Олаф Локнит - Сокровища Тарантии Страница 17

Интересный ход мыслей.

Усатый почти догадался, как устроена авантюра с кладом, но предполагает происки властей или" предводителей крупных банд. Выходит, что околпачены и те, и другие.

— Тебя там зовут, — подошла трактирная служанка в сером с пятнами переднике.

— Меня? — я искренне удивился. — Кто? Где?

— Человек, — туманно ответила прыщавая девица. Махнула рукой в сторону двери, ведущей в кухню. — Приказано передать, чтоб непременно пришел. Только заплати сначала.

— Успеется, — я поднялся. — Все равно сейчас вернусь.

— Заплати, — настаивала девка. Ее усердие могло бы вызвать у меня подозрения, но крепкое пиво сделало свое дело — я стал невнимательным.

Вынул пять медных ассов, бросил на стол и зашагал к указанной двери. Признаться, это странно — знакомых в городе у меня нет. Кроме Халька. Неужели библиотекарь или Тотлант меня выследили? Случилось что?

Толкнул скользкий от копоти притвор. Увидел служку лет тринадцати. Он молча поманил меня за собой, увлекая по темному коридору. Поворот, другой, короткая скрипучая лесенка вниз. Новая дверь.

— Здесь господа ждут, — буркнул парнишка. Рука сама собой полезла в кошелек за монеткой. Получив медный полусестерций служка внезапно поймал меня за плащ. Шепнул, кивнув на дверь: — Если что — там другой выход есть. Занавеской прикрыт.

И убежал. Ничего не пойму.

По традиции Пограничья открыл дверь легким пинком. Вошел развязно. Сразу заметил, что проход позади заступил рослый человек.

В небольшой комнате меня встретили трое людей. Четверо, если считать того, который за спиной. Троица восседает на грубых деревянных табуретах возле стола. На стене справа — грязное полотнище, являвшееся когда-то отрезом зеленого шелка.

— Нужно чего? — набычился я рассматривая живописную троицу. Первый и, судя по уверенному виду, главный, был толст, имел пять подбородков и ласковый взгляд неожиданно умных черных глаз. Другие помоложе и пожилистее — выглядят небогатыми горожанами. Не вооружены.

Толстый и седеющий месьор молча глянул на соседа. На столе тотчас появился пузырек синего стекла, над горлышком поднимался едва заметный белесый дымок.

— Подойди-ка, — не здороваясь и не представляясь, сказал мне толстый. — Если ничего не выйдет, ты немедленно уйдешь и навсегда забудешь о нашем существовании. Не бойся, подойди.

Чтобы оборотень из Пограничья боялся каких-то сереньких обывателей? Обижаете.

Однако, что означает это "выйдет — не выйдет"?

Только я приблизился к столу, пузырек громко ф-фукнул, исторгнув тугой клубок ярко-оранжевого дыма. Толстяк сморщился, покашлял, разгоняя едкий дым, и снова воззрился на соседа. Тот кивнул.

— Он. Он самый, без ошибки.

— Точно?

— Точнее не бывает. Магия врать не умеет.

— Постойте, какая еще магия? — попробовал возмутиться я, но жирный господин сделал неопределенный знак ладонью и...

Дивясь загадочной сцене, которую разыгрывала троица незнакомцев, я напрочь позабыл о человеке у двери. Он-то меня и приласкал налитой свинцом дубинкой по темечку. От души приласкал.

М-да, странные понятия о гостеприимстве у этих аквилонцев...

Меня словно в черный омут бросило. Больше ничего не помню.

— Хват хейтир ту? Хват хейтир ту, хундсемиис сонрин?!

Я сначала даже не понял, что ко мне обращаются на асирском наречии. Но поскольку, язык нордлингов в Пограничье очень распространен и его знает почти каждый, я уяснил: спрашивают, как меня зовут и обзывают сукиным сыном. Последнее определение в некотором смысле ко мне подходит, но терпеть оскорбления от людей я не собираюсь. Разлепив губы я выдал в ответ:

— Фар и бро хинн, ванди хундр.

В весьма приблизительном переводе это означает "отвали, злобный пес". На самом деле эта фраза гораздо неприличнее.

Митра Солнцезарный, где я и что со мной? Голова раскалывается от боли — в череп словно раскаленное шило засунули. Глаз почти не раскрыть, будто их залепили глиной. Нет, это не глина, это запекшаяся кровь. Причем, моя собственная. Жутко хочется пить, окунуться головой в снег и вообще умереть. Немедленно. А тут еще ругаются по-асирски...

Постойте, мое последнее воспоминание относится к Тарантии Аквилонской. Правильно, сначала я бродил по городу, затем пил пиво в "Черном Быке", потом... Что именно — потом? В любом случае, мне интересно, откуда в Тарантии образовались асиры? Или меня похитили? И отвезли в Нордхейм, чтобы потребовать выкуп у Эрхарда? Бред...

Пока я натужно соображал, чья-то сильная рука возила по лицу мокрой и пованивающей крысами тряпкой. Кровь оттирали. Спасибо, очень вовремя.

С трудом осмотревшись после процедуры мытья, я отметил, что нахожусь в крайне неудобном положении. Руки схвачены стальными кольцами, висящими на цепочках. Цепь прикручена к деревянной балке, протянутой под низким кирпичным потолком.

Потолок принадлежит большой подвальной комнате без окон и отдушин. Несколько факелов на стенах. Стол, украшенный двумя глиняными кувшинами. Возле стола — человек. Вроде бы я его видел совсем недавно, вот только не помню где именно.

Второй человек стоял рядом. Ну и харя — страшилище, каких поискать. Голова бритая, огромный нос крючком, вылупленные глазищи, борода клочьями. Рукава засучены выше локтя, открывая неимоверно волосатые лапы. Такому красавцу можно самого себя вместо барашка использовать — стриги шерсть, да валяй сукно. Оценив облик страшилища, я решил, что он туранец или выходец из Гиркании. Больно похож.

Раздался прежний голос, снова потребовав:

— Хват хейтир...

— Давай на аквилонском, будет проще, — прохрипел я.

Говорил человек у стола. Толстый и плохо побритый.

— Согласен, — ответил он. — Не знал, что полуночные варвары могут настолько хорошо разучить язык Эпимитриуса... Итак, судя по грязной ругани в мой адрес, ты действительно асир... Может, все-таки назовешь имя?

— В моих землях представляться первым считается невежливостью, — слабо огрызнулся я, доселе не понимая, что происходит. — И еще на Полуночи есть закон: если кто похитил и лишил свободы человека, платится вира в пять мер серебра.

— Получишь свое серебро. Немного позже, — хмыкнул толстый.

Присмотревшись к нему я вдруг вспомнил: кабак, меня позвали какие-то незнакомцы, флакончик с оранжевым дымом... Это их предводитель!

— Так и быть, я назовусь. Доран из Боссонии, — проворковал жирный. — Больше известен, как Доран Простец. Не слыхал?

— Нет.

— Оно и к лучшему меньше бояться будешь. Удивляюсь я тебе, асир... Ты имя назови, а то нехорошо получается. Ты меня знаешь — я тебя нет.