Марк Даниэль Лахлан - Хранитель волков Страница 18

Чаша снова переполнилась, Гулльвейг вылила яд и опять подставила ее под капли, защищая кричащего от мук бога. Теперь и у нее распухли обожженные руки, пальцы совсем онемели. Лишь накопленный за годы опыт помогал не обращать внимания на боль.

— До сих пор никто не останавливался рядом, давая мне передышку на три полных чаши, — сказал Локи, — и за эту услугу я открою тебе кое-что. В последней битве Один будет сражаться с волком и погибнет. Ты должна привести волка на землю, потому что Один уже на земле. Сделай так, чтобы дух волка вошел в плоть человека, как входит в человеческое тело бог. Вот твоя руна, вот твоя цель. Волк убьет бога. Это слово того, кто знает.

На ум ведьме пришла одна мысль:

— Покажи мне моего врага.

Но в следующий миг ядовитые испарения затуманили ей взгляд, кислотный запах стал душить ее, заползая в горло, и она выронила чашу. Все поглотила тьма. В первый раз за девять дней Гулльвейг закричала, и мальчики сбросили вниз веревочную петлю, чтобы вытащить ведьму.

Когда ее подняли из воронки, Гулльвейг билась о камни и кашляла, выталкивая из легких воду. Мальчики отошли, и к ней приблизились сестры. Они не принесли с собой ни еды, ни огня, ни одеял, ни лекарств; вместо этого они дали ей обрывок пояса старейшины и узорчатую застежку. Ведьма поглядела на свои пальцы. Они распухли и почернели. Превозмогая боль, она взяла застежку и нацарапала на обрывке кожи руну, после чего упала на четвереньки, корчась от приступов кашля и рвоты.

Сестры склонились над руной, и всех их охватило смутное беспокойство. Половина сестер увидела это:

Они ожидали увидеть одну из двадцати четырех рун, данных Одином, но эта не входила в их число. Это была новая руна, а новых рун ведьмы не получали уже на протяжении восьми поколений.

Ведьмы понимали, что это нечто особенное, хотя и не сразу осознали всю важность происходящего.

Для некоторых из них значение символа было немногим яснее, чем то предчувствие скорых перемен, которое явилось к ним в образе бури. Руна символизировала молнию. Ведьмы впитывали в себя исходившие от нее ощущения, поворачивая так и этак. Затем одна из сестер увидела в руне устье реки между двумя холмами. Еще одна узрела церковь на холме и поняла, что внутри находится нечто важное: два мальчика, и каждый важен по-своему. Тут нужен долгий магический обряд, которые займет годы, зато и результат будет длиться годы. Что это за мальчики? Один станет объектом заклинания, а вот второй — нечто иное. Но что? Они не понимали. Помощник? Нет. Жертва? Нет. Что-то другое. Второй мальчик был словно потушенная свеча, словно чашка с дождевой водой, словно сотни других предметов, которые помогали ведьмам творить волшебство. Посредник между чем-то и чем-то? Не совсем. А потом они увидели. Он составная часть.

Другие сестры узрели в руне иное значение: то, что просуществует не один век, пока кто-то не даст ему названия. Вольфсангель. Этого слова ведьмы не знали, хотя значение было им очевидно: волчий крюк, ловушка. Они увидели себя: воплотившись в стаю скворцов, они летали под полной луной. В полночь ведьмы уселись на крышу большого зала конунга Аудуна и рассказали спящему воину, что его жена никогда не родит сына, но если ему нужен совет, он может обратиться к горным ведьмам. Еще сестры увидели отдаленное будущее. Девушку среди холмов. У нее были светлые золотистые волосы. Она тоже, как догадались ведьмы, сыграет важную роль, только ни одна из них не поняла, какую именно.

Некоторые из ведьм, столпившихся над руной, увидели символ сбоку:

Этих сестер пробрал озноб, совсем как обычных людей, когда они слышат в холмах волчий вой. И смысл руны отдался у ведьм и мозгу голодным волчьим воем. Она означала «оборотень».

Вот в чем заключалась цель магического обряда, вот для чего нужны были два брата. Чтобы волчий бог смог воплотиться в человека.

Королева ведьм уже теряла сознание и была не в силах обратиться к сестрам обычным для них способом. Ее изнемогающее сознание свернулось клубочком, словно ребенок, брошенный в темноте.

Гулльвейг только постучала по руне пальцем и проговорила скрипучим голосом:

— Защитник, — так сказала она.

Глава 7

ЧТО ЖЕ БЫЛО ПОТЕРЯНО

Красоты летнего дня переполняли его восторгом, фьорд сверкал под солнцем так, что было больно глазам, луговые цветы прямо пламенели в траве. С другой стороны холма его звал рослый мужчина:

— Вали! Вали! Где ты? Ах ты, негодяй!

— Он собирался вместе со мной охотиться на птиц, а сам даже не может меня найти, — заметил Вали, наблюдая за мужчиной из впадины между холмами.

Ему было около тринадцати лет: он уже был готов отправиться в свой первый поход, однако еще не лишился способности смеяться, словно ребенок.

— Тебя побьют, — сказала девочка, лежавшая рядом с ним.

Она была того же возраста, в длинном платье, со светлой кожей, золотистыми косами, украшенными гребнем из моржовой кости. Рядом с ней стояла корзина с травами, которые она собрала по просьбе матери.

— Дело того стоит, — сказал Вали и поцеловал девочку. Это был его первый поцелуй, и он просто ткнулся губами ей в щеку.

— Оставь меня! — возмутилась Адисла, поднимаясь. — Браги! Браги! Он здесь!

Рослый охотник подбежал к ним.

— Князь Вали, — заговорил он, — сколько же ты доставляешь мне хлопот! Где твое копье? Где твой лук?

— Я уверен, они где-то здесь, — ответил Вали. — Я бросил их на берегу, когда увидел Адислу.

Браги, покрытый шрамами опытный воин лет тридцати пяти, только покачал головой.

— Оружие всегда должно быть при тебе, ты ведь знаешь. Когда придет время отправляться в поход, а это случится уже очень скоро, как ты будешь себя вести? Бросишь щит и меч, завидев смазливую девчонку?

— Скорее всего, он так и сделает, — вставила Адисла.

— А ты, девица, держи рот на замке. Только погляди на себя — белокожая, словно княжеская дочка! По крестьянской девушке вроде тебя сразу должно быть видно, что она трудится в поте лица.

— Разговаривать с тобой такой тяжкий труд, что я могу вовсе не работать до конца своих дней, — огрызнулась Адисла.

— Ну, хватит с меня! — сказал Браги. — Я все расскажу твоей матери.

Девушка пожала плечами, словно говоря «дело хозяйское».

Браги нацелил на нее палец.

— Я не шучу! — продолжал он. — Это ты виновата в том, что с ним происходит. До того, как он перестал бывать у конунга и стал якшаться с крестьянскими дочками, он подавал большие надежды по военной части. А теперь его оружие валяется неизвестно где, а сам он целыми днями просиживает в доме твоей матери, убивая время за играми и болтовней. Сын Аудуна Белого Волка бьет баклуши!