Галина Гончарова - Средневековая история. Граф и его графиня Страница 19

Двадцать человек. На такой домик – за глаза.

Нет, будь это родовой замок Ивельенов, на их землях, с их людьми… Это же было просто столичное поместье. Чтобы семья останавливалась в нем во время приезда пред королевские очи. Но опять-таки, к чему городить в пригороде замок?

Если на тебя король ополчился – тебя уже ничего не спасет. Хоть ты гору накопай! А если кто-то другой – им тоже так от короля достанется… нет, ну смуты, мятежи и прочее надо принимать в расчет, но тут как с лавиной – не увернешься – сам и виноват.

Поэтому – просто большой дом. Два крыла, балкон… местоположение старших Ивельенов определили по воплям детей. Младших еще придется поискать. Но по обычаю, они будут в другом крыле…

Тени скользнули во двор и принялись рассредоточиваться, согласно утвержденному плану.

И в дом. Где на крыльце уже стоит Ганц Тримейн.

Двое к Лорану Ивельену, двое к Питеру, один к Амалии, еще двое к детям… Ганц не собирался оставлять никого. Связать и увезти всех.

Если это заговор – надо быть втройне осторожными.

Увезти весь молодняк на допрос. Включая близнецов. Ничего, найдут им в Стоунбаге кормилицу, авось, с голоду не помрут. А сам Ганц…

А он перемолвится парой слов с Ивельеном-старшим. Этакий блиц-допрос.

Все прошло без сучка, без задоринки. Ивельенов вытащили фактически из постели – много ты в одной ночной рубашке навоюешь. Но Питера все равно профилактически приложили кулаком по затылку, а руки связали всем, включая и больную девочку.

Жестоко?

А ножом в горло от таких нежных-трепетных созданий не получали?

Вот у Ганца друг получил. Одного урока за глаза хватило.

Слуги сидели у себя по комнатам, как мышки. Дверь людской кто-то из вирман предусмотрительно подпер массивным столом, на который взгромоздили еще один – не сдвинешь. Только дворецкий попытался высунуться, получил по голове – и тихо отдыхал в углу, не возмущаясь более произволом.

Ганц достал кинжал и подошел к Лорану Ивельену.

– Где бумаги?

– Вы хоть понимаете, что творите? – прошипел аристократ. – Я вас…

Дальше слушать стало неинтересно. Таких угроз в своей жизни Ганц получал – прорву. Присылали б на пергаменте – лавку бы открыл и торговал. Поэтому кивок Лейфу, кляп – и блеснул кинжал. Ухо вельможного аристократа, одного из знатнейших герцогов королевства, отделилось от черепа.

Хлынула кровь. Лоран весь выгнулся от боли.

Ганц подождал, пока он чуть придет в себя – и покачал ухом перед его глазами.

– Ивельен, к этому сейчас добавится второе. А потом пойдем вниз. Пальцы на руках обстригу, да и на ногах… и не только на ногах. Кое-что вообще отрезать буду в три приема. Ты что – не понял? Крести козыри, – последнее выражение было подцеплено у Лилиан Иртон. – Мы все знаем. А начнешь упрямиться – прикажу убить твоих внуков. У тебя на глазах резать буду, медленно…

Ивельен попытался изобразить гримасу гордости, но получилось плохо. Ганц протянул руку к колыбельке.

– Настоящих внуков, не этих приблудышей. Ты что думаешь, нам неизвестно – чьи они дети?

Вот теперь – пробрало по-настоящему.

Амалия побледнела так, что черные волосы, казалось, отделились от черепа и парят над ним. Питер пока еще плохо воспринимал окружающее – кулак оказался большим и качественным. А Лоран выглядел… краше в гроб кладут.

– Я сейчас выну кляп. Заорешь – пеняй на себя. Ты учти – это дело о безопасности Короны. То есть у меня все права.

И золотую бляху под нос.

– Захочу – сейчас вас всех повешу и поместье подожгу к Мальдонае.

Не захотели. Лоран кое-как облизнул губы. Взгляд стал… задумчивым, но Ганц опередил.

– Вот только давай без пошлостей. Деньги не предлагай. Торговаться можем за быструю смерть – или медленную и мучительную. Или ты думаешь, я у вас на глазах постесняюсь младенцев каленым железом прижигать, пока не подохнут?

Ганц был страшен в этот момент. Перешагнувший что-то в себе, поднявшийся над герцогами… и Ивельен сломался.

Не сразу, конечно.

После второго уха и трех пальцев.

И в итоге у Ганца оказались на руках письма, расписки, договора… и самое главное.

Свидетельство о браке.

Амалия Иртон и Эдмон Ативернский. Сочетались браком ровно семнадцать лет назад. Все честь по чести, патер, печать… И рядом рассказ того же патера, собственноручно написанный, как он сочетал браком, как давал имена детям… Все с разрешения и согласия как Эдмона, так и Питера.

Ганц вздохнул.

Она была права. До последней минуты права, эта безумная графиня. Как она это угадала? Альдонай ее знает. Хотя малышка действительно копия Имоджин.

Единственное, что беспокоило Ганца…

Лилиан – умница, но только там, где касается дел. А вот с людьми… увы. Чего-то она просто не понимает. А ведь она осталась с королем. Во дворце…

И еще заверяла Ганца, что ничего страшного с ней не случится, у нее все предусмотрено…

Простите – не верилось.

А с другой стороны – вдруг это правда так?

Нет, все равно не верилось…

Так что Ганц сорвал всех ночной дорогой в Стоунбаг. Ивельенов просто погрузили на лошадей, как вьюки – и так повезли. Исключение сделали для Амалии и детей, но и так за ними зорко следили. Удрать не представлялось возможным.

И все равно. В Стоунбаг они доехали только к рассвету.

Эдоард поморщился и потер грудь.

Болело.

Сильно, тупо и приступами. Накатит – отпустит. Накатит – отпустит. Но уснуть не удавалось.

Как же он проглядел, как мог не заметить?!

Как?!

Родная дочь… ладно, она считает его дядей, но ведь все равно – семья?!

Как можно поднимать руку на родных?

Чего ей не хватало?

Денег?

Власти?

Или – просто месть за Эдмона?!

При мысли о сыне боль только усилилась. Эх-х…

Первенец, родной ребенок – и такое…

Инцест, даже подумать страшно. И что самое печальное – вина за это во многом лежит и на Эдоарде. Проглядел, прохлопал ушами… и не обвинишь тут никого иного. Кого?

Джесси?

Если кто не знает, королева – это тоже каторжный труд. Детей-то венценосные супруги – и то видят раз в квартал.

Джайс?

Что смог – то сделал. Но какой из него поверенный девичьих секретов? Да и на Эдмона он никакого влияния не имел. Джес вот вроде бы без левых браков… Ему бы с этим разобраться…

При мысли о Лилиан Иртон, Его величество нахмурил брови.

Интересно – знает ли она о заговоре?

Вряд ли. Ганц не дурак и многое женщине не расскажет, Даже такой. Умной, серьезной… нет, не расскажет. То, что обо всем догадалась именно Лилиан – королю не приходило в голову.