Кира Касс - Отбор Страница 19

Я приоткрыла балконную дверь и увидела сад. Сквозь заросли змеились тропинки, виднелись фонтаны и скамейки. Повсюду пестрели цветы, а каждая живая изгородь была безукоризненно подстрижена. За этим вылизанным пятачком земли пролегала неширокая открытая полоса, а за ней начинался густой лес. Он уходил так далеко, что невозможно было определить, ограничивается он дворцовыми стенами или нет. Я на миг задумалась, зачем он нужен, потом принялась разглядывать последнюю вещь из дома, которую держала в руке.

Склянку с позвякивающей монеткой. Я несколько раз перекатила ее в ладонях, слушая, как медяшка скользит по стеклянным бокам. Зачем я вообще притащила ее сюда? Чтобы напоминала мне о том, что я никогда не смогу иметь?

При мысли, что любовь, которую я несколько лет взращивала в моем тайном уютном мирке, теперь навсегда для меня потеряна, перехватило горло. После всех волнений это стало последней каплей. Я не знала, какое постоянное место будет здесь у моей склянки, а пока поставила ее на столик у кровати.

Приглушила свет, забралась на постель поверх роскошных одеял и уставилась на монетку. Я позволила себе быть печальной. Позволила себе думать о нем.

Как же так вышло, что я лишилась столь многого за такое непродолжительное время? Разлука с семьей, переезд в незнакомое место и расставание с любимым — этих событий с лихвой хватило бы на сценарий нескольких лет жизни, а не одного дня.

Интересно, что все-таки он хотел сказать перед отъездом? Ему неудобно было произнести это вслух перед всеми — вот единственный вывод, к которому я смогла прийти. Неужели это было что-то про нее?

Я уткнулась в банку.

Вдруг он пытался извиниться? Накануне вечером я хорошо его отчитала. Может, дело в этом?

Или хотел сказать, что в его жизни началась новая глава? Вот спасибо-то! Как будто я сама этого не видела.

А может, наоборот, что он не считал прошлую главу жизни завершенной? И до сих пор меня любил?

Я отгородилась от этой мысли глухой стеной. Нельзя было позволить надежде прорасти в душе. Сейчас необходимо его ненавидеть. Гнев должен дать мне силы идти вперед. Очутиться как можно дальше от него на как можно более долгий срок — отчасти я руководствовалась этим соображением, когда ехала сюда.

Но росток надежды затоптать было не так-то просто. А вместе с надеждой подняла голову и тоска по дому. Как бы хотелось, чтобы Мэй украдкой пробралась ко мне в постель, как она это иногда делала. Следом пришел страх, что другие девушки жаждут избавиться от меня и предпримут новые попытки унизить. А за ним — тревога при воспоминании о том, что меня будут показывать по телевизору на всю страну все время, пока я здесь нахожусь. И ужас от осознания того, что меня могут убить в угоду чьим-то политическим амбициям. Все эти мысли обрушились слишком стремительно, чтобы бедный издерганный рассудок смог их переварить.

Перед глазами все поплыло. Я не сразу поняла, что плачу. Дыхание перехватывало. Меня трясло. В панике я вскочила и бросилась на балкон. С щеколдой справилась не сразу, но в конце концов все-таки удалось. Я надеялась, что на свежем воздухе приду в себя, но лучше не стало. Дыхание оставалось затрудненным и поверхностным.

Вырваться на свободу мне не удалось. Прутья балконной решетки удерживали надежнее всякой клетки. А дворец со всех сторон опоясывала высокая стена с охранниками на наблюдательных вышках. Мне необходимо было попасть наружу, но помощи искать не у кого. Отчаяние отнимало последние силы. Я взглянула на лес — сплошная зеленая масса. Развернулась и бросилась прочь.

Перед глазами все плыло от слез, но я все-таки распахнула двери и помчалась по единственному знакомому коридору, не обращая внимания ни на живописные полотна, ни на гобелены, ни на позолоту. Я едва заметила охранников. Я не ориентировалась во дворце, но знала, что если спущусь по лестнице и поверну в нужную сторону, то увижу массивные стеклянные двери, ведущие в сад. Мне нужно было добраться до этих дверей.

Я слетела по величественной лестнице, шлепая босыми ногами по мраморным ступеням. По пути миновала еще нескольких охранников, но ни один из них меня не остановил, пока я не достигла цели.

Как и днем, по обе стороны от дверей стояли навытяжку два гвардейца, и когда я попыталась пробежать мимо, один из них заступил дорогу, преградив выход какой-то похожей на копье штуковиной.

