Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль Страница 17

Видение чаши сменилось смешением мутных, неясных форм; и все же Бартелми казалось, что он различает бегущую на него фигуру. Изображение было слишком темно, чтобы разглядеть его как следует, но он ощутил чувство хватающего за душу страха и тени, роящиеся за ней по пятам; и в тишине ночи — шепчущие звуки, доносящиеся из глубины дыма. Ему подумалось, что он уже слышал этот шепот несколько минут раньше, только теперь тот раздавался громче и произносил иные слова, с иной целью. Впрочем, речь была неразборчива, а цель непонятна. Картинка поблекла и исчезла, сменившись другими — стремительно мелькающими, то отчетливыми, то размытыми. Небольшая часовня, человек в плаще, переходящий от свечи к свече; узкий язычок пламени выхватил профиль, когда он склонил голову: выдающийся, похожий на сломанную балку нос, безгубый изгиб рта, глаза, провалившиеся в толщу морщинистых век. В отсветах коптящих свечей вырисовывались очертания головы горгульи, глядящей с каменной арки, и низенького алтаря без креста. Потом картинка сменилась: лесная чаща — крючковатые, сплетающиеся между собой деревья, возможно, Темный лес — сверкание реки на солнце, то ли клетка, то ли решетка, и руки, трясущие перекладины; потом лес весной и коричневое, с сучковатыми ножками существо, юркнувшее в дупло дерева; потом снова река: под водой виднелось лицо, а по поверхности над ним бежала солнечная рябь, причем Бартелми знал, что это не утопленник. И снова вернулось изображение человека в плаще, воздевшего руку, — внезапная вспышка, пламя, охватившее часовню; и наконец Бартелми увидел галечный пляж в унылом свете занимающегося зимнего утра, накатывающие и отступающие серые волны и человека, видимо, вышедшего из воды, в шлеме, полностью закрывающем голову.

Бартелми поднялся: он сжег лишь немного кристаллов и потому решил, что видения закончились.

— Существует какая-то связь, — сообщил он Гуверу, — жаль, что я пока ее не улавливаю. Быть может, тени, что преследовали Анни, связаны с Граалем Лютого Торна; но ведь они гнали ее сюда, а не отсюда. А самого Грааля здесь нет уже более века. Если они посланы кем-то, то кем? И как? Подобное действие отняло бы много силы. Джозевий Лютый Торн давно в могиле; жива ли до сих пор его сила?

Гувер издал тихий утробный звук — почти рычание, и Бартелми, нагнувшийся было, чтобы открыть дымоход, обернулся. В рассеивающемся дыме он на секунду уловил еще одно изображение: расплывчатый, неузнаваемый силуэт женщины с собранными в пучок седыми волосами, что согнулась над неглубокой плошкой, полной клубящейся жидкости, и промелькнувшее отражение его собственного лица, взирающего на женщину из сосуда.

На мгновение обычное спокойствие изменило Бартелми: он произнес какое-то слово, и дым завитками расплылся по углам комнаты. «Вопиющая неосмотрительность! — упрекнул он себя. — Да, я редко этим занимаюсь — мне никогда не нравились заклинания, — но подобные ошибки непростительны». Он отодвинул перегородку дымохода, и дым заструился прочь. Потом из буфета Бартелми извлек бутылку — припорошенную скорее временем, нежели пылью, напоминающую трофей с утонувшего корабля, — откупорил ее и налил себе крохотную стопку, не более глоточка. Ликер оказался почти черным, с богатым фруктовым букетом и неимоверно крепким. Бартелми опустился в кресло, смакуя напиток. Гувер с надеждой поднял голову.

— Тебе нельзя, — заявил хозяин. — Ты же знаешь, он плохо на тебя действует. Так-так. Стало быть, Юфимия Карлоу… Интересно, она-то тут при чем? В прежние времена подобные ей довольствовались тем, что взглядом заставляли сворачиваться молоко или лечили бородавки за медный грош. И все же она наверняка всегда знала или, по крайней мере, догадывалась, кто я и что я. Она вовсе не глупа, даже если и не столь мудра, как хочет казаться. Будем надеяться, что увиденное послужит ей предостережением. Любопытство губительно не только для кошек, но и для ведьм.

В апреле Натану исполнилось тринадцать лет.

— Ты родился весной, явился на свет с прилетом ласточек.

— А я думал, этим промышляют аисты… — Натан изобразил искреннее удивление.

Анни рассмеялась.

Майкл купил лодку — не надувную с мотором, а парусную шлюпку длиной в двадцать шесть футов. Он сказал, что иногда будет отправляться на ней в плавание до самого моря, пояснив, что в молодые годы довольно часто ходил под парусом и может управлять таким судном в одиночку. На день рождения Натана Майкл предложил прокатить именинника, Хейзл и Джорджа вниз по реке, если выдастся хорошая погода. Мальчик не мог скрыть взволнованного нетерпения в ожидании прогулки, а Анни изо всех сил старалась побороть легкую обиду за то, что Натан предпочел путешествовать без нее, — обиду недостойную и несправедливую, она прекрасно это понимала.

— Почему бы и тебе не присоединиться? — как-то предложил Майкл.

Она отказалась.

— Меня укачивает.

— На реке?

— Меня укачивает даже в надувном замке.

В последнюю минуту Натан заявил, что откажется от развлечения, в конце концов, он собирался провести этот день с семьей; однако Анни, не поддавшись на уловку, решила вопрос кардинально. Около полудня она проводила облаченную в свитера и спасательные жилеты команду в путешествие к морю и вернулась в Торнхилл в сопровождении Бартелми. Соответствующий случаю именинный пирог был испечен, частично разобран моряками, завернут в фольгу и взят в путь в качестве провианта; и все же порядочный кусок еще оставался, так что Анни, Бартелми и Гувер собрались на чай у камина и почти расправились с имеющимся лакомством. Анни, как обычно, в основном говорила о Натане: о том, как она гордится его успехами в учебе, и о том, что еще больше счастлива от того, каким человеком он становится.

— Ну вот, снова я докучаю вам разговорами о сыне, — вдруг спохватилась она.

— А какая мать поступает иначе? — улыбнулся Бартелми. — Ты же знаешь, что мне не скучно.

— В такие дни, — продолжала Анни несколько минут спустя, — как день рождения или когда мы собираемся семейным кружком, я особенно часто задумываюсь о его отце. Нет, не о Даниэле. Глупо пытаться убедить себя, что Натан на него похож. Возможно, характером, еще какими-то чертами — только не внешне.

— В нем могли проявиться биологические атавизмы, — беспечно предположил Бартелми. — Нашла о чем переживать.

— Какие еще атавизмы? Да и не переживаю я. Просто чувствую, что должна знать. Не за горами день, когда он задаст вопрос, и придется отвечать. А я понятия не имею что. Вы… когда-нибудь размышляли об этом?

— Я очень много размышлял, — отозвался Бартелми.