Анна Московкина - Исток Страница 18

Мужчины переехали на заставу, а я осталась в доме смотрящего, помогая Сворну разбирать бумаги, готовя для Карин успокаивающие снадобья. Старшая дочь — Льяля — смирилась с моим присутствием, и мы почти подружились, как обычно сходятся девушки, живущие в одном доме. Через неделю в горнице уже слышался смех — молодость быстро забывает горе. Рината сидела у меня на коленях, накручивая на пальчик кончик кудрявой темной косички, мы учились писать длинные слова. Берестяной лист быстро заполнялся корявыми буковками и кляксами от чернил. Льяля хлопотала у печи.

— Айрин, где свиток обращений за прошлый месяц? — заглянул в горницу Сворн.

— На третьей полке у окна. У него шнурок синий.

— Что бы я без тебя делал! — улыбнулся он и исчез.

— Может, останешься? — спросила Льяля, когда брат скрылся. — И маме ты нравишься…

— И что я буду делать, помогать смотрящему? Тут ошибка, как проверить это слово?

— Стол. Поняла. — Рината высунула язык и старательно принялась исправлять ошибку.

— Я про другое. Впрочем, это не мое дело.

— Ничего не понимаю. А тут что за каракуля? Как я догадаюсь, о чем речь, если ни одной буквы не разобрать!

— Ну, Рин! — возмутилась малявка, за что получила поучительный щелбан по темечку.

Время текло размеренно, медленно, но неотвратимо приближалась середина последнего летнего месяца.

Жара спала, легкий ветерок щекотал гриву леса, покрывал рябью широкую Урмалу. До осени оставалось все меньше времени, мне пора бы уже собираться в Милрадицы, а перед школой я хотела побывать дома. Речь об этом зашла в один из тихих теплых вечеров, когда Сворн уже сам озвучил предложение остаться.

— Ты могла бы мне помогать.

— Я ничего не умею, — отмахнулась я. — Тем более меня приняли в Милрадицкую школу общих наук.

— А ты хочешь там учиться?

— Не знаю.

Уже ночью, когда Майорин собрался на заставу, а я провожала его на крыльце, он вспомнил этот разговор:

— Тебе нечего делать в Милрадицах.

— Предлагаешь остаться здесь?

— Я могу тебя учить сам. Со мной, по крайней мере, ты сможешь научиться контролировать исток.

— Я уже его контролирую.

— Тебе кажется. Впрочем, как хочешь. Мое дело предложить. Думай.

Много времени на раздумье не понадобилось. Я догнала колдуна на полдороге.

— Я хочу, хочу поехать с тобой.

— А как же Сворн?

— А что Сворн?

Колдун щелкнул меня по носу и засмеялся:

— Нравишься ты ему, дуреха.

— Я не дуреха.

— Как есть дуреха.

— Ты нашел владельца кинжала?

— Нет, как в воду канул. Но кое-что я узнал.

— Что?

— Такие кинжалы делали в Цитадели Магии, Айрин. Он набирает силу из пущенной им крови. Кто-то уже знает про тебя.

— Что же он его потерял?

— Не потерял. Проверял. Знал, что ты остановилась у смотрящего. Может, сам Ральер ему об этом и сообщил.

— Но зачем? Он пожертвовал жизнью ради тебя!

— Или его убили, пока он не сболтнул лишнего, а силу вытянули тем самым кинжалом, который ты так неосмотрительно потеряла.

— И что теперь делать?

— Глаз с тебя не спускать, а лучше убить и разом решить все проблемы. Пойдем до дому провожу, шастаешь по ночам. — Майорин улыбался, но что-то мне подсказывало — он говорил серьезно.

Кажун — приятель Сворна, долго краснел, зеленел, пыхтел, но решился-таки. Вышедшая поутру вынести помои Льяля закричала от испуга, не сразу признав во вытянувшемся на крыльце молодце с саженым мечом распустеху Кажуна. Я выглянула на крик.

Парень надулся и важно сообщил:

— Меня взяли в ратные. Я теперь страж переправы, скоро стану наместником!

— Поздравляю, — севшим голосом прошептала перепуганная девушка.

Кажун растрепал рыжую макушку, залился свекольным румянцем и, вцепившись в Льялю взглядом, будто в смертного врага, выпалил:

— Пойдешь за меня? За ратника?

Теперь краской залилась Льяля. Она поставила на землю ведро, подошла к парню.

— Думала, ты никогда не соберешься!

Потом, конечно, отправляли сватов, сговаривались насчет свадьбы, но девушка частенько мечтательно вздыхала и пропадала вечерами, возвращаясь с полыхающим лицом.

В день отъезда снова зарядил дождь, будто отговаривая от дальней дороги. Пеструшка грызла трензель, взрывая копытами землю. Майорина провожали новый наместник и Яриний, они продолжали обсуждать дела, даже когда колдун влез в седло. Меня вышло провожать все семейство. Карин, едва оправившаяся после смерти мужа, напекла и наготовила в дорогу всякой снеди, умоляла не есть всухомятку, напоминала, что где лежит. Льяля ворчала, что я не остаюсь на свадьбу, рядом топтался раскрасневшийся Кажун, Рината долго висела у меня на шее, хлюпая курносым носом.

Сворн сперва протянул руку, потом передумал, отдернул ладонь и обнял меня.

— Я тут тебе подарок смастерил. — Он протянул мне шнурок с деревянным оберегом.

На обереге был любовно вырезан велманский узор. Я нерешительно взяла подарок. Потом сняла с шеи инесскую глиняную бусину.

— Отдариваешься, значит? — горько спросил парень.

— Так будет лучше. Спасибо, побратим.

— Удачи, посестрица.

Однажды я пожалею об этом.

Я завязала на шее кожаный шнурок оберега, зная, что никогда не потеряю, а если снимут, то только силой.

3

Луна висела в предрассветном ярко-синем небе на западе. На востоке пролитым молоком расползался рассвет, на фоне которого темной громадой встала Роканская крепь. Листва деревьев, будто напитавшись лунным светом, мерцала потусторонней зеленью, шевелясь под слабым ветерком.

Прибытие в большие поселения всегда подгадывали к рассвету. Путешественники вполне могли выспаться и на барже, а наутро могли заниматься своими делами, не теряя времени. Народ уже начал просыпаться, ворочаться на сукне отрезов, зевать. Кто-то вез с собой слуг, и слуги уже двигались бесшумными тенями, таская воду — ополоснуться, одежу — сменить дорожный костюм на городское платье. Тем, кто путь в Роканке не заканчивал, нужно накормить и напоить лошадей перед дорогой.

Я откинула покрывало и поежилась — согретого теплой шерстью тела тут же коснулся свежий ветерок, с трудом подавив желание нырнуть обратно и не вылезать, пока не стукнут о причал сходни, не зацокают копыта. Подхватив ближайшее ведро, я бросила его за борт и уже почти подтянула к себе, когда рядом раздалось бодрое журчание. Я повернула голову. Парень заспанно улыбнулся, стряхнул прилипчивые капли со своего достоинства и сунул его в штаны. Умываться водой Урмалы мне расхотелось, но, совладав с желанием бросить полное ведро в воду вместе с веревкой, я вручила его парню, испортившему мне удовольствие. Он поблагодарил. Сочтя месть свершившейся, я побрела в трюм. Искать колдуна здесь бесполезно. Майорин был знаком со смотрящим баржи, и тот пригласил его к себе в отдельную клетушку в трюме.