— Прошу прощения, мисс, но вам придется вернуться в свою комнату, — непреклонным тоном произнес он.

Несмотря на то что говорил он совсем негромко, в тишине коридора его голос показался мне громоподобным.

— Нет… Нет… Мне нужно… выйти…

Язык у меня заплетался, мне не хватало воздуха.

— Мисс, вы должны сейчас же вернуться в свою комнату.

Ко мне направлялся второй охранник.

— Пожалуйста.

Я начала задыхаться. Мне стало страшно, что я вот-вот потеряю сознание.

— Я… я не могу дышать…

Пошатнулась и упала на руки охраннику, который пытался оттеснить меня от дверей. Копье упало на пол. Я цеплялась за гвардейца, с каждой попыткой все больше теряя силы.

— Отпустите ее! — послышался еще один голос, молодой, но властный.

Моя голова не то повернулась, не то мотнулась в ту сторону, откуда он доносился. Это был принц Максон. Из-за угла, под которым я на него смотрела, выглядел он немного необычно, но я узнала его по прическе и деревянной манере держаться.

— Ваше высочество, она не удержалась на ногах. Хотела выйти в сад.

Вид у первого охранника, пока он объяснял все принцу, был нервозный. Если бы оказалось, что он причинил мне вред, ему было бы несдобровать. Я ведь теперь достояние Иллеа.

— Откройте двери.

— Но… ваше высочество…

— Откройте двери и выпустите ее. Живо!

— Сию секунду, ваше высочество.

Первый охранник закопошился, доставая ключи. Продолжая находиться все в том же странном положении, я услышала, как они звякнули, потом щелкнул замок. Принц с опаской наблюдал за моими попытками встать. Потом в лицо ударил свежий воздух, придав необходимые силы. Я высвободилась из рук стражей и как пьяная побрела в сад.

Я немного пошатывалась, но, даже если это и выглядело неизящно, меня это ничуть не заботило. Нужно было во что бы то ни стало вырваться из дворцовых покоев. Я подставила лицо теплому ветру, ощутила босыми ногами траву. Каким-то образом даже явления природы производили здесь впечатление чего-то искусственного. Хотелось добежать до деревьев, но ноги отказались нести меня дальше. Я упала перед небольшой каменной скамьей и осталась сидеть на земле, пачкая изысканный зеленый пеньюар и уронив голову на сложенные на скамью руки.

По лицу тихо струились слезы. Каким образом я здесь очутилась? Как позволила всему этому случиться? Во что я здесь превращусь? Удастся ли мне вернуть себе хотя бы частичку прежней жизни? На все эти вопросы я не знала ответов. И главное, была совершенно бессильна что-либо изменить.

Я слишком глубоко ушла в свои мысли и сообразила, что не одна, лишь когда принц Максон заговорил:

— Дорогая, вам нехорошо?

— Я вам не дорогая. — Подняв голову, я сердито сверкнула глазами. Он безошибочно распознал в моем взоре и тоне неприязнь.

— Чем я вас обидел? Разве я не дал вам то, чего вы хотели?

Принц был искренне озадачен моей реакцией. Наверное, воображал, что мы все молимся на него и благословляем судьбу за то, что он есть на свете.

Я ответила ему бесстрашным взглядом, хотя эффект, должно быть, несколько смазало заплаканное лицо.

— Прошу прощения, дорогая, вы намерены продолжить лить слезы? — От этой перспективы ему явно было не по себе.

— Не смейте называть меня так! Я ничуть не более дорога вам, чем остальные тридцать четыре незнакомки, которых вы держите тут взаперти.

Принц подошел ближе. Очевидно, мои бессвязные высказывания ничуть его не оскорбили. Просто вид сделался какой-то задумчивый. Любопытно было видеть это выражение у него на лице.

Для мужчины он двигался очень грациозно, и вид у него, когда он расхаживал вокруг, был непринужденный. При мысли о том, как по-дурацки все это выглядит, моя решимость слегка поколебалась. Он наглухо упакован в отутюженный костюм, а я полураздета. Если бы его титул не нагнал на меня достаточно страха, это сделала бы его манера держаться. Должно быть, ему нередко приходилось иметь дело с расстроенными людьми, потому что ответил он мне с исключительным спокойствием:

— Это несправедливое утверждение. Мне все вы дороги. Вопрос лишь в том, чтобы выяснить, которая из вас станет дорога наипаче других.

— Наипаче? Вы в самом деле только что сказали «наипаче»?

— Боюсь, что да, — фыркнул он. — Простите, это издержки моего образования.