались?– Я обязательно должен отвечать на этот вопрос?– Иначе мне самому придется искать ответ.– Я снимал меблированную квартирку, довольно изящную, комфортабельную, в новом доме на улице Франциска Первого. Чтобы быть совсем точным — на углу авеню Георга Пятого. В трехстах метрах отсюда.– Минутку. Эта квартирка предназначалась только для ваших встреч с Софи? Или там происходили и другие свидания?– Мы там встречались с Софи.– Вы никогда не бывали у нее дома в отсутствие мужа?– Был недавно — недели две назад. Она не позвонила мне как обычно. На улице Франциска Первого ее тоже не оказалось. Я позвонил, и она сказала, что плохо себя чувствует.– Она была больна?– Пала духом… Фрэнсис становился все более раздражителен. Иногда на него нападали приступы ярости. Потеряв терпение, она хотела уйти, все равно куда, устроиться продавщицей в первый попавшийся магазин.– Вы ей посоветовали ничего не предпринимать?– Я дал ей адрес одного из моих адвокатов, чтобы она проконсультировалась по поводу развода. Так было бы лучше для них обоих.– Она согласилась?– Колебалась. Она жалела Фрэнсиса. Считала своим долгом оставаться с ним, пока он не добьется успеха.– Она говорила с ним об этом?– Конечно, нет.– Почему вы так уверены?– Он бы отреагировал весьма бурно.– Я хотел бы задать вам вопрос, мосье Карю. Подумайте, прежде чем отвечать. Не скрою, это весьма валено. Знали ли вы, что примерно год назад Софи была беременна?Внезапно он стал пунцовым и нервно погасил сигару в хрустальной пепельнице.– Да, я знал, — сказал он, усаживаясь в кресло. — Однако, клянусь вам всем святым, это не имело ко мне отношения. Тогда между нами ничего не было. Именно этот факт и послужил нашему сближению. Я видел, что она нервничает, что ее что-то мучает. Я поговорил с ней доверительно. Она призналась, что ждет ребенка и Фрэнсис придет в ярость, если узнает.– Почему?– Потому что это будет помехой для его карьеры. Они и так едва концы с концами сводили, а с ребенком… Короче говоря, она не сомневалась, что он ей этого не простит, и спрашивала, не знаю ли я адреса акушерки или врача, оказывающего услуги.– Вы дали ей адрес?– Я помог ей в этом.– Фрэнсис ни о чем не узнал?– Нет… Он слишком занят собой, его не волнует, что творится вокруг, даже если речь идет о его собственной ясене. Он поднялся и пошел к бару за новой бутылкой.