Пол Кемп - Порождение Тени Страница 18

За прошедшие века Ривален приложил немало мысленных усилий, пытаясь совместить требования своей веры с долгом перед своим городом, своим народом и своим отцом. До сих пор ему удавалось справляться с этим, но слова Хадруна заставили его волноваться, что настанет день, когда он не сумеет найти компромисс.

Ривален не знал плана госпожи целиком — такова была природа религии Шар. На протяжении последних лет Шар посвящала его лишь в отдельные моменты. Но Ривален верил, что она расскажет ему то, что он должен знать, когда это будет необходимо, и вознаградит за успехи. И хотя он не смел надеяться стать Избранным Шар, встретившись с мощью Избранного Мистры он… учитывал такую возможность.

Ривален отбросил эти мысли, как непродуктивные, и продолжил отправлять послания. Он активировал кольцо связи и подумал об одном из своих сембийских агентов, тёмном брате Шар в Селгонте. Привычное покалывание магии охватило голову. Ривален почувствовал, как открылся канал связи.

Князь Ривален, отозвался тёмный брат, наследник богатой сембийской семьи.

Ривален знал, что он был весьма эффективным агентом госпожи, притворяясь богатым бездельником.

Всё готово? спросил Ривален.

Насколько может быть. Строительство идёт по графику. Никто не подозревает правды.

Позаботься, чтобы за три месяца всё завершилось, сказал Ривален. После у тебя будет ещё множество дел.

Да укутает вас ночь, провидец.

И тебя.

Ривален связался с предводителем каждой ячейки последователей Шар в Сембии — их было более двух дюжин. Все вожаки носили кольцо связи, соединённое с главным кольцом Ривалена, хотя ни один из них не знал о других возможностях этих колец. Ривален каждому сообщал примерно одно и то же: Будьте готовы. Надвигается Буря Теней.

Никто не задавал вопросов — они знали, что не получат ответа.

До вмешательства Ривалена ячейки Шар в Сердцеземье действовали независимо, не зная даже о существовании друг друга. Но когда Вэрианс по приказу князя отыскала «Листья одной ночи», Шар раскрыла ему личности предводителей ячеек. Они с Вэрианс связались с каждым из них по очереди, заставив подчиниться, и в итоге Ривален стал управлять величайшей сетью заговора во всём Фаэруне. Под верхним слоем сембийского общества таилась небольшая армия слуг Шар, прогрызая путь к ядру.

Закончив с посланиями, Ривален позволил себе расслабиться, прихлёбывая чай и изучая свою коллекцию монет. Он хранил её в большом контейнере из укреплённого магией стекла, каждая монета лежала на подложке из чёрного бархата. У него был сокол из электрума времён основания Сембии, золотые бельботы из Чессенты столетней чеканки, проклятый медный фандар из Амна, из-за которого у владельца плохо шли дела, волшебный калишитовый киларх из платины, который в троекратном размере возвращался тому, кто его потратит, и внушительное число других монет, обычных и волшебных, со всего Фаэруна, почти из каждой исторической эпохи. Ривален взглянул на пустое место, где обычно лежал саккорский турн. Прореха в коллекции напомнила шейду о важности его задач. Ему предстоит заполнить многие бреши в последующие годы.

Он допил свой чай и занял сознание мыслями о первой такой бреши — проблеме пробуждения сознания саккорского мифаллара. Ривалену потребуются пророчества Бреннуса, чтобы отыскать мага разума.

Глава третья

Дуб заставил Магадона улыбнуться. Он много раз проходил мимо раскидистого старого дерева в своих путешествиях, направляясь из Звёздного Покрова и обратно, хотя с тех пор, как тифлинг видел его в последний раз, прошло уже больше года. Дуб выглядел в точности таким же, каким Магадон его запомнил — одинокий солдат, несущий дозор над укрытой травой по щиколотку равниной. Тут и там росли другие деревья, но все они были меньше этого дуба. Дуб был их генералом.

Магадон, не обращая внимания на раздающуюся позади него в лагере болтовню, провёл кончиками пальцев по стволу дерева. Глубокие борозды на коре и ширина ствола говорили о том, что дубу от семидесяти до восьмидесяти лет — почтенный старик. Несколько грибков росли в разных местах на стволе, расколотом зазубренным шрамом от недавнего удара молнии, но Магадону казалось, что дуб ещё достаточно крепок. Мир швырнул в него ещё один год, а он по-прежнему стоит здесь.

Магадон считал, что из этого можно извлечь урок. Как жаль, что он не выучил его раньше… Магадону не доставало силы этого дуба. Последний год сломал его.

— Или согнул меня, по меньшей мере, — пробормотал он.

Листья дуба меняли зелень на осеннюю желтизну. Даже ночью они оставались прекрасными, особенно ночью, вырисовываясь на фоне звёздного неба и поблескивая в серебряном свете новорождённого полумесяца Селуне и её слёз.

Магадон прижал ладонь к дубу. Он скучал по дереву, во всяком случае, скучал по той части своей жизни, которую дуб воплощал.

Но сейчас он занимался возвращением этой части, возвращением себя.

Внимание проводника привлёк помет у корней дуба. Он опустился на одно колено, чтобы изучить его, и узнал помет енота. Магадон выпрямился, улыбаясь. Навыки возвращались к нему. Он не потерял своих познаний дикой природы.

На дереве раздался шорох. Магадон поднял взгляд и увидел две пары глаз, уставившихся на него — мать-енотиху и одного её детёныша. Если бы не ночное зрение, дарованное ему кровью изверга, что текла в его жилах, он бы не заметил животных.

— Ты нашла хороший дом, енотиха, — сказал он зверьку покрупнее.

Мать и детёныш склонили набок головы, что-то протрещали и скрылись в своём убежище.

Магадон похлопал дуб по стволу.

— Не возражаешь против дополнительной кампании, старина? Обещаю, я буду непритязательным гостем.

Дуб помалкивал, так что Магадон сбросил заплечный мешок — как всегда, с полным снаряжением — и сел лицом к лагерю, оперевшись спиной на ствол. Лагерный костер горел ярко, и купцы с охранниками сидели вокруг него на бочках, ящиках и брёвнах, болтая, смеясь и выпивая.

Магадон вытянул ноги, заложил руки за голову и глубоко вздохнул. Приятно было сидеть вот так спиной к дубу. Его друг Нестор как-то раз сказал: «Нет ничего устойчивее старого дуба». Магадон знал, что это и в самом деле так. И знал, что по поводу устойчивости можно сказать многое.

Он поднял свой бурдюк в память о Несторе и сделал долгий глоток. Мысли о старом друге и его кончине повлекли за собой поток воспоминаний, как хороших — Эревис, Ривен и Джак, так и плохих — Странник, слаады, Росток Пряжи, и… Источник.