Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка Страница 18

   Почтовая станция была почти готова. Добротный бревенчатый дом выстроили квадратом — с прикрытым двором. Успели присыпать землей — по–норманнски, до самой крыши. Ни поджечь, ни развалить тараном. И все же он пылал… Ответом на вопрос: «кто?» застыла брошенная врагом катапульта. Окте уже приходилось встречать на поле боя латинскую мудрость, и что нужно делать, он знал. У дипломата всегда найдутся чернила, перо и пергамент. Немного времени — и готово плоское подобие. Вышло не слишком хорошо, но вдруг камбрийские ведьмы сумеют и по такому сглазить вражеские машины?

   Потому на последних шагах — рисунок в руку, трубочкой. Пришли. Из–за дверей — перезвон девичьих голосов на полузнакомом языке. Греческий! Створки распахнуты. Зал с круглым столом, умершие на губах слова оборванного разговора. Никаких церемоний! Поворот к гостям — прыжком! Настороженные уши чуть трепещут. Немайн — словно гончая, рвущаяся со сворки! Поводок — левая рука, охотник… Охотница! Тоже сероглазая, и похожа на хранительницу настолько, насколько девушка–человек может быть похожа на девушку–сиду. На полголовы выше, через плечо переброшен хвост из волос, черных и блестящих, как нортумбрийский гагат. А глаза на мокром месте — как и у сиды.

   Лицо Немайн светлеет, словно первый луч солнца после дождя выглянул. Взглянула в глаза, прочла вести — закаменела. Непоседливый ребенок обратился храмовой статуей. Всего отличия, что у крашеного мрамора не бывает красных зареванных глаз, да не говорит камень на языке Цицерона:

   — Здравствуй друг. Что случилось?

   Черноволосая шмыгает носом. От этой тучку еще не отнесло… Точно ревели, в обнимку, ручьями. Стоит, в левую кисть Немайн обеими руками вцепилась. Они что, знают? Уж не обзавелась ли Республика третьей ясновидящей? И как в таких условиях работать дипломату? Окта невольно оглянулся: спутники смотрят спокойно. Верно, рассказ очевидца может уточнить любое видение, а хранительница все равно вытащит подробности, и вместо нескольких тяжелых слов выйдет целая история — что застали, кто как лежал…

   Немайн слушает. Куда делось счастье? Брови сведены, на лбу вертикальная складка. Изредка, на мгновение, прикрывает глаза. Вспоминает! Она ничего не забывает, и теперь перед ней, вместо заколотого, иссеченного, обожженного тела встает человек. Такой, каким сида видела его в последний раз. Каждый — жив. Большинство — веселы. Чего им горевать? Отправляются на новую службу… Интересную, это для камбрийца важно. Будут строить почтовые станции. Звон копыт, скрип колес, задорный девичий голос заводит песню. Сида смотрит вслед… как тут не оглянуться?

   А каково ей — помнить всех? Так ведь и под Кер–Нидом было… Граф и рад бы сжать пытку, но — нельзя. Любая подробность может пригодиться для мести.

   Наконец, закончил. Пока говорил, шло превращение. Встретила — веселая девочка. Теперь перед ним — богиня войны, по непонятному недоразумению одетая в веселенькое платье с вышитыми по вороту ромашками.

   Неметона прикрыла глаза ладонью.

   - Все, — сказала, — все. Кроме…

   Махнула рукой — словно кровь с клинка отряхнула. Заметила свернутый в трубочку пергамент. В глазах полыхнула злая искра. Верно, раз она не сошла с ума за все битвы и все столетия — черная кровь из вражеских сердец действительно лечит боль потерь.

   — Подобие?

   Ладонь требовательно раскрылась. Окта вложил в нее рисунок. Наградой стал кивок.

   — Пригодится. Сейчас соберем Совет… Насколько доверенны твои спутники? Кто они?

   Граф уже называл имена охране: не фальшивые, но не совсем верные. На мгновение захотелось вывалить всю правду. Показалось правильней. Увы, приказ есть приказ. Представил: граф такой и элдерсмен [1]того–то. Номер не задался — сида подняла бровь.

   — Лжет? — вмешалась девушка в странном наряде. В голосе — искреннее любопытство. Точно, ясновидящая… Думал, что хуже Луковки не бывает? Вот опровержение: получи и приложи печать. Если у этой к способности читать невысказанное богиней вслух еще и неспособность держать язык за зубами… Нион Вахан тоже поняла бы: лукавит, но промолчала бы. Нион, даром что почти ребенок, политик. Эта же — вовсе дитя, хотя в Камбрии таких, бывает, замуж выдают, да и в Мерсии кое–где. Только простая саксонка или горянка скажет: «врет», а то и «брешет», и не вырядится так. Посмеет — отец поперек колена бросит да выпорет как следует! Вот англичанки носят короткое — но и они, как Немайн, под короткую верхнюю тунику с разрезами по бокам оденут второе платье до пят, а не шаровары и обтянутые по ноге шнуровкой остроносые сапоги. Интересно, где такие наряды водятся? Ясно одно: не близко.

   Хорошо хоть, отвечать на вопрос не обязательно. Немайн выручает.

   — Не лжет. Предлагает правила игры. А у меня дела, и тебе стоит немного подождать наверху. Тебе отведут хорошую комнату…

   — Нет!!!

   Цепляется за кисть сиды, как ребенок — за материну юбку, ладонь к груди прижимает. В голосе не страх — ужас.

   — Я только тебя нашла! Августина, ты что, не узнаешь меня? Я же Анастасия! Ну посмотри! Я же точно такая, как была ты! Я через весь мир ехала… Я докажу…

   Снова слезы на глазах. У сиды уши прижаты, уголок губ подергивается. Скоро покажется клык — чуть подлинней человеческого. Влепит пощечину? Нет, прижала к себе. Рослая рыдает на плече у маленькой. Немайн гладит ее по голове, приговаривает:

   — Я тебе верю. Верю, понимаешь? Ты Анастасия… Мы докажем это… А я — Немайн, я помнить тебя не могу. Но за тебя — глотку перегрызу, на меч брошусь, душу не пожалею. Веришь? Только не могу за тебя отдавать чужую жизнь. А теперь может умереть один очень хороший человек. Поверь мне, как я тебе, и прости… Посол?

   Ее голос из бархата обращается шелковой струной. Такая может петь, а может перехватить глотку. Ласкающая смоляные волосы рука исполнена нежности — на лице оскал зверя. Клыкастый!

   — Да, хранительница.

   — Подтвердите — вы нашли только одно женское тело: одета в синее, волосы — выжженная на солнце солома, коса с руку толщиной, закололась. Так?

   — Да. Ведьма была только одна. Убила себя, — Снова захотелось оглянуться, тем более старый хитрец убедился, что Немайн не проведешь. Да, за спиной у графа Окты не простые вельможи, а король Мерсии и его старший сын. Можно было бы закончить игру, но сида ее продолжает. Вот Пенда разжимает кулак, словно выпускает на волю зажатую меж пальцев птичку. Можно говорить дальше.