Портрет моего мужа - Демина Карина Страница 18

Сала Терес держался за моей спиной этаким молчаливым гарантом безопасности. Сомневаюсь, что он не доверял рыжему, все же королевские псы были известны своей репутацией. Безжалостны. Напрочь лишены сочувствия. Однако при всем том болезненно справедливы. А я… я не делала ничего дурного.

Я просто пыталась жить.

Как умела.

Нам подали чай.

Северная гостиная. Окна здесь — пластинки цветного стекла в свинцовой оправе, правда, поверх свинца нанесен тончайший рунный узор, что позволяет выдержать им таранные удары ветра. Из местных окон не тянет. А еще они не покрываются льдом и сохраняют удивительную для стекла прозрачность. Если приглядеться, можно увидеть, как по ту сторону вытянулось розоватое небо, в котором уже проступили первые крупные звезды.

— Думаю, — рыжий первым заговорил. Он взял на ладонь чашку чая, но благоразумно не стал пробовать. И правильно. Местные весьма неплохо разбирались в травах. — Вся эта ситуация изрядно вас утомила.

Я наклонила голову, демонстрируя всяческую готовность слушать.

Утомила.

Верно подмечено.

В гостиной сумрачно. И пусть горят свечи — на Ольсе не используют силу там, где можно обойтись без нее, — но совокупного света их недостаточно, чтобы отпугнуть приближающуюся тьму. А еще я остро ощущала близость бури.

— И что вы можете предложить? — чай слегка горчил.

И не совсем, чтобы чай. Гедре совершенно искренне не понимала, к чему тратить золото на какую-то траву, когда на Ольсе собственных трав изрядно.

Зверобой.

Мята или мелисса? Или и то, и другое? Кажется, черничные веточки и ягоды шиповника. Толика медового аромата, стало быть, без таволги не обошлось.

— Перемирие… вы показались мне разумным человеком.

Вот как-то не нравится мне подобное начало. Я коснулась полированного подлокотника, на котором проступили белесые пятна морской соли.

Ее здесь и вправду хватает. Иногда эта вездесущесть изрядно портит жизнь, но сейчас я вынуждена была признать, что в соли есть своя польза. И немалая.

— Я разумный человек, — согласилась я, хотя и не сразу. — И потому я прекрасно осознаю, что меня ждет, если я поддамся.

— И что же?

— Положение откупной жены. Слишком полезной, чтобы избавиться от нее, и слишком… не такой, чтобы отнестись всерьез. Да, он даст мне дом, определит нормальное содержание. Даже, полагаю, будет закрывать глаза на любовников, если таковые появятся.

Приподнятая бровь.

А удивление у него получается отвратительно. Все-таки, как его зовут-то? И не будет ли с моей стороны вольностью спросить… хотя… мы тут о любовниках говорим, так что, думаю, именем поинтересоваться можно.

— Мне даже позволят родить ребенка, чтобы не чувствовала себя ущербной. Но и он, и я… мы всегда будем напоминанием о великой жертве, на которую пришлось пойти ради семейного дела. Нас никогда не признают равными…

— Это вас беспокоит?

Я пожала плечами.

— Не слишком.

— Тогда в чем причина вашего… упрямства?

— Быть может, в том, что я хочу, чтобы ко мне относились с уважением? Любви… любви уже не надо, спасибо, наелась, но хотя бы уважения я заслуживаю?

Молчит.

И я молчу, разглядываю чашку. Не фарфор, хотя и он найдется. В замке Ольс спрятаны немалые сокровища. С другой стороны обожженная глина — тоже неплохо. Тепла и уютна, а что еще нужно осенним вечером?

— Для него и его семьи я — всего-навсего средство. Инструмент. Капризный, как оказалось…

— Вы… понимаете, что государство в принципе не способно гарантировать счастливую семейную жизнь?

А разве я требовала у государства гарантий?

— Но оно, — я решительно посмотрела в светлые глаза, — может предоставить свободу…

— Далеко не всегда.

Молчание.

Вязкое, как овсянка, к которой и я притерпелась, а вот сала Терес каждое утро ворчит, что большей дряни он не пробовал, только все равно ест, потому что иначе Гедре обидится.

— Будем откровенны, — рыжий к чаю так и не притронулся. — Даже если вы подадите прошение в канцелярию короля… лично Его Величеству, вам откажут.

— Из-за патентов?

— В том числе. Судебный спор весьма осложнит жизнь и не только вашему мужу.

— А если… я подпишу отказ от претензий?

Рыжий развел руками. То есть этого недостаточно?

— Видите ли… дело не в патентах, но в технологии, которая позволит королевству во многом упрочить свое положение в мире. В настоящий момент политическая ситуация такова…

Что развода мне не видать.

— И мы не можем допустить, чтобы часть технологий попала, скажем, в империю… или еще куда.

Где ей быть не положено. То есть за границу меня точно не выпустят. Впрочем, что это меняет? Я уже поняла, что там легче не станет.

С другой стороны…

Я закусила губу.

Вздохнула.

— Мы… могли бы заключить соглашение… о работе…

Рыжий покачал головой.

— Боюсь… не поймите меня неправильно. Мы, безусловно, заинтересованы в новых специалистах…

Но не настолько, чтобы из-за них встревать в свару с благородным семейством.

— И мы признаем, что ваши наработки стали хорошей основой…

Что? Наработки?

Основой?

Да я… с другой стороны, кто бы поверил, что женщина способна думать. Это же нелепо… пора бы привыкнуть, да. Женщины, они не способны ничего сами создать, а вот наработки, которые вдохновят мужчину, так уж и быть.

— Однако Его Величество не может позволить себе… встревать в дела семейные. Конфликт с Ильдисами весьма обострит отношения в свете. Вы сейчас плохо себе представляете, что такое старые семьи, — а вот здесь рыжий несколько сфальшивил.

И словно сам эту фальшь ощущая, заерзал. — Это не только и не столько сила, сколько связи. Они грызутся друг с другом за крупицы власти и влияния, но стоит тронуть кого-то одного… во всяком случае, тронуть без веской на то причины…

А я веской причиной не являюсь.

— Более того, в настоящее время король весьма благоволит к молодому Ильдису. Ему удалось почти невозможное, а это талант… талант, который должен служить на благо королевства.

И взгляд такой печальный, тоскливый даже.

Ему, наверное, подвигов хочется, а не уговаривать одну упрямую девицу вернуться к ее не менее упрямому мужу. В этом подвига нет, одно занудство. Но к совести моей взывать бессмысленно… хотя я бы все еще не отказалась от возможности поближе разглядеть волшебную лупу.

Чем больше думаю, тем меньше сомневаюсь, что в ней алмаз.

Стало быть, слухи не преувеличены.

— Сейчас Ильдис занят реорганизацией Сейманских верфей…

Контрольный пакет акций на которые принадлежит лично Его Величеству, а остальное считается государственной собственностью.

— Высока вероятность, что именно его семье… точнее, промышленному объединению под руководством эйта Ильдиса, будет доверено строительство новых портов. А это, если вы не понимаете…

Куда уж мне, убогой.

Деньги и власть.

Власть и деньги.

И еще, конечно, амбициозный план объединить все треклятые острова в одной транспортной системе. А если добавить заложенный на верфях огромный цеппелин, способный пересечь Кирнейский пролив…

В общем, ясно, государству сейчас разводы не нужны.

— Поэтому милая эйта, прошу, проявите благоразумие… — рыжий поднялся. — И помиритесь с мужем. Поверьте, он не самый плохой человек…

Вот только мне этого было недостаточно.

ГЛАВА 10

— В каком смысле она отказалась от встречи? — Ильдис держал в ладони бокал с коньяком. Бокал был огромным, а вот коньяка в нем плескалось на донышке, и благородный эйт наклонял бокал то влево, то вправо, позволяя напитку добраться до края.

Будто забавлялся.

Ерунда какая. С коньяком не забавляться надо, а пить. Лучше, конечно, не коньяк. Кирис пробовал. Дрянь редкостная и воняет еще, лучше уж местная травяная настойка. Градус тот же, вкус приятней, а по мозгам бьет не хуже. Только пьют ее из махоньких стопок и залпом, занюхивая горечь хлебной коркой.