Вероника Мелан - Assassin Страница 19

– Да пусть бы ты порвал весь мой гардероб…- прошептала я. - Хоть всю одежду бы перепортил и черт с ней…

Я снова растеряно всплеснула рукой и не найдя что еще добавить вслух, опустила ее обратно. Даже не открывая коробки, а могла догадаться, что внутри лежат новые платья. Боже мой! Но зачем еще и целых три!

Сгорая от смущения и растерянности, я закрыла лицо руками и просидела так несколько минут.

Затем, наконец, собравшись с мыслями, я поднялась с пола и снова пересела на кровать. Открывая первую коробку, я чувствовала, как мое сердце громко стучит, а руки ходят ходуном. Кое-как, справившись с бантом, я отложила верхнюю в сторону и содрала с нее бумагу.

Перед глазами теперь лежала черная бархатная упаковка все с тем же логотипом «Жорж Авиталь». Открывая крышку, я чувствовала, как сильно дрожат мои пальцы.

В ней лежало неземной красоты золотисто-розовое вечернее платье. Доставая его, я уже точно знала, что это не чета моего бывшему наряду от «Монтильи». Легкий гладкий шелк струился по пальцам, переливаясь всеми оттенками заходящего солнца, воротник и пояс был отделан мелким сверкающим бисером, по низу расклешенной юбки проходил широкий мерцающий узор.

– Вот это да! - восхищенно прошептала я. - Сколько же такое может стоить?

На бирке, что крепилась к платью, было сказано, что эта модель называется «Кассандра», но цена указана не была.

Я медленно покачала головой.

«- И, конечно, это окажется мой размер» - растеряно подумала я.

Подержав еще какое-то время золотистое платье в руках, я отложила его в сторону и открыла две другие коробки. В них так же лежали вечерние платья, но на этот раз темно-синего и коньячного цветов.

– Зачем?… - снова повторила я, глядя на элегантные дорогие наряды.

От смущения и волнения одновременно, мои щеки залила краска Не в силах сдержать охватившие меня эмоции, я зарылась лицом в мягкую ткань и прошептала:

– Рен…

Уже лежа в постели, я все никак не могла заснуть, думая о завтрашней встрече. Гадала какое место выберет Рен, представляла о чем пойдет разговор, раздумывала, стоит ли надеть одно из присланных им платьев. Все они были замечательными, и стоило надеть любое, как зеркало, невзирая на мои придирки к собственной внешности, будто имея собственное мнение, отражало не обычную девушку, а прекрасную королеву. Перестав, наконец, спорить со своенравным зеркалом, я повесила новые наряды в шкаф и легла в постель.

И хотя за окном было темно, а часы на тумбочке показывали двадцать минут двенадцатого, сон не шел.

Не помогали и попытки выбросить все из головы и мысленно рисовать витиеватые узоры. Перед глазами все равно стояло красивое мужественно лицо Рена. Его улыбающиеся губы, смеющиеся глаза.

Как же его преображала улыбка! Как смягчала она жесткие черты и заставляла холодные глаза медленно оттаивать. Она превращала грозного викинга в чувственного мужчину. Она раскалывала ледяную броню и на короткий миг позволяла увидеть истинное лицо…

Рен…

В этот момент я подумала, что люблю его.

Это слово не звучало раньше в моей голове, но каждая новая встреча прибавляла сил тому маленькому ростку, что уже пробился сквозь сомнения, и теперь готов был превратиться в яркий огненный цветок. Оставалось лишь поднести его к солнцу.

И этим солнцем будет Рен.

Завтра.

Подумав об этом, я перевернулась на другой бок, закрыла глаза и, наконец, успокоившись, уснула.

В комнате царил полумрак.

Вернувшись домой только под вечер, Рен сразу поднялся в свой кабинет. Бросив на стол толстую папку с бумагами, он подошел к вмонтированному в стену бару и некоторое время рассматривал ряд стеклянных бутылок, раздумывая, что именно ему выпить.

Остановив свой выбор на виски, он достал бутылку и наполнил стоящий рядом стакан до краев.

Затем расстегнул рубашку, снял с пояса оба ножа и, бросив их на пол, сел в мягкое кожаное кресло.

Сегодня ему предстоит принять решение.

Решение окончательное и бесповоротное.

Слишком долго он чувствовал, как его четкий отлаженный мир постепенно меняется, сходит с привычной орбиты, словно переставший подчиняться физическим законам шар. Чувствовал, как ось, вокруг которой всегда происходило движение его мыслей, вдруг накренилась и натужно заскрипела, причиняя ненужный и болезненный дискомфорт.

Сколько раз за последнее время он совершал импульсивные необдуманные поступки? Почему его мозг перестал держать мощный заслон рациональности, постоянно пропуская сквозь железную броню нежелательные образы и мысли?

Куда подевалась привычная холодность и логичность?

Рен залпом осушил стакан и, протянув руку к стоящей на столе бутылке, снова наполнил его.

Что случилось с его внутренним спокойствием?

Неужели он утратил контроль?

С каких пор он начал пить каждый вечер, в надежде избавиться от преследующих его мыслей?

Эллион.

Да, Эллион. С тех пор, как она появилась, его мир начал меняться.

И Рена это беспокоило.

Не просто беспокоило, угнетало.

Он не корил себя, за то, что спас ее там, в «Сэнди-Паласе», нет. Так подсказывала интуиция, а Рен всегда доверял ей.

Но зачем он сказал Эллион свое имя?

Кто тянул его за язык? Кто приставлял к горлу нож?

Рен усмехнулся.

Если бы ему угрожали ножом, все было бы куда проще. И закончилось через секунду. Но нет, он и без ножа сказал ей то, о чем знали лишь единицы.

Непростительная глупость. Он почувствовал это сразу, как только сделал это, но предпочел оставить все как есть. Завтрак, сентиментальные истории…

Ему не давал покоя еще один вопрос.

Почему, зная, что уже допустил одну ошибку, он согласился снова встретиться?

Рен медленно крутил стакан в руках, размышляя, анализируя, допытываясь…

Он вспомнил их первую встречу, где она смотрела на него, как на бога, несмотря на то, что ей пора было бежать со всех ног. Вспомнил как она села в машину, как ждала его на берегу океана, как пыталась изо всех сил защитить зажатый в руке камень из вазы со стола…

Элли была не просто красивой девушкой. Одной красотой невозможно сотворить с ним такое. Это он знал наверняка. Вспоминая женщин, которые время от времени появлялись в его постели, Рен едва ли мог вспомнить их лица, не говоря уже об именах.

Элли сильно от них отличалась. Ее необычайная хрупкость, чувственность, ранимость постоянно вызывали желание защищать, оберегать… заботиться.

Рен снова поднес стакан к губам и сделал глоток. Виски обжигало, но он не чувствовал этого.

Почему он вообще должен о ком-то заботиться? Он прекрасно владеет холодным оружием, умеет драться. Умеет убивать.

Но он не умеет и не хочет заботиться.