Александр Бушков - Колдунья-беглянка Страница 18

Однако под влиянием ночной прохлады, тишины, при виде безостановочного скольжения поблизости черных силуэтов – Ольга начала грустить. Сейчас она в безопасности… но ведь придется выбираться отсюда. Нетрудно спуститься вниз, на улицу – но вряд ли ее оставят в покое, когда она окажется на мостовой. Или попробовать все же? Нельзя же остаться на крыше после восхода солнца – это зрелище не для добрых (и не особенно) петербуржцев…

Небо было уже не черным, а жемчужно-серым, а на востоке еще светлее. До рассвета оставалось всего ничего…

Пора решаться. Ольга еще раз огляделась: ну да, занимаемое собором пространство значительно обширнее купола, кто бы сомневался…

Оживившиеся твари приблизились, маяча у незримого рубежа, надежно державшего их в отдалении. Ольга, вздохнув, встала на парапет и спрыгнула вниз. Миновав карниз, медленно опустилась на верхнюю широкую ступеньку у подножия колонны.

Твари кружили теперь на уровне ее лица. Хотя стало чуточку светлее, Ольга по-прежнему не могла их рассмотреть, добавить что-то новое к первым впечатлениям: плоские черные силуэты, слабо светящиеся пасти, хриплые каркающие звуки, исполненные злобы…

Избавление наступило, когда небо стало светло-серым, когда исчезли звезды, но полностью еще не рассвело. В один прекрасный миг стая черных тварей вдруг испустила вопль, в котором слышалась разочарование, и, сбившись в кучу так стремительно и плотно, что походила теперь на смазанную черную полосу, метнулась на юго-запад, в момент исчезнув с глаз. Какое-то время Ольга, подозревая подвох, не трогалась с места, но, видя, что серые оттенки неба понемногу начинают превращаться в первую голубизну, все же решилась. Медленно спустилась по ступеням, а потом, глядя вверх, пересекла некую черту.

Наступило то самое время, когда полагается наконец прокричать уважающим себя третьим петухам – но где же их услышишь в самом центре огромного каменного города…

Ольга колебалась, прикидывая, что делать дальше. Все необходимое для выполнения плана находилось в домике на Васильевском – и гусарский мундир, и купленная загодя верховая лошадь по имени Бедуин. Нет никакой необходимости возвращаться в княжеский особняк – убедительное объяснение своего отсутствия можно будет придумать потом, до сих пор тайные отлучки сходили ей с рук, есть надежда, что и на этот раз пронесет… Сие в конце концов несущественно – ведь большие маневры начинаются сегодня…

А значит, именно сегодня заговорщики начнут действовать по намеченному плану. И флигель-адъютант Вистенгоф, если еще не проснулся, то вскорости непременно проснется – и, надевая со всем тщанием парадный мундир, спрячет под него тот самый кинжал с затейливой рукояткой, который она прекрасно запомнила, быть может, на всю оставшуюся жизнь…

Уже не колеблясь, Ольга оттолкнулась обеими ногами, взмыла в воздух, поднялась повыше над крышами и со всей возможной скоростью помчалась в сторону Васильевского. Те люди, что могут появиться на улице в столь ранний час, в большинстве своем возвращаются по домам после ночи, проведенный в увеселениях, сопряженных с винопитием. А потому они скорее всего решат, что пронесшаяся высоко над крышами человеческая фигура им попросту почудилась в рассветный час, когда все очертания зыбки и неуверенны, когда весь мир вокруг кажется чуточку нереальным…

Пролетая над Невским, Ольга увидела идущую по нему гвардейскую конницу, заранее, надо полагать, выдвигавшуюся на место маневров. Но ее саму вряд ли кто-нибудь углядел – кавалеристы на марше не имеют привычки таращиться в небо, они как-никак не ученые астрономы и поглощены земными заботами, особенно в столь знаменательный день…

Глава пятая

Большие маневры

Бедуин вдруг остановился, сбившись со спокойной рыси, неловко переступил передними ногами, как-то странно затоптался на месте. И жалобно заржал, высоко поднимая голову.

Ольга оглянулась. На дороге, по обе стороны которой тянулись аккуратно подстриженные деревья, ни единой живой души, ни единого существа…

– Ну что ты, дурашка? – недоуменно спросила она, похлопала коня по шее и легонько дала шенкеля.

Бедуин все так же топтался на месте, вскидывая задом, ржал и храпел, будто пришитый к этому участку дороги, совершенно ничем не примечательному.

Где-то далеко-далеко пропела труба – едва слышно. Ольга сквозь зубы отпустила пару словечек, в теории не знакомых благовоспитанной барышне, но привычных для всякого гусарского корнета. Пришпорила коня.

Бедуин взмыл свечкой, так что пришлось приложить усилия, чтобы удержаться в седле. Передние ноги коня как-то странно были прижаты одна к другой… Что-то тускло сверкнуло в воздухе…

Присмотревшись, Ольга решительно спрыгнула с седла и, зажав на всякий случай повод в кулаке, присела на корточки. Поневоле выругалась вторично.

Передние ноги Бедуина оказались спутаны – да что там, буквально замотаны от бабок до колен чем-то вроде полупрозрачного клубка из слабо светящихся нитей алого и зеленого оттенка. Что бы это ни было, конь не мог двигаться дальше – а у Ольги уже через миг не осталось никаких сомнений касательно того, что это было. То есть, сути она не понимала, но видела, что столкнулась с чем-то пакостным…

Она быстренько прикинула свои шансы. Если оставить все как есть и кинуться бегом… Нет, не успеть. Все же пробежать нужно несколько верст, можно опоздать…

Ругаясь сквозь зубы, она принялась распутывать этот поганый клубок – в меньшей степени руками, хотя и руками приходилось помогать. Временами она шипела от боли – чертовы полупрозрачные нити обжигали пальцы, как крапива, и, казалось, точно такие же уколы то и дело вторгаются в сознание – дело шло туго. Все равно что распутывать в темноте, исключительно на ощупь, самый обычный клубок толстых, колючих шерстяных ниток – не видя хотя бы приблизительно, удалось ли ухватить кончик и есть ли он вообще.

Бедуин время от времени жалобно ржал, переминаясь с ноги на ногу, – но, в общем, стоял смирно.

– Потерпи, миленький, я стараюсь… – прошептала Ольга чуть ли не со слезами в голосе.

Она погрузила пальцы в переплетение светящейся пакости – и что есть сил дернула, в переносном, конечно, смысле, прилагая все свое умение. Пальцы обдало жгучей болью, как крутым кипятком. Но дело неожиданно пошло на лад, клубок поддался, словно распоротый с одного бока. Ольга, ободрившись, удвоила усилия. Хорошо еще, на дороге так никто и не появился – человеку постороннему, несведущему открылась бы странная картина: гусарский корнет, присев у передних ног коня, ожесточенно сражается с пустым пространством, будто тесто невидимое месит…