Алексей Зубко - Специальный агент преисподней Страница 18

Отец Дормидонт напоследок троекратно перекрестил меня и, укоризненно посмотрев на голую шею, обронил:

– А крест животворящий надень, он и от злого лиха обережет, и сил для выздоровления придаст. Да пребудет с вами милость Господня!

Добрыня сгреб остатки нашей трапезы на блюдо и понес его прочь.

Оставшись в одиночестве, я задумчиво погладил шею, пытаясь вспомнить, где мой крест и носил ли я его когда-нибудь? Все вокруг носят…

Что-то небольшое запрыгнуло на подоконник, покряхтывая и обиженно ворча.

Появление нового гостя вызвало неудовольствие рыжего кота, который, задрав хвост трубой и сверкая зелеными глазами, выскочил в приоткрытую дверь.

А незваный гость тем временем утер розовый пятачок, ойкнув от боли, и погрозил кулачком вослед убежавшему животному.

– Мое почтение, князь,- почтительно склонил голову чертенок.

Ибо никем другим это существо просто не могло быть. Судите сами: рост сантиметров пятнадцать, тельце покрыто густой темно-бурой шерстью, ноги заканчиваются раздвоенными копытцами, длинный-предлинный хвост с кисточкой на кончике и сморщенное рыльце со свинячьим пятачком и козьими рожками на лбу.

– У-у-у прихвостень Чистого,- потрясая кулачком в направлении двери и потирая нос, прошипел черт. Заметив мое недоумение, он пояснил: – Я за лучиной

прятался, а он как перекрестит… не успел сгруппироваться, вот меня и стукнуло носом об стенку. Больно-то как, у-у-у…

– Может, компресс холодный приложить? – растерянно предложил я, не зная, как поступить в создавшейся ситуации.

– То все глупости,- отмахнулся черт.- Выпить есть?

– Вода.

Он скривился, словно я ему уксуса предложил.

– А ты-то как?

– Вроде нормально,- неуверенно проговорил я.

– А я уж было перепугался, думал, хана конспирации, а ты ничего, силен,- мгновенно переходя на ты, заявил чертенок.

– А мы что, знакомы?

– Никак нет! – гаркнул рогатый, вытянувшись во фрунт и тараща на меня налитые кровью глаза.

– Жалко,- от души сказал я. Рухнула надежда, что он что-то знает о забытой части моей жизни.

– Так я мигом за бутылочкой слетаю,- оживилсячерт.

– Мне на сегодня хватит.

– Огорчительно…

– Может, в другой раз,- проговорил я, стараясь не думать о том, что скажет отец Дормидонт, если вдруг узнает, что тут происходит. Как-то я запамятовал: что здесь делают с подозреваемыми в ереси и сношении с нечистой силой? – Ты, кстати, не видел здесь где-нибудь поблизости крестика?

Черт нехорошо позеленел и икнул:

– 3-ззачем?

Ответить я не успел, потому что в коридоре раздались шаги, и появился Добрыня Никитич.

Черта словно ветром сдуло, лишь копытца цокнули о деревянный подоконник.

– Это тебе.- На раскрытой ладони богатыря матово поблескивал простенький медный крестик на витой конопляной бечевке.

– А я здесь чертика видел,- признался я.

– Зеленого? – ухмыльнулся в усы Добрыня.

– Сперва-то он рыжим был, а уж потом позеленел…

– Товарищу Бармалею больше не наливать. Пошли прогуляешься, на воздухе проветришься…

– Пошли,- осторожно, двумя пальцами беря крестик, согласился я.

Сила заструилась по пальцам, пощипывая, словно бы щекоча.

Осторожно надел его на шею и погладил.

Отчего-то похолодело в груди, но ничего ужасного не произошло, хотя за окном послышался приглушенный вскрик. Наверное, черт опять во что-то пятаком врезался. Вот ведь несчастье рогатое…

Выйдя из комнаты, я проследовал за богатырем по длинному коридору со множеством одинаковых дверей по обеим сторонам и вышел на мощенный бревнами плац. Блестевшие тут и там лужи явственно намекали на вчерашний дождь.

Сколько же я без сознания провалялся?

У дальнего забора дружно, но редко попадая в ногу, маршировали безусые новобранцы, выполняя команды одноногого ветерана. Более не пригоден инвалид к несению ратной службы, а вот муштровать молодежь ему вполне даже по силам.

– Ты как пику держишь, чушка стоеросовая? В руках?! Она же между ног у тебя путается, а это оружие, между прочем, а не всяко-разно… нужно сбоку и -чуть назад держать. И что, что руки устали?! Ночью сны об матери да об отчизне смотреть нужно, а не про всяко-разно мечтать.

– Как он с молодежью,- восхищенно молвил Добрыня.- Я бы так не смог.

– Прям Макаренко,- поддакнул я.

Закончив с занятиями по строевой подготовке, ветеран выстроил молодежь перед мишенями и раздал каждому по тугому луку. В народе такой называют разрывчатым.

– Пошли, познакомлю.- Никитич потянул меня к стрелкам.

Мы приблизились.

Свистнула спускаемая тетива, за ней вторая. Каленые стрелы благополучно миновали мишени, запутавшись в густом кустарнике. Третья стрела тюкнулась в грудь соломенного чучела, но не воткнулась, а упала на траву.

Когда весь десяток новобранцев отстрелялся, в мишени торчало всего две стрелы. Одна в соломенной груше, долженствующей означать голову предполагаемого противника, а вторая в боку, ориентировочно в районе поджелудочной железы. Тоже малоприятное ранение.

– Да зачем мне эта деревяшка, я ж не степняк какой?- пробасил двухметровый здоровяк, чьи плечи на помнили мне выражение «косая сажень в плечах».- Мне меч для сражения нужен. Или хотя б кувалда поувесистее…

– А ежели он сперва выстрелит? – подозрительно сладким голосом поинтересовался одноногий ветеран.

– Отобью,- уверенно заявил здоровяк.

– Норов кажут? – поинтересовался, приблизившись, Добрыня.

– Горячи дюже,- вздохнул ветеран.- Мы в молодости больше почтения к старшим имели…

Спорщик густо покраснел, но сумел промямлить:

– Так я со всем почтением, просто…

– Наслышан, наслышан.- Одноногий богатырь по-братски сжал меня в своих медвежьих объятиях, от чего мои кости едва не осыпались мукой.- Добро пожаловать.

– Спасибо.

– А вы тот самый герой,- влез неугомонный новобранец,- что в одиночку одолел целое воинство?

Растерявшись, я только плечами пожал:

– Да какой я герой… так получилось.

– Покажите свое мастерство, поучите нас…

– Какое мастерство?

– Да хотя бы вот…- Здоровяк протянул мне лук и стрелы.

Лихорадочно шаря в оскудевшей памяти, пытаюсь наскрести по заросшим паутиной сусекам крохи информации о том, как нужно стрелять.

Наложил стрелу, поднял лук и выстрелил.

– Аи! – Уронив лук, я схватился за большой палец левой руки, на котором алела свежая ссадина. По рядам молодежи прокатился смешок.

Мне стало стыдно – сам опозорился, да еще и ветерана подвел, он же так почтительно со мной говорил.

– Шутник,- басовито хохотнул Добрыня.- А со ста шагов сможешь?

Все головы медленно поворачиваются в сторону чучела. Стрела вошла ему в область сердца. Причем по самое оперение.