Василий Горъ - Право сильного Страница 18

— Хочу стать Думающей… — грустно пошутила супруга…

…Отряд тропильщиков мы догнали часа через четыре после выхода из крепости. И, поблагодарив порядком вымотанных воинов, поперли по снежной целине, местами доходящей мне до середине груди. Шли сравнительно неторопливо и каждые полчаса устраивали коротенькие привалы. Увы, даже такой темп быстро вымотал Илзе до предела: несмотря на две инициации и постоянные тренировки, движение на подъем, в теплой и поэтому тяжелой одежде, да еще и по глубокому снегу оказалось для нее почти непосильным испытанием.

Через два часа после полудня, когда мы поднялись выше облаков и оказались в царстве слепящего света, она настолько устала, что почти без уговоров согласилась не идти, а ехать. На моей спине.

После короткой остановки, во время которой мы натянули на головы глубокие капюшоны и вставили в прорези закопченные кусочки стекол, позаимствованные в Запруде, мы двинулись дальше и уже в вечерних сумерках выбрались на перевал.

Оказавшись на ногах, Илзе, которую все время путешествия у меня на закорках грызла совесть, тихонечко сказала спасибо, а потом, увидев, что воины разбирают лыжи, встревоженно посмотрела на меня:

— Мы что, пойдем дальше?

— Не пойдем, а полетим, ваша светлость… — хохотнул Бродяга. — Почти как птицы…

— В темноте?! — ужаснулась моя супруга.

— А что тут такого?! — притворно удивился он, затянул ремешки на правом сапоге и, выпрямившись, поймал факел, брошенный ему Гореном.

— А-а-а, значит со светом!!! — облегченно улыбнулась Илзе, быстренько отошла до ветру за ближайшую скалу, а когда вернулась, задумчиво посмотрела на меня: — Хм, а палки тебе не понадобятся?

— Зачем его милости палки? — хохотнул неунывающий Горен. — Все равно он рук давно уже не чувствует…

— Я тяжелая, да? — ужаснулась Илзе, услышала наш дружный хохот и врезала меня кулачком по груди: — Вы у меня дошутитесь! Поубиваю!! Всех!!!

— Если устанут руки — не вздумай терпеть, ладно? — отсмеявшись, негромко попросил я. — А то если грохнешься, да еще и на полной скорости — мне будет лень за тобой подниматься…

— Если устанут руки — не вздумай терпеть… — в унисон мне ответила она. — Я пересяду за спину кому-нибудь е-…

— Илзе?! — возмущенно воскликнул я. — Ты чего?!

— Ну… вдруг, они не такие ленивые, как ты?

…Первые несколько минут спуска, пока я привыкал к отсутствию палок и лишнему весу за спиной, Илзе сидела тихо, как мышка. А потом, когда я чуть прибавил скорость и понесся вниз по ущелью, она начала повизгивать. Сначала — тихо. Потом — чуть громче. А когда я намеренно разогнался до свиста в ушах, взвизгнула на весь Ледяной хребет и… расхохоталась. В ее смехе было столько детской радости и счастья, что я не удержался и начал валять дурака — выписывал совершенно ненужные дуги, подпрыгивал на пригорках и иногда вырывался вперед, обгоняя воинов с факелами.

Кстати, они, почувствовав мое настроение, тоже вели себя соответственно: Горен, скользивший первым, расставил в сторону руки и начал изображать птицу, Колченогий Дик поджал левую ногу и ехал на одной лыже, а Клайд, забыв о том, что он десятник, размахивал факелом так, как будто пытался его потушить.

— И… часто… вы… так… катаетесь?! — в какой-то момент, почти прижавшись губами к моему уху, прокричала Илзе.

— Каждую зиму… — ответил я. Потом подумал и добавил: — Если, конечно, проводим ее в Вэлше…

…Веселье продолжалось почти до полуночи. Точнее, до момента, когда факел в руке Горена вырвал из темноты покосившийся тын и я понял, что мы проезжаем Волчье подворье.

Не знаю, почему, но увидев темные окна ближайшей избы и снежный холмик, выросший на видавшей виды телеге, я вдруг вспомнил мальчишку по имени Суор, когда-то сообщившего мне о захвате Запруды Иарусом Молниеносным, и решил выяснить его судьбу.

Замедлил ход, подкатился к околице, ссадил со спины Илзе и, отвязав от сапога правую лыжу, провалился в сугроб до середины бедра.

— Ты куда, Ронни? — как обычно, почувствовав мое состояние, тихонечко спросила супруга.

— В прошлое… — неожиданно для самого себя ответил я, затем увидел, что она зябко поежилась, и коротко пересказал ту историю.

Илзе понимающе кивнула:

— Правильно. Я иду вместе с тобой…

Возражать я не стал — перемахнул через ограду, затем помог перебраться жене, добрался до расчищенной дорожки, ведущей от ворот к крыльцу и, поднявшись по рассохшимся ступенькам, постучал в дверь:

— Эй, хозяева, есть кто дома?

Через несколько мгновений в избе что-то громыхнуло, а потом до меня донесся чей-то надсадный кашель и недовольное ворчание:

— Ну, есть… А шо?

— Это граф Аурон Утерс. Хочу задать пару вопро-…

— Гра-… Хто?! Утерс?! — ошарашенно воскликнули в избе, а через миг там громыхнуло еще раз. На этот раз — погромче. Затем заскрипели петли двери, отгораживающей сени от комнаты, во входную дверь что-то с размаху влетело, и я, отшатнувшись в сторону, еле уклонился от распахивающейся створки.

— Доброй ночи, ваша светлость!!! — склонившись в три погибели, протараторила сухонькая старушка, одетая в видавшие виды нижнюю рубашку и огромные, не по ноге, валенки. — Милости прошу, проходите…

Отказываться я не стал: на улице было весьма морозно, а старушка была не одета. Поэтому прошел внутрь, дождался, пока зайдет Илзе, и плотно прикрыл за собой дверь.

Тем временем хозяйка избы добралась до печи, сдвинула в сторону заслонку и, ткнув в подернутую пеплом алую россыпь углей лучинкой, развернулась ко мне:

— С ума сойти, и вправду Утерс! Ой!!! А чего-эт я стою?! Ща…

Увидев, что старушка, упав на колени, принялась протирать рукавом единственный табурет, я скользнул к ней, подхватил под тоненькие локотки и аккуратно поставил на ноги:

— Скажи, матушка, могу я увидеть мальчика по имени Суор, сына дровосека, погибшего около Запруды?

— А чо-ж нет-то? — удивилась хозяйка избы. — Вона-он, у Марыськи-голоштанной в сенях-эт ночует…

— В сенях? Зимой?! — не поверила Илзе.

— А чо, тама-эт, тепло, да-й тулуп у него… ниче еще… справный…

— Как мне найти избу этой вашей Марыськи? — перебив старушку, рявкнул я.

Поняв, что я гневаюсь, хозяйка избы сорвалась с места и, как была, в одной нижней рубашке, бросилась к выходу:

— Пойдемте со мной, ваш-светлость! Я покажу!!!

Пошел. После того, как заставил одеться. А через пару минут стучался в дверь избы побольше и позажиточнее.

Тут откликнулся не один голос, а сразу три: мальчишеский, из сеней, визгливый женский, явно принадлежащий той самой Голоштанной, и мужской, низкий. Тембром чем-то похожий на голос Воско Иглы.