Майк Резник - Аванпост Страница 17

Насчет татуировок Бейкера я не ошибся: они встречались в страстном и порнографическом объятии на его груди, чтобы тут же убежать на руки и вернуться на грудь.

Силиконовая Карни посмотрела на него и захихикала. Как мне показалось, даже покраснела, хотя утверждать, со всеми этими переливающимися цветами, я не могу. Да и никакого значения это не имело. Когда она смеялась, она тряслась, а когда тряслась, у сильных мужчин перехватывало дыхание.

— Какой нежный, серебристый у тебя смех. — Голос Бейкера переполняло восхищение. Он надел рубашку. — Думаю, однажды я уже слышал такой же.

— И кто же так смеялся? — спросил Макс.

— Как ни странно, единственная татуированная танцовщица, которую я знал, — ответил Бейкер. — Женщина удивительной красоты, но не обладающая такими достоинствами, — он выразительно посмотрел на бюст, — как эта очаровательная дама.

— Так расскажи нам о ней, — попросил Макс.

Бейкер покачал головой.

— Это длинная и трагическая история, и мне совсем не хочется ее вспоминать.

— Я бы хотела послушать ее, — улыбнулась Силиконовая Карни.

Бейкер мгновение молчал, словно обдумывал ее просьбу, потом пожал плечами.

— Хорошо, мэм. Это болезненные воспоминания, но я взял за правило никогда не отказывать женщинам, особенно таким красивым, мэм. Если ты хочешь ее услышать, так и будет. Но сразу предупреждаю, не рассчитывайте на счастливый конец.

КАТАСТРОФА БЕЙКЕР И СИРЕНА СЕРЕБРЯНОЙ ЖИЛЫ

Все началось с того (повел рассказ Бейкер), что я решил проведать моего давнего друга, Кровавого Бена Мастерса, который первым добрался до месторождений серебра на Серебряной Жиле. Заработал несколько миллионов кредиток на самом металле, продал принадлежащие ему участки еще за несколько миллионов, построил замок, оградив его рвом, заполненным кислотой, и вышел на пенсию.

Прилетев на Серебряную Жилу, я к своему сожалению узнал, что бедняги Бена более нет среди живых. Как-то вечером он сильно набрался и решил проверить, сможет ли переплыть ров, ни разу не вдохнув. Полагаю, ему это удалось, потому что буквально через три секунды после того, как он нырнул в кислоту, дышать ему уже было нечем. Короче, у меня появилось свободное время, и я отправился в город, чтобы посмотреть, как развлекаются местные жители, когда не режут друг другу глотки из-за фунта серебра. Как выяснилось, в городе гастролировал Карнавальный парк аттракционов Дока Небучаднеззара.

С типичным набором, включающим колесо обозрения с нулевой гравитацией, Вавилонскую башню для мужчин, Дворец Гоморры для женщин. Желающие могли помериться силой с трамболианцами, фокусник предлагал распилить любую женщину пополам, но, насколько я помню, не обещал собрать из половинок единое целое, народ развлекали шестирукие жонглеры, но меня все это как-то не заинтересовало.

Я уже собрался уходить, когда заиграла труба, на летающей платформе появился какой-то недомерок в золотом костюме и объявил, что наступил момент, которого мы все ждали. Так что теперь, всего за двадцать кредиток, каждый может лицезреть Сирену Серебряной Жилы во всем ее сексуальном великолепии.

Что ж, в последний раз я видел, чтобы так много людей так быстро переместились из одного места в другое, на Билбау II. Мы с Кровавым Беном в очередной раз повздорили, я вышвырнул пару столов для покера в окно, чтобы освободить место для доброй драки, а он отправил бармена следом за столами и признал, что это очень неплохая идея. Я и решил, раз народ так ломанулся на обещанное зрелище, значит, оно стоит двадцати кредиток, подвинул тех, кто мешался под ногами, не обращая внимания на вопли злобы и боли, и протянул кассиру деньги.

Войдя под купол, протолкался вперед, практически никого не задев, за исключением шести или семи мужчин, которые не соизволили быстро уступить дорогу гостю их планеты, и сел.

Ждать долго не пришлось. Едва я опустился на стул, заиграла музыка и на сцене появилась Сирена Серебряной Жилы. Можете мне поверить, на тот момент более прекрасной женщины я не видел. Волосы достигали талии и отдельные пряди она последовательно покрасила в разные цвета: красный, синий, желтый, зеленый. Получилось здорово.

Она подняла перед собой полупрозрачную простыню или полотенце и начала танцевать. Тут я заметил, что из одежды на ней только туфельки, а остальные ее волосы также раскрашены в несколько цветов. И в тот же момент без памяти в нее влюбился.

Просто не мог понять, как такая очаровашка может работать в бродячем парке развлечений, и вдруг мне пришло в голову, что старый Небучаднеззар, должно быть, похитил ее еще маленькой девочкой, до того, как она расцвела неземной красотой, и теперь она ждет появления героя, чтобы тот спас ее от этой рабской жизни и отвез домой, где она стала бы танцевать только для него, тем самым выражая свою благодарность.

Я подождал, пока танец закончится. Потом зрители еще минут пять выражали свой восторг аплодисментами, топаньем ног и свистом. Наконец купол опустел, я поднялся на сцену, нашел маленькую дверку, ведущую за кулисы, вошел в нее и через несколько секунд очутился в уборной Сирены.

В чем мать родила, она сидела на маленькой табуретке, парящей над полом перед туалетным столиком и трехмерным зеркалом, и расчесывала многоцветные волосы. На стенах висели многочисленные голографии, изображавшие ее в разной степени раздетости, на полке стояли куклы, на комоде тявкали уродливые фарфоровые собачки, там же стояли картинки инопланетных детей, большеглазых и очень похожих друг на друга, хотя среди них были четырехрукие, инсектоиды и даже хлордышащие.

Увидев мое отражение в зеркале, Сирена повернулась ко мне.

— Кто ты? — пожелала знать она, напрочь забыв о том, что полностью раздета, а может, ее это и не волновало.

— Я — Катастрофа Бейкер, пришел, чтобы признаться тебе в вечной любви и спасти от этой чудовищной рабской жизни.

— Я польщена, — она оглядела меня с головы до ног, — но не хочу, чтобы меня спасали.

— Только потому, что док Небучаднеззар зомбировал тебя, — объяснил я. — Несколько месяцев полетаем по галактике, и мозги у тебя прочистятся. Что скажешь, Сирена?

— Скажу — нет, и меня зовут не Сирена.

— Тогда как же? — спросил я. — Раз уж нам предстоит провести остаток жизни в интимной близости, полагаю, я должен знать твое имя.

— Я — Мелора, но никакой близости не будет.

— Мелора, — повторил я. — Это судьба.

— Почему?

— Я всегда таял перед обнаженными сиренами по имени Мелора, — ответил я. — По моему разумению, Мелора — самое чистое, самое добродетельное имя во Вселенной.

— Я тебя не звала. А теперь — уходи.