Татьяна Зингер - Чтица Слов Страница 19

— Что это такое? — вопрошала непоседа-Тая, ерзая на стуле. — Магия? Я попаду в академию?

В дни, когда мамаша выводила Таю из Затопленного города наверх, она видела академию, стоящую на вершине холма, и представляла, как ступит в двери, как обучиться какому-нибудь волшебству и заживет себе припеваючи.

— Не магия, — поправлял папаша. — Слова иные. Они направляют нас по верному пути. Тому, кто им обучен, покорится весь мир. Видишь ты тут Слова?

Иногда Тая взаправду различала нечто среди малознакомых букв, и тогда ей приходилось проговаривать увиденное, повторять его. Но ни в коем случае не вслух — Слово пугалось что смешные тараканы, если его произносили при ком-то третьем, даже папаше. Буквы расползались, теряясь в строчках. Разумеется, через несколько минут Тая забывала то Слово, которое читала — в детской голове не держались ненужные ребенку вещи. Что толку ей от этих Слов?. И папаша огорчался, бубнил, что если уж Слово заговорило с Таей, то она должна его запомнить и сложить в цепочку, чтобы потом составить предложения.

Ну а потом папаша запил, спасаясь от несправедливости в стакане с разбавленной водкой, и о Словах более не вспоминал. И Тая о них позабыла: когда до одури охота кушать, об ином и думать не получается.

Теперь же она обложилась книгами с верхней полки первого стеллажа (лучше смотреть по порядку, чтобы не запутаться), листала их, но не находила ни единой буквы, которая загорелась бы, заставила бы обратить на себя внимание.

Бесполезно. Солнце высоко поднялось над гарнизоном, и первый колокол оповестил о завтраке.

Что она делала неправильно?

Злые слезы подступали к глазам. И когда первая слезинка, скатившись по щеке, рухнула на страницу, внизу той высветилось золотым. Тая прочла простое: «Рана». И тотчас почувствовала опустошающую усталость, словно одно Слово высосало из неё дух.

Она отложила книгу, потерла кулаками глаза.

Позже она продолжит вчитываться. Ослепнет, но не сдастся.

А сейчас её ожидает хозяин Дома утех.

14

Без аппетита, но Тая впихнула в себя вязкую, скрипучую на зубах кашу. Голодная жизнь научила простому правилу: предлагают — бери и не выпендривайся. Следуя этому же правилу, она умыкнула со столовой ложку. Нутром чуяла — пригодится.

Дом утех, одноэтажный, сложенный абы как, был по-солдатски прост и пуст: общая зала ожидания, дверь справа, ведущая в жилые помещения, да с десяток комнатушек, где по вечерам девушки обслуживали клиентов. Утешительницы изредка выбредали наружу: одинаково понурые, неразговорчивые, одетые в наглухо закрытые платья из грубой ткани. И чем тут наслаждаться? Продажные девицы в трущобах и то аппетитнее, у них хотя б от дурманящих трав глаза блестят да тела зазывно изгибаются. Эти же производили, мягко говоря, удручающее впечатление. С Таей не здоровались, не глядели даже в её сторону, будто она была не одной из них, а чем-то посторонним, нежелательным.

Ей велели ждать у входа, но Тая не удержалась от соблазна заглянуть за одну из дверей. Ну а что, ей всё равно тут работать.

Кровать, стул, и всё. Ну, правильно, а большего и не требуется. Окна занавешены красными шторами, оттого в комнате затаился кровавый полумрак. Тая, отдернув шторы, впустила солнечный свет, и тот высветил желтым все трещинки, неровности. Пыль, осевшую серым саваном. Залатанное белье с въевшимися пятнами. Всю таинственность комнатушка разом потеряла.

— Вот ты где, — донеслось до неё с порога. — Нравится?

Мужчина был плюгав, несимпатичен, а верхнюю губу его украшала жирная бородавка, похожая на мохнатую муху. Но он так приветливо улыбался, а у глаз его плясали лучики морщин, что казался приятным. Не злым.

— Терпимо, — сказала Тая, занавешивая окна.

— Не против пообщаться в более приятной обстановке?

Видимо, даже хозяин не считал Дом утех чем-то приятном, потому как вывел Таю наружу. Погода располагала: солнце слепило, но не жарило; по небу плыли молочные облака, и в их очертаниях проглядывались самые нелепые вещи: то скачущая лошадь, то человеческий профиль, то куча чего-то, что напомнило напрочь лишенной фантазии Тае навоз. Хозяин взял её под ручку — не нагло, а скорее вежливо, как в верхней части Янга надушенные мужчины ходят с женщинами в пышных платьях. Но Тае не нравилась бесцеремонность чужого касания, потому она ерзала и нервно вела плечом.

«Привыкай, — говорила самой себе. — Тебе всё-таки под мужиков ложиться».

— Не волнуйся, Тая, — сказал хозяин, спрятавшись в тени молодой яблони, что невесть как очутилась посреди гарнизона. — Твою подноготную я уже выведал. Кража? М-да, неужто нынче за столь смешные преступления симпатичных особ готовы навеки упечь в каменную клетку?

Тая слушала вполуха, а взгляд её зацепился за бородавку, которая двигались, когда хозяин открывал рот.

— Хорошо, что ты прибилась к нам, уж я своих девочек в обиду никому не дам. — Хозяин погладил Таю по предплечью. — Видела, в каких они одеждах ходят? — Тая кивнула, припомнив платья, за которыми не разглядеть тел. — Это чтоб ни у кого дурных помыслов не возникло. Мои девочки живут непосредственно в Доме, особо по казармам не расхаживают. Готовят сами, стирают и убирают тоже. Всё на их хрупких плечиках. И, к моей чести, у нас ухоженнее, чем в остальных женских бараках.

Он гордился «своими девочками», аж грудь выпятил. А бородавка-муха всё никак не могла оторвать свое жирное тельце от губы. Тае до дрожи захотелось отколупать её. Она почесала в волосах — всегда чесалась, когда волновалась, — подавила назойливый порыв.

— Все отношения — в строго определенное время, иначе — ни-ни. Деньги не бери и мужчин без моего ведома не принимай. Ясно?

— Ага. — Тая представила, как муха-бородавка, жужжа, улетает с лица хозяина.

— Умница-девочка. — Тот ласково улыбнулся. — Я не ошибаюсь, в тебе есть что-то от рынди?

Вообще, Тая родилась в семье истинных рынди, светловолосых и крупных. Жизнь впроголодь истощила их, но не отняла природной массивности. Женщины Затопленного города доставали мамаше Таи до плеча. Кулак папаши был с голову младенца. И хоть в резких чертах лица их дочери угадывались родительские корни, но темные волосы, каких не встречается у чистокровных рынди, да небольшой рост делали её чужачкой. В детстве мамаша с папашей убеждали Таю, что лишь один рынди из тысячи таков. Что ей передалась кровь бабки, которая служила мудрой при храме богов, и что Тае суждено читать Слова.

Но потом папаша запил. Ум его затуманился, и он, наслушавшись насмешек от пьяниц-товарищей, взялся обвинять мамашу в кровосмешении.