Глен Кук - Черный Отряд Страница 19

Одноглазый начихал на мою семерку и взял себе карту.

– Проклятье!

Он кинул шестерку на мою одинокую карту, добавил еще одну шестерку.

– Момент истины, Свиная Отбивная, – заявил он Гоблину. – Собираешься потягаться с Рассолом? Эти форсбергцы, – добавил он, – настоящие психи. Мне такие еще нигде не попадались.

Мы сидели в крепости уже месяц – многовато для нас, но мне тут нравилось.

– Скоро я настолько к ним привыкну, что они мне понравятся, – сказал я. – Если они научатся любить меня. – Мы уже отбили четыре контратаки. – Ходи, Гоблин, или снимай ставку. Сам знаешь, что уже ободрал меня и Ильмо.

Рассол потеребил ногтем уголок карты, пристально посмотрел на Гоблина.

– У них здесь собрана вся коллекция повстанческих мифов, – сказал он. – Пророки и лжепророки. Пророческие сны. Божественные откровения. Даже пророчество о том, что где-то в этих краях есть ребенок, родившийся реинкарнацией Белой Розы.

– Если ребенок уже здесь, то почему же он еще не прихлопнул нас? – спросил Ильмо.

– Потому что его еще не нашли. Или ее. Говорят, его уже ищет целая толпа местных.

Гоблин струсил. Он взял карту, плюнул, сбросил короля. Ильмо взял себе и сбросил другого короля. Рассол взглянул на Гоблина, еле заметно улыбнулся и взял карту, даже не потрудившись на нее посмотреть, потом бросил пятерку на шестерку, которой Одноглазый побил мою карту, а вынутую новую карту кинул в кучу битых.

– Пятерка? – пискнул Гоблин. – Ты придерживал пятерку? Не могу поверить. У него была пятерка. – Он шлепнул на стол туза. – У него была проклятая пятерка…

– Полегче, полегче, – предостерег его Ильмо. – Вспомни, ведь это ты всегда уговариваешь Одноглазого не кипятиться, верно?

– Он блефовал! Ну как он сумел одурачить меня проклятой пятеркой?

Рассол, все еще еле заметно улыбаясь, собирал выигрыш. Он был доволен собой – сблефовал он классно. Я сам готов был поспорить, что он придержал туза.

Одноглазый сгреб карты и кинул их Гоблину:

– Сдавай.

– Ну, это уж слишком! Он меня надул пятеркой, так мне еще и сдавать!

– Сейчас твоя очередь. Кончай бубнить и тасуй.

– А где ты услышал эту трепотню про реинкарнацию? – спросил я Рассола.

– От Трофея.

Трофеем мы назвали спасенного Вороном старика. Рассол сумел подобрать к замкнувшемуся было в себе старику ключик, и теперь его и девочку уже никто не назвал бы тощими.

Девочку назвали Душечкой. Она очень привязалась к Ворону, повсюду за ним ходила и иногда сводила нас с ума. Я был рад, что Ворон поехал в город, – Душечка почти не будет показываться нам на глаза, пока он не вернется.

Гоблин сдал. Я посмотрел свои карты. Вот уж точно – что в лоб, что по лбу. Чертовски близко к легендарной «пустышке Ильмо», то есть ни единой пары карт одной масти.

Гоблин взглянул на свои, и глаза у него полезли на лоб. Он шлепнул карты на стол картинками вверх.

– Тонк! Будь я проклят, если не тонк! Пятьдесят!

Он сдал себе пять королевских карт – автоматический выигрыш, требующий от партнеров расчета в двойном размере.

– Он способен выиграть, только когда сдает сам себе, – пробурчал Одноглазый.

– А ты, губошлеп, не выигрываешь даже тогда, когда сдаешь, – хихикнул Гоблин.

Ильмо начал тасовать заново.

Мы сыграли очередную партию. В паузах Рассол пересказывал нам обрывки истории про реинкарнацию.

Мимо прошла Душечка – круглое веснушчатое лицо печально, глаза пусты. Я попытался представить ее в образе Белой Розы и не смог. Она для нее не подходила.

На следующем круге сдавал Рассол. Ильмо попытался закончить, имея восемнадцать, но Одноглазый, взяв себе карту, его переплюнул и выиграл с семнадцатью. Я сгреб карты и стал тасовать.

– Ты уж постарайся, Костоправ, – подзуживал меня Одноглазый. – Кончай дурака валять. Видишь, мне пошла карта. Сдай-ка мне тузы и двойки, – Пятнадцать очков и меньше означали автоматический выигрыш, равно как сорок девять и пятьдесят.

– О, извини. Я поймал себя на том, что воспринял эти предрассудки мятежников всерьез.

– Верно, это прилипчивая чепуха, – подтвердил Рассол. – Рождает элегантную иллюзию надежды. – Я нахмурился, глядя на него. Его ответная улыбка оказалась почти застенчивой. – Трудно проиграть, когда ты знаешь, что судьба на твоей стороне. А мятежники это знают. По крайней мере, так говорит Ворон.

– В таком случае нам придется изменить их мысли.

– Не получится. Разгроми их сто раз подряд, а они все будут идти и идти. И именно по этой причине их пророчество исполнится.

– Тогда, – буркнул Ильмо, – нам нужно сделать нечто большее, чем просто разгромить их. Нам нужно их унизить.

Под словом нам он подразумевал всех, кто воевал на стороне Госпожи.

Я швырнул восьмерку в очередную из бесчисленных куч битых карт, ставших вехами моей жизни.

– Что-то мне начинает надоедать.

Меня снедало беспокойство. Хотелось заняться хоть чем-нибудь. Чем угодно.

– За игрой время идет быстрее, – пожал плечами Ильмо.

– Верно, это и есть настоящая жизнь, – поддакнул Гоблин. – Сидишь себе и ждешь. Сам вспомни, много ли мы так сидели за все эти годы?

– Я специально не подсчитывал, – буркнул я. – Но в карты мы играли больше, чем занимались другими делами.

– Ха! – воскликнул Ильмо. – Я слышал чей-то голосок. Он утверждает, что мои овечки заскучали. Так. Рассол, тащика мишени для стрельбы из лука и… – Его слова утонули в дружном стоне.

У Ильмо есть универсальный рецепт против скуки – тяжелые физические упражнения. Если человека прогнать через его дьявольскую полосу препятствий, он или умирает, или излечивается.

Рассол, издав полагающийся в таком случае стон, дополнил свой протест и словами:

– Мне все равно придется разгружать фургоны, Ильмо. Парни уже вот-вот вернутся. Если ты хочешь, чтобы бездельники поразмялись, отдай их лучше мне.

Мы с Ильмо переглянулись. Гоблин и Одноглазый встревожились. Как, они еще не вернулись? Фургоны должны были приехать еще до полудня. Я-то думал, что парни давно отсыпаются. Те, кто отправляется в «турнепсный патруль», до конца дня больше не работники.

– Я думал, они давно уже здесь, – сказал Ильмо.

Гоблин махнул рукой в сторону кучки битых карт. Его карты на мгновение зависли в воздухе. Он хотел дать нам понять, что отпускает всех.

– Проверю-ка я, как там у них дела.

Карты Одноглазого заскользили по столу, извиваясь, словно червяки.

– Нет, я проверю, Карапуз.

– Я первый вызвался, Жабье Дыхание.

– А я старше.

– Сделайте это оба, – предложил Ильмо и повернулся ко мне: – Я собираю патруль. Пойди скажи Лейтенанту. – Он бросил карты и направился к конюшне, выкрикивая на ходу имена.