Маркус Хайц - Битва титанов. Несущие смерть Страница 17

— Назад! Что-либо предпринимать слишком опасно, — Тунгдил в отчаянии сжал кулаки. На этот раз им не удастся раскрыть тайну Потусторонних Земель.

Боиндил и еще трое воинов подхватили лежавшего без сознания Манона и помчались что было духу. Не все ушли от смертоносного каменного дождя. Двое гномов были засыпаны мнимым гранитом, остальные едва успели вернуться в пещеру с костями и остановились там, кашляя и с трудом переводя дыхание. Штольни за их спиной обрушились, выплюнув огромные фонтаны пыли.

Но на этом все не закончилось.

Гора яростно содрогнулась, словно рассерженная тем, что с ней творят, и вознамерившаяся наказать всех, кто находится внутри нее. Над головами гномов что-то затрещало и заскрипело, вниз полетели осколки камня.

— Что мы сделали? Чем навлекли гнев Враккаса? Этой комнате жить осталось недолго, — прикинул Бешеный, обеспокоенно глядя на запыхавшегося Тунгдила. — Ты как, осилишь?

— Придется, — со стоном ответил тот, опускаясь на колени и еле дыша. — Я не собираюсь умирать здесь, — Златорукий вспомнил о странных очертаниях, которые видел за спиной незнакомого гнома. — Что это была за штука, там, за ним?

— Не знаю. Кем бы ни был тот тип, он натравил бы это на нас, если бы не обрушилась штольня, — Боиндил отряхнул бороду, посеревшую от пыли. — Ты же у нас книгочей, Тунгдил. Ты когда-нибудь видел что-либо подобное?

На противоположной стороне пещеры из стены вывалились крупные куски, осколки пролетели несколько сотен шагов, словно снаряды, и угодили одному из воинов в щеку. Из раны хлынула кровь.

Тунгдил не ответил, давая знак двигаться дальше. Он еще не все понимал.

Гномы поспешили по коридору обратно в туман, скала под их ногами дрожала и все не хотела успокаиваться. Тунгдил был убежден в том, что камню очень не нравится, когда в нем так копошатся и разрушают пещеры.

Но отряд ушел от гнева горы и выбрался наконец на Северный перешеек. Стояла морозная ночь. Гномы направлялись домой. Туман ледяными узорами оседал на шлемах, кольчугах, щитах и бородах, окрашивая гномов в белый цвет.

Когда они достигли ворот, их уже ждали.

2

— Дорогу! Дорогу королю актеров! — кричал пестро разодетый глашатай, стуча в барабан, висевший у него на животе. Затем он приставил к губам трубу и заиграл мелодию, отдаленно напоминавшую королевский гимн Гаурагара. Глашатай с шумом двигался сквозь толпу любопытных, расступавшуюся перед ним. Люди желали увидеть, как же выглядит столь высокопоставленная особа.

За глашатаем гордо шагал мужчина в странных, но дорогих одеждах, очень броской голубой шляпе с тремя перьями. В руке странный господин сжимал трость с серебряным набалдашником. Щегольская бородка отлично подходила к аристократичным чертам лица, длинные темно-русые волосы спадали до ворота пальто. Мужчина величественно махал рукой направо и налево; чтобы подчеркнуть жест, он привязал к кольцу на среднем пальце маленький белый платок. Ткань трепетала и развевалась на ветру, словно небольшой вымпел.

— Да помилуют и облобызают вас боги, дражайшие жители Ветродола! — кричал он на все стороны, при этом дерзко улыбаясь молодой женщине. — И особенно тебя, прелестное дитя. Когда бы они ни пожелали того, позови меня, и я с удовольствием выполню их задачу, — лицо девушки покрыл румянец, послышался смех окружающих.

Оказавшись в центре рыночной площади, господин вскочил на край круглого фонтана.

— Придите же, дражайшие зрители! Придите и насладитесь в моем передвижном «Театре Диковинок» самым удивительным приключением, когда-либо виданным в Потаенной Стране, — насладитесь так, словно вы в нем участвовали, — зазывал актер толпу. При этом он бегал по ограждению фонтана, полированные пряжки на его сапогах звенели. — Сражение против орков, против эоил и аватаров, битва против жестокости Бессмертных, правящих в Дзон-Бальзуре, все это вы увидите своими собственными глазами. Герои, пройдохи, смерть и любовь. Я, Родарио, которого еще называли Невероятным Родарио и любовником покойной волшебницы Андокай, расскажу вам о самых рискованных предприятиях. Могу поведать, почему Андокай еще называли Вспыльчивой, — услышав такой намек, некоторые мужчины рассмеялись. — И я бок о бок сражался с Тунгдилом Златоруким против эоил, — актер взмахнул своей тростью, — пока туманное создание не рухнуло мертвым нам под ноги! — Выпрямившись, он раскинул руки. — Ибо я, почтенные зрители, лично пережил эти события! Может ли быть более правдоподобный, честный рассказчик, чем я? — Из рук его метнулось вверх синее и зеленое пламя, люди испуганно вскрикнули. — И это только начало! — пообещал он, нагнулся и посмотрел на какого-то мальчика. — Тебе придется закрыть глаза руками, маленький мужчина, чтобы они не вывалились из глазниц во время представления, — заговорщицким тоном прошептал он.

Ребенок побледнел и прижался к матери, которая рассмеялась и погладила его по голове.

Родарио выбросил очередной заряд пламени в затягивавшееся тучами небо, обещавшее ему и жителям города весеннюю грозу. Для создания настроения в шатре не помешает немного молний и грома.

— Внимание! Первые двадцать зрителей получат бесплатный бокал вина и пузырек с частичкой тумана эоил! Посмотрите на него внимательно и содрогнитесь от ужаса! Но не стоит даже пытаться открыть пробку, иначе… — Он не договорил, ограничившись заговорщицким, предупреждающим взглядом.

Карие глаза Родарио сверкали, рассматривая толпу, которая слушала актера, затаив дыхание. Как обычно, зрителей удалось завлечь словами, шармом и предложениями. Как и в каждом поселении, актер искал в толпе знакомое лицо; и, как обычно, не обнаружил его.

Наконец актер заметил прекрасную женщину, стоявшую во втором ряду и смотревшую на него. Это снова привело его в прекрасное расположение духа и подавило нарастающее раздражение.

Ей было, пожалуй, чуть больше двадцати, она была высокой и привлекательной. Все в ней было пропорционально и находилось на местах, положенных для женщины, хотя, на его вкус, грудь могла быть немного пышнее. У красотки были распущенные светло-русые волосы, лицо узкое и выразительное, зеленые глаза смотрели внимательно. Актер счел бы ее благородной дамой — если бы не корзина с бельем и не поношенное платье.

На лице девушки читалась странная тоска; казалось, она желает не столько его как мужчину, сколько тоскует о том, чем он занимается. Родарио знал, что означает эта тоска. С таким же выражением лица он стоял перед входом в театр много циклов назад и желал одного — оказаться на сцене. Так впоследствии и произошло.