Олег Борисов - Глэд. Рассвет над Майдманом Страница 18

Старик задумчиво почесал кончик носа.

– Говорить и понимать. Говорить и… понимать! Вот оно. У меня есть кое-что, способное научить его нашей речи. По крайней мере, так сказано в манускрипте к некоторым вещицам в моей коллекции. Можно будет попробовать это на нем, хотя риск есть.

– Меня больше беспокоит риск застудить тут спину, в этом каменном мешке. Так что неси все, что сочтешь нужным. И запомни, если через час он не заговорит, ты будешь переводить. Со всеми последующими неприятностями для твоего здоровья.

– Ты же говорил о двух часах!

– Час, – жестко отрезал советник. – И песок в часах уже начал сыпаться…

Кхохолом вернулся запыхавшись. Ради возможности использовать древние колдовские артефакты старик по лестницам просто бежал, забыв про возраст и пугающую темноту подвала. Одним движением смел со стола все, что лежало там, аккуратно выложил три глиняных фляжки, рядом в кучу ссыпал бинты и прочий лекарской скарб.

– Это что? – Советник показал пальцем на фляги, предусмотрительно отступив на шаг в сторону.

– Я выкупил это давно у северных ящеров. Как сказано в манускрипте к древним флягам, в сосудах собраны посмертные слезы трех существ. Под синей крышкой влага от ящера Хара Четвертого, он возглавлял восстание против людей больше трехсот лет тому назад. Под красной крышкой собраны слезы темного эльфа, имя которого я так и не смог разобрать. Его захватили в прошлом столетии Торговой гильдией в королевстве Зур. Длинноухого приняли за шпиона, присланного нежитью. Жители Зур просто помешаны на ненависти к соседям с Перешейка. А последний сосуд наполнен от орка Громыхателя две сотни лет тому назад. Громыхатель числился тогда послом в Драконьем королевстве. Во время пира сумел ляпнуть что-то про людей, и его четвертовали в назидание остальному посольству. Это очень дорогой артефакт, я хранил его для какого-либо исключительного случая.

– Слезы? Ты собираешься отпаивать изменника?

– Я собираюсь вколотить в него знание нашего языка. Слезы содержат воспоминания этой троицы. В манускрипте написано, что выпивший влагу после заклинания сможет принять на себя все их навыки и умения.

– И в какой из бутылок заключен наш равнинный язык?

– Не знаю пока. Я специально оставил артефакты на будущее, чтобы разобраться. В манускрипте не написано, кто из убитых владел тем или иным языком. Все свалено в кучу и перечислено одним списком. Но ты сам можешь увидеть, что слезы содержат в себе диалект с равнин Поххоморана, драконий беглый, часть диалектов с Северных Болотных земель, а также тягучие языки Зур. Про диалекты Южной империи ничего нет.

– Ладно, наш равнинный есть, и достаточно. Вливай в него.

– Не торопись! Я должен проверить, в каком из сосудов находится то, что нам необходимо.

– Когда будешь знать?

– Часа через три… – Кхохолом подавился словом. Он сообразил, что за желанием испробовать силы с новым артефактом не заметил ловушку. Советник не даст ему несколько часов для экспериментов с каждым из сосудов. Ему надо получить результат немедленно. И советник не станет прислушиваться к доводам лекаря. Можно спорить с самим комендантом, тот резок в суждениях, но не торопится кувалдой вправлять вывихи. Его же подчиненный отличается вспыльчивостью и желанием решать любой вопрос сразу, невзирая на последствия.

– Повтори еще раз, сколько тебе надо? – Советник набычился и шагнул к столу.

– Я постараюсь управиться быстрее, но магические процессы не любят спешки, уважаемый!

– Так что же ты тогда делаешь вечерами в занятом тобой стойле?! Зачем ты собираешь никому не нужные банки, если не можешь ими воспользоваться! Транжиришь выданное тебе время? Ты просто богач, если можешь позволить себе это. – Тортоман брезгливо пнул лежащую на полу плеть. – Ты богач, а я не могу ждать. Комендант потребует результат, заря уже наверняка начинает красить небо. Поэтому не болтай. Не можешь разделить сосуды – лей все. Сразу.

– Это опасно, – осторожно глянул Кхохолом. – Изменник слаб после пыток, он и одного флакона может не пережить.

– А ты на что? Бери барахло и начинай. Или я использую тебя в качестве переводчика.

Советник поднял сброшенные на пол щипцы и, хмуря брови, стал постукивать ими по ладони. Старик судорожно сглотнул, схватил в охапку лежащие на столе вещи и засеменил в угол к пленнику. Быстро расстелил рядом с ним коврик, разложил и рассортировал необходимые предметы и поманил сидящего на лавке Мормана:

– Иди сюда, будешь помогать.

Палач хмуро глянул на советника, получил нетерпеливый кивок в ответ и пристроился рядом с колдуном.

– Молча. Ты все будешь делать молча. Говорить с богами буду я. – Кхохолом глубоко вздохнул, сбрызнул водой тряпицу, отер лицо Глебу и начал нараспев бормотать первое из череды заклинаний.

«Боль цветная. Она соткана из разных цветов, начиная от бьющего в висок изумрудного и пылающего в глазницах багрово-красного. Она рассыпана каплями по всему телу и сливается в океан судорог при любой попытке движения. Она упорно вытягивает из тебя видения последних минут, а ты пытаешься бежать от них, не желая смириться со случившимся. Нет, все, что было, было не со мной, со мной такого не может произойти, это все сон и должно закончиться, как любой ночной кошмар…»

Глеб метался в бреду и не ощущал окружающую его реальность. Омытое сухими старческими руками, его тело пылало, раны покрылись бурыми корками, рубцы стянули рассеченную и сожженную кожу. Мази и заклятия заставляли плоть восстанавливать себя, высушивая мышцы ради скорейшего излечения. Через полчаса температура ушла вместе с ломотой и ознобом, оставив после себя истощенного человека, больше похожего на мумию с проступающими ребрами и тонкими конечностями.

– Голову держи, крепко.

Колдун дочистил обе выжженные глазницы и плеснул туда из черного. Фиолетовый дым заполнил пустые провалы и щупальцами попытался ухватиться за пальцы палача.

– Я сказал держи, а не шарахайся! – взъярился Кхохолом. – Будешь дергаться, заморожу на весь день, чтобы в другой раз приказ выполнял!

Еще через пять минут старик устало опустил руки и лишь сейчас заметил, что советник с любопытством смотрит на происходящее из-за его плеча.

– Все, он сейчас в обмороке, но в целом жив, можно продолжать.

– А видеть сможет?

– Нет, я убрал остатки глаз и нарастил кожу, которая покрыла стенки глазниц. Он теперь слеп, и остаток жизни будет полагаться только на оставленные ему руки.

– Ладно, это все интересно, но мы так и не сделали главное.

Кхохолом недовольно пожевал губами и придвинул к себе три бутыли. Приподнял голову лежащего, и горлышко первой бутыли приникло к истрескавшимся губам.