Андрей Гальперин - Лезвие страха Страница 17

Гумбольдт сжал кулаки и прошипел:

– Мальчишка… Палач… Как смеешь ты, утопивший в крови невинных нашу веру, как смеешь ты говорить это мне? Это ты, со своим слабоумным покровителем дал огню пожрать все то чистое, что несли многие века святые братья. Это вы отвернули людей от церкви, это вы превратили нашу веру в карающий бич. Убирайся из этой обители, и не касайся святых стен грязными пальцами! – Гумбольдт вскочил и указал пальцем на дверь.

Епископ медленно поднялся с кресла, прикрыл глаза и произнес ровным безжизненным голосом:

– Ваша вера, Гумбольдт, растаяла как весенний снег. Вы не достойны носить священное звание. Я передам главе церкви, что вы отказались поддержать очистительную борьбу, пусть он решит вашу участь. Да позаботиться Иллар о вашей душе. – Он тихо закончил и неторопливым шагом покинул келью, демонстративно задевая ножнами деревянные панели. Дождавшись, пока стихнут шаги, Гумбольдт опустился в кресло. В проходе появился брат Питер и вопросительно глянул на архиепископа.

Гумбольдт с силой потер виски.

– Брат Питер, зажги пожалуй благовония, что-то кровью разит… – Гумбольдт посмотрел на кресло, в котором сидел Коррада, – это кресло сожгите, его кожа пропиталась нечистым духом. И позови ко мне брата Мартина…

Пожилой монах замер, держа на весу тонкую дымящуюся палочку, и посмотрел на Гумбольдта широко раскрытыми глазами.

– Так скоро, Ваше святейшество?

– Да, брат мой. Время пришло… – Гумбольдт тяжело вздохнул и придвинул к себе тяжелый ларец.

Глава 15

Все приморские города похожи друг на друга, и какой бы пейзаж вас не окружал, будь то неприветливые серые скалы, душные желтые пески или тяжелые сырые джунгли – везде вы найдете укрытую гавань, полную утлых лодочек, обросшие ракушками причалы и развешанные повсюду ветхие сети. Стразу же за второй защитной башней обязательно обнаружится торговая площадь, в любое время суток заставленная корзинами со всевозможными дарами моря, и несколько покосившихся длинных сараев, которые местные жители гордо именуют складами. Везде вас будет преследовать вонь гниющих водорослей, рыбья чешуя и осколки раковин, а если вам вздумается погулять вдоль берега, то сразу же за покосившимися кольями береговой защиты можно будет полюбоваться местной достопримечательностью – пожелтевшим от времени остовом громадного морского чудовища, необдуманно напавшего на город в одна тысяча затертом году от создания Новой Империи.

Городок Последний Приют Багутта, или просто – Багутта, имел все вышеперечисленное в полном объеме, и даже более – удачное расположение, прямо у подножия мыса Дай-Корр, способствовало процветания города, поэтому складов здесь было больше, торговая площадь занимала почти всю набережную, а дом старосты, огромное кособокое сооружение из легкого пористого камня, возвышался даже над сторожевыми башнями. И сети, развешанные повсюду, были почти новыми, и даже скелетов было три. Один из них, костяк могучего восьмилапого согнара, украшал вход на причалы. Уступчатые скалы Дай-Корр надежно укрывали город от сезонных ураганов, а мелкие травянистые банки вдоль всего побережья всегда радовали рыбаков прекрасными уловами. Город исправно платил положенные подати, честно снабжал расположенный неподалеку гарнизон береговой охраны, и в конце каждой первой луны отправлял щедро груженую телегу в столицу провинции Керрим. Граф Керримский Адольф, был весьма доволен жителями Багутты, и даже жаловал старосте Бруму шубу из кошачьих шкурок, с собственного плеча. Старый и хитрый Лауни Брум, по прозвищу "Одноглазый хрен", шубу эту носить не стал, а прибил ее на стену в гостиной собственного дома, и каждый день заставлял свою младшую дочь выбирать из куцего меха жирных личинок болотной мухи.

Долгие годы тихий быт скромных жителей Багутты не никем и ничем не нарушался. Мужчины вставали каждое утро засветло, уходили в море, возвращались к обеду с уловом и спешили на базар, где их уже ждали многочисленный купцы со всех городов провинции, а вечером все они спешили в единственный на этом побережье трактир, где их ждало крепкое соленое пиво и лютня безного музыканта Крилла, и грустная баллада о рыбаке, которому пятнистый угорь откусил ноги. Женщины плели корзины, собирали съедобные водоросли, возились с чумазыми детьми и варили в огромных чанах жирную похлебку из рыбы и моллюсков. Старики и старухи собирались на общем рабочем дворе и ведя долгие неторопливые беседы, сушили губки, починяли сети или вырезали из красных мягких кораллов всевозможные безделушки. Иногда, не чаще чем раз в год, из моря выползало ошалевшее от голода чудовище. Тварь тыкалась в надежные острые колья береговой защиты, и вскоре убиралась обратно в пучины, осыпаемое с защитных башен камнями и стрелами. Иногда, правда очень редко, чудовище удавалось убить, и тогда староста устраивал всеобщее гуляние, голову поверженного монстра помещали в центр торговой площади, вокруг устанавливали бочки с соленым пивом, и весь город гулял по нескольку дней, пока не заканчивалась все пиво в округе.

Последняя война обошла Багутту стороной. Гарнизон береговой охраны спешно погрузился на галеру и отправился защищать Канцу. Несколько отчаянных молодых рыбаков, сопровождаемые неодобрительным ворчанием старших, отправились в Керрим, записываться в гвардию, и вероятно, сгинули в первой же битве, под стенами какого-нибудь данлонского замка, потому что никто ничего о них больше не слышал. По поводу войны, одноглазый староста Брум произнес перед горожанами небольшую речь, состоявшую более из междометий и различных вариаций на тему "Хрен вам всем…". Горожане согласно покивали головами и разошлись по своим делам.

Но вскоре из столицы провинции пришли неутешительные вести. Великий Герцог войну начисто проиграл. Северяне разбили казавшуюся непобедимой армию Фердинанда, и вошли в леса Вей-Кронга. Южные пираты захватили Урт и Канцу, а звероподобные горцы осадили столицу. Поборы в казну удвоились, далее ожидались еще более страшные события. Горожане в растерянности чесали затылки и подсчитывали предстоящие убытки.

Страшные события не заставили себя долго ждать. В одну из темных ночей город атаковала банда голодных дезертиров. Горожане, защищая нажитое, сражались яростно и молча, и город отделался всего лишь несколькими сожженными домами. Через несколько дней, по городу поползли слухи о страшном крылатом звере, кружившем над гаванью и высматривающем добычу. Очевидцы утверждали, что зверь этот не скальный дракон, столь обычный в этих местах, и не мантикора, а жуткое порождения Санд-Карина, и не человек, и не демон. Больше всех суетилась глухонемая толстая дочка мельника, но на нее мало кто обращал внимая, поскольку всем было известно, что в младенчестве мельник не раз ронял свою дочку головой на жернова.