Галина Гончарова - Рабочие будни Страница 18

— Чего потерял, дружок?

Тип, скользнувший за столик, вызвал у Таши единственное желание. Выкинуть его в помойку. Можно — не лично. Но иногда надо потерпеть, чтобы получить нужное.

— Свинья в хлеву тебе и дружок, и подружка.

— Что? Что ты сказал?

Некромант фыркнул:

— Что слышал. Вали отсюда, крысеныш. А то и к тебе под окошко зомби придет.

Мужчина дернулся. И осознал.

— Что? А ты…

— А я могу это устроить.

По столу поползла муха. Таши скривился:

— Фу. Отвлекает. — И резко шлепнул ладонью по столешнице.

Муха упала, полураздавленная. Таши выплеснул вино из кружки прямо на пол.

— Гадость. Отвлекает.

И бросил муху в кружку. Полураздавленное насекомое приподнялось на лапках — и поползло. Три круга влево, три вправо, три влево, три вправо…

«Крысеныш» побледнел.

— Так вы… вы…

— Я. И буду здесь завтра в это же время.

Таши встал из-за стола и вышел, не прощаясь. Сегодня надо заглянуть еще в пару таверн. Расспросить народ, дать знать о себе… Некромант собирался познакомиться с ночной жизнью Тивараса.

— Дядюшка Ройн? Рада вас видеть, проходите…

Каирис кривила душой. Дядю она видеть не хотела. Но и прогнать его не могла. Родня все-таки.

Десять минут спустя Каирис уже не была в этом уверена.

Дядюшка вел себя так, что отец давно бы его носом об стол приложил. По-хозяйски прошел в дом, расположился в любимом отцовском кресле, сделал пару глотков ланти, который принесла Римира, и поморщился, надкусив пирожок.

— Ну… Так себе. И что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я?

— Ну не я же. — Дядюшка, слывший в семье оплотом благочестия, смотрел укоризненно. — Каирис, о тебе поползли нехорошие слухи.

— И какие же?

— Что ты живешь с мужчиной, что младший Хейно сделал тебе предложение, но ты ему отказала, что ты собираешься открывать леанти…

Каирис стиснула зубы. Годом раньше она бы смутилась. Опустила глаза. Промямлила что-то, перебирая в пальцах ленту, вплетенную в волосы.

До смерти родных.

Сейчас же…

Это была холодная злость бойца. Она поднималась в ней волной, не мешая дышать и двигаться, но словно покрывая окружающий мир пеленой льда. Да что ж это за семья такая?

— Вы, разумеется, ответили сплетникам, чтобы те прекратили распускать гнусные слухи? — ледяным тоном поинтересовалась Каирис. — Сказали, что в них нет ни слова правды? Что позорить невинную девушку подло и Четырехликий обязательно накажет клеветников?

Дядюшка поперхнулся очередным пирожком.

Конечно, ничего такого он не сказал. Еще небось и погоревал всем напоказ, и разобраться пообещал… «Я ж тебя, гадость такая!»

— Так что, дядюшка? — продолжала наступать Каирис. — Или у вас ума не хватило подумать? У вас две дочери, если я такая падшая и нехорошая, какие они? Все от одного корня! Моя мать сестрой вашей жене приходится. А вы…

Дядюшка сложил губы в куриную гузку.

— Каирис, прежде чем ругаться с достопочтенными людьми, я должен разобраться, насколько правдивы слухи.

Девушка выдохнула:

— Ах вот как, значит! Тогда по порядку! Слухи — вранье!

— Все?

— Я собираюсь открыть леанти. Это правда. И уже получила грамоту от представителя гильдии. Это не преступление.

— Но глупость редкостная!

— Да неужели?

— Ты — женщина.

— Девушка.

— Тем более! Ты просто не справишься с такой тяжелой задачей!

— Да неужели? — Каирис прищурилась.

— Ну да. Другое дело, если ты выйдешь замуж, и делами займется твой муж. Если кто захочет тебя взять, опозоренную-то…

— Интересно, чем опозоренную?

— Ты живешь с мужчиной?

— Нет!

— Но…

— Это квартирант. Я флигель ему сдаю. И все.

Дядюшка взволновался всеми тремя подбородками.

— Каирис! Ты хоть понимаешь, насколько это неприлично?

— Нет. Не понимаю, — отрезала Каирис. — Что неприлично? Спать дома? И жить одной? Но тут кругом чужие дома! И мужчины в них тоже проживают!

От возмущения она выразилась коряво. Но дядя понял.

— То чужие. А то…

— Сатро Арсайн мне тоже чужой.

— А я надеялся, что я вам все-таки друг, кана Каллан. — Таши словно материализовался и встал в дверях.

Каирис посмотрела на него с ужасом. Ну все. Теперь ей от дяди достанется. По полной. Но дядя не успел и слова сказать.

— И я могу на алтаре Четырехликого засвидетельствовать, что я отношусь к кане Каллан по-дружески и с глубочайшим уважением. Она чудесная девушка. Добрая, умная и, несомненно, очень порядочная.

— Толку от ваших свидетельств, когда весь город болтает!

— А вот тут родные и нужны. — Таши смотрел невинно. — Если бы вы не болтали первым…

— Я?!

— Вы. Вы сможете поклясться на алтаре, что не распускали и не поддерживали гнусные сплетни?

Дядя замялся. Видимо, Таши попал в точку.

— А уж про Хейно-младшего…

— Этот негодяй еще смеет что-то говорить?! — вскинулся Таши.

— Поговаривают, будто он сделал мне предложение.

— И кана Каллан ему отказала. И правильно сделала. Кому нужна такая мразь?

— Молодой человек! Хейно — весьма уважаемая семья!

— Конечно, к неуважаемым зомби под окна не являются, — фыркнул Таши. — Это как — от избытка уважения?

— Это просто чья-то злая шутка.

— Хороша шутка! Девица с жизнью рассталась из-за подлеца! А вы говорите — шутка! Да за такое убить мало! Или вы хотите свою племянницу опозорить на весь Тиварас?

— Куда уж больше!

— А вот вышла бы она замуж за Хейно-младшего и начал бы он от нее гулять. А к ней на крыльцо стали бы опозоренные девицы сбегаться… Красота!

Дядя пожевал губами и кивнул:

— Да, тут ты, племянница, права. Отказать ему надо было. Но остальное!

— А что — «остальное»? Сатро Арсайн все объяснил, — в свою очередь атаковала Каирис. — Между нами ничего нет. Я просто сдаю ему флигель.

— Н-ну ладно. А леанти?

— И что?

— Ты разоришься. Женщины не способны вести дела.

— Разорюсь — выйду замуж.

— И кто тебя, бесприданницу, возьмет?

— А что, ваша племянница настолько глупа и уродлива, что ее можно в жены взять только за деньги? — Таши улыбался. Точь-в-точь как кобра.

— Э-э-э… — замялся дядюшка.

— Кана Каллан — очаровательная девушка. И женихи у нее не переведутся. А вы — стыдитесь. Я-то думал, что родные должны помогать и поддерживать. И вы пришли предложить помощь. А вы… поверили навету! Обвинили ни в чем не повинную девушку… Как вы могли!

Вышло так проникновенно, что Каирис даже вздохнула.