Михаил Попов - Богатырь - не звание! (СИ) Страница 18

— Ты что, хочешь?… — у Одинца аж глаза высохли от удивления. Где-то в глубине мелькнула сумасшедшая надежда. Но пропала, видно вспомнил слова о полусотне челядинов. — Я с тобой!

— А на кой леший, ты мне сдался? — грубо отрезал Василий. — Мне самому бы уцелеть, а еще за тобой приглядывать? Лучше покажи-ка свой меч, а то я как видишь…

Одинец снова сник. И сам понимал, что от него в таком деле помощи, что от прошлогоднего снега.

— А что ты один сможешь? Или думаешь, что тебя сечь не станут?

— Станут, — уверенно улыбнулся богатырь. — Еще как станут. Да вот только и я, не всю жизнь на печке просидел…

Василий покачав головой вернул меч Одинцу.

— Этот единственный? — с робкой надеждой спросил он паренька.

— Да… Не любил отец мечи ковать. Да и куда их в нашей глуши девать? Здесь подковы потребны, топоры, ножи. В общем только то, что в хозяйстве нужно, — немного смущенно ответил тот. — А что, неужели плохой меч?

— Меч-то хорош, — вздохнул богатырь. — Это я не того… Короток для меня, легкий… Супротив одного, с таким одно удовольствие, а когда много, да в бронях… Поувесистей бы надо.

Помолчали. Василий старался не смотреть на жалобные глаза парня. Вздохнул, но в следующий миг просветлел:

— Тебя отец ремеслу учил?

— А как же, — обиделся Одинец. — С малолетства помогать приучен. Последний год и самому доверял кое-что делать. Правда под присмотром. Вот только меч не смогу…

— Да забудь ты про меч — нетерпеливо перебил Василий. — Ты дубину оковать сможешь?

— Наверное смогу, — немного подумав, не совсем уверенно ответил парнишка. — Если объяснишь, как именно хочешь… А что?

— Да так… — неопределенно махнул рукой Василий — Схожу-ка я воздухом подышать. Голову заодно проветрю…

Когда Василий вернулся со свежей головой, Одинец не смог удержать удивленного присвиста. В руках богатыря, цепляясь за все уступы плохо сбитыми сучками, темнела бурой корой дубина. Если вот только можно назвать дубиной довольно толстое деревцо вырванное, как видно, с корнем. Да еще и в немаленький рост самого Василия.

— Ну как, — довольный произведенным эффектом улыбнулся богатырь. — Сможешь оковать?

Одинец только кивнул с трудом проглотив комок перекрывший горло.

— Пошли, покажешь, как…

В тот момент, когда на востоке появились первые проблески розовой зари, Одинец, с трудом приподняв чудовищную палицу, сунул ее в корыто с водой, отер мокрый лоб. Из корыта, с противным шипением поднимались густые клубы пара. В какой-то момент, даже показалось что вся вода так и выйдет не остудив пышущего жаром металла. Но вот, сквозь пар, матово блеснуло зеркало воды. Хотя какое там зеркало — одна накипь. Следом проступили очертания палицы. Одинец невольно поежился — такой быка можно свалить, целое бревно. Ее подымать-то тяжко, а уж что б размахнуться и вообще думать нечего. Он растолкал сладко посапывающего в углу кузни Василия. Пока ковал, не раз дивился — как умудряется спать под мерные удары молота, да вспомнил потом размер кувшина с брагой.

— Вставай. Светает уже.

Василий недовольно забурчал, но глаза открыл.

— Эх, тетеря! Я такой сон зрел, а ты… — он шумно почесался. — Ну как, готово?

Вместо ответа, Одинец гордо кивнул на кадку, над которой еще поднималось жидкое облачко пара. Василий вскочил с такой поспешностью, что парнишка аж отшатнулся — вроде только лежал, а в следующий миг обжигаясь, хватает палицу.

— Молодец! — морщась, металл еще жег ладони, похвалил паренька. — Хорошо от отца перенял науку. Гляди-ка, не разу не видел, только по словам, и так добротно.

От такой похвалы, Одинец зарделся. Только напоминание об отце немного омрачило радость. Что бы отогнать грустные мысли, спросил:

— А ты уверен, что смогешь, такой оглоблей махать?

Усмехнувшись, Василий молча вышел из кузни. Одинец поспешил за ним — уж больно хитрой была усмешка.

Василий покачал палицу в руке, приноравливаясь к весу. По руке зазмеились толстые канаты мышц, живущие своей, независимой от остального тела жизнью. Подумал только: надо ж, не ослаб почти. Но руки отзываясь на привычную когда-то тяжесть, уже вскинули окованное дерево над головой, привычно закрутили. Одинец зачарованно смотрел, как огромная палица набирая скорость, все быстрее и быстрее мелькает вокруг богатыря. Вот уже и не видно ее, только слышен недовольный гул потревоженного воздуха, а вокруг богатыря завеса, сунься — голову напрочь оторвет!

Наконец, движения Василия стали замедляться. Палица вынырнула из воздуха — вот уже и рассмотреть ее можно. А там и вовсе остановилась. Тяжело переводя дыхание, Василий опустил ее на землю. Навыки-то тело помнит, а вот силы все-таки не те. Когда-то мог такую крутить чуть не весь день не уставая. А тут, на-ко — всего ничего, а уж в груди похрипывает, да посипывает подозрительно. А что ты хочешь, буркнул он сам себе, сколько лет ничего тяжелее кувшина не подымал. Еще удивительно что это смог. Он посмотрел на Одинца. Парнишка стоял широко распахнув рот, чуть-чуть и челюсть вывихнет. На лице написан такой восторг, что Василий невольно подумал, что рановато себя в немощные записывать.

— Ты слюни-то подбери, — смущенный обожанием написанным в глазах паренька, нарочно грубо бросил богатырь. — Поскользнешся еще…

Глава 8

Солнце перевалило за полдень, когда сквозь деревья проглянул терем Охлябы. Ужом скользнув по земле, Василий выбрался на опушку леса. Увиденная картина мигом ухудшила и без того невеселое настроение. Первое что бросилось в глаза — вырубленный на два перелета стрелы лес. И трава выкошена. Не подкрадешься незамеченным. Во всем видно руку умелого воина. И небольшой ров вокруг стен, и сами стены разве что чуть ниже киевских. Да часовых наверху не понатыкано. Хотя, без сомнения, при малейшей опасности, таких на стенах появится предостаточно… Более чем. Для одного-то. Нельзя тут в наглую.

Глаза богатыря привычно обшаривали укрепленный терем, в то время как в голове упорно искался ответ на вопрос: Как? Это тело редко забывает науку вбитую в него с потом, кровью и болью. А вот голова… Помнила-то много, да только вот к делу совершенно не относящегося.

Где-то вдалеке, за толстыми стволами вековых деревьев, раздалось негромкое конское пофыркивание. Не потревожив ни единого листика, не шелохнув и веточки — вот она выучка — Василий метнулся к дороге.

Четверо всадников в кожаных бронях никак не походили ни на пахарей, ни на охотников. А судя по тому, как не спеша беседуют, мерно покачиваясь в седлах, чужими здесь быть не могут. А коли в бронях, так может и среди тех были… Услужливый мозг мигом предоставил довольно хиленький, но план. Уже не таясь, Василий, по медвежьи, продрался сквозь кусты с таким шумом, что бедные кони аж попятились, даже вопреки раздирающим губы удилам. Оно и понятно — где в такой глухомани найдешь хорошо выученного боевого коня? Ошеломленные его появлением гридни даже не схватились за оружие. Только глаза с изумлением рассматривали редкого в этих местах гостя. Привыкли безответных стегать, с разгорающейся в груди лесным пожаром злобой, подумал Василий. Но ничо, счас посмотрим